Неточные совпадения
— Вот как бы твой земляк-то не уперся да не написал предварительно к немцу, — опасливо заметил Мухояров, — тогда,
брат, плохо! Дела никакого затеять нельзя: она
вдова, не девица!
— Врешь! Там кума моя живет; у ней свой дом, с большими огородами. Она женщина благородная,
вдова, с двумя детьми; с ней живет холостой
брат: голова, не то, что вот эта, что тут в углу сидит, — сказал он, указывая на Алексеева, — нас с тобой за пояс заткнет!
Она принадлежит Старджису, представителю в настоящее время американского дома Russel и C˚ в Маниле, еще Мегфору, который нас возил, и
вдове его
брата.
Но и русский язык был доведен до того же; для него и для всего прочего был приглашен сын какой-то вдовы-попадьи, облагодетельствованной княгиней, разумеется, без особых трат: через ее ходатайство у митрополита двое сыновей попадьи были сделаны соборными священниками. Учитель был их старший
брат, диакон бедного прихода, обремененный большой семьей; он гибнул от нищеты, был доволен всякой платой и не смел делать условий с благодетельницей
братьев.
И он, в самом деле, потухал как-то одиноко в своей семье. Возле него стоял его
брат, его друг — Петр Васильевич. Грустно, как будто слеза еще не обсохла, будто вчера посетило несчастие, появлялись оба
брата на беседы и сходки. Я смотрел на Ивана Васильевича, как на
вдову или на мать, лишившуюся сына; жизнь обманула его, впереди все было пусто и одно утешение...
В уездном суде шел процесс богатого помещика, графа Е — ского, с бедной родственницей, кажется,
вдовой его
брата.
— Не женись на молоденькой… Ваша
братья, старики, больно льстятся на молодых, а ты бери
вдову или девицу в годках. Молодая-то хоть и любопытнее, да от людей стыдно, да еще она же рукавом растрясет все твое богатство…
В Тобольске живут Фонвизины и
братья Бобрищевы-Пушкины. Служат: Анненков, Свистунов и Александр Муравьев. С последним из них переехал и Вольф с правом заниматься медицинской практикой. В Таре — Штейнгейль. В Кургане — Щепин-Ростовский и Башмаков. На службе Фондер-Бригген. В Омске на службе Басаргин. Наконец, в Ялуторовске — Матвей Муравьев, Тизенгаузен, Якушкин, Оболенский и я. Сверх того две
вдовы: А. В. Ентальцева и Д. И. Кюхельбекер.
Здесь вдова-камергерша Мерева, ее внучка, которой Помада когда-то читал чистописание и которая нынче уже выходит замуж за генерала; внук камергерши, в гусарском мундире, с золотушным шрамом, выходящим на щеку из-под левой челюсти; Алексей Павлович Зарницын в вицмундире и с крестом за введение мирового положения о крестьянах, и, наконец,
брат Евгении Петровны, Ипполит Петрович Гловацкий, которого некогда с такими усилиями старались отратовать от тяжелой ответственности, грозившей ему по университетскому делу.
В Харькове у
вдовы был
брат, служивший чем-то по винному откупу.
— Ведаю себя чистым пред богом и пред государем, — ответствовал он спокойно, — предаю душу мою господу Иисусу Христу, у государя же прошу единой милости: что останется после меня добра моего, то все пусть разделится на три части: первую часть — на церкви божии и на помин души моей; другую — нищей
братии; а третью — верным слугам и холопям моим; а кабальных людей и рабов отпускаю вечно на волю!
Вдове же моей прощаю, и вольно ей выйти за кого похочет!
Его мамаша, Ольга Ивановна,
вдова коллежского секретаря и родная сестра Кузьмичова, любившая образованных людей и благородное общество, умолила своего
брата, ехавшего продавать шерсть, взять с собою Егорушку и отдать его в гимназию; и теперь мальчик, не понимая, куда и зачем он едет, сидел на облучке рядом с Дениской, держался за его локоть, чтоб не свалиться, и подпрыгивал, как чайник на конфорке.
Она была
вдова, бездетна и довольно богата, жила вместе с своим
братом, отставным штаб-ротмистром Сергеем Павлычем Волынцевым.
Я уж давно хотела бросить
брата, но рассудила, что я старая
вдова, ко мне ничего не пристанет, а если я брошу дом, так они будут верхом по комнатам ездить.
Выше я говорил о красивом и
вдовом соседе, адъютанте московского генерал-губернатора П. П. Новосильцове, но приходится сказать несколько и о старшем
брате его Николае Петровиче, товарище министра внутренних дел, бывшем в милости при дворе. Так как отец наш пользовался славою замечательного сельского хозяина, то приехавший на лето в деревню Н. П.
— Мадам Иванова, вы же смотрите за собачкой. Может, я и не вернусь, так будет вам память о Сашке. Белинька, собачка моя! Смотрите, облизывается. Ах ты, моя бедная… И еще попрошу вас, мадам Иванова. У меня за хозяином остались деньги, так вы получите и отправьте… Я вам напишу адреса. В Гомеле у меня есть двоюродный
брат, у него семья, и еще в Жмеринке живет
вдова племянника. Я им каждый месяц… Что же, мы, евреи, такой народ… мы любим родственников. А я сирота, я одинокий. Прощайте же, мадам Иванова.
Он написал к
вдове письмо, полное родственного участия, звал ее в Москву для окончания дел и для того, чтобы показать ему наследника его
брата, а может и его собственного, печься о котором он считал священной обязанностью, ибо богом и законом назначен ему в опекуны.
Татьяна,
вдова, двоюродная сестра мельника, высокая, с багровым сердитым лицом и большим носом, внесла в огород тяжёлую корзину мокрого белья, покосилась на
брата с племянником и начала, высоко вскидывая руки, разбрасывать бельё на верёвки.
В начале апреля 1870 года моя матушка Клавдия Архиповна,
вдова поручика, получила из Петербурга, от своего
брата Ивана, тайного советника, письмо, в котором, между прочим, было написано: «Болезнь печени вынуждает меня каждое лето жить за границей, а так как в настоящее время у меня нет свободных денег для поездки в Мариенбад, то весьма возможно, что этим летом я буду жить у тебя в твоей Кочуевке, дорогая сестра…»
Так и в старинных записях писано: «А вынутый клад впрок бы пошел, ино церковь Божию не забыть, нищей
братье расточить,
вдову, сироту призреть, странного удоволить, алчного напитать, хладного обогреть».
— Дай ему Бог доброго здоровья и души спасения, — набожно, вполголоса, проговорила Аксинья Захаровна. — Слыхали и мы про великие добродетели Семена Елизарыча. Сирым и
вдовым заступник, нищей
братии щедрый податель, странным покой, болящим призрение… Дай ему, Господи, телесного здравия и душевного спасения…
Куда деваться двадцатипятилетней
вдове, где приклонить утомленную бедами и горькими напастями голову? Нет на свете близкого человека, одна как перст, одна голова в поле, не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. На другой день похорон писала к
брату и матери Манефе, уведомляя о перемене судьбы, с ней толковала молодая
вдова, как и где лучше жить — к
брату ехать не хотелось Марье Гавриловне, а одной жить не приходится. Сказала Манефа...
Брат Евпраксии Васильевны был
вдов: он потерял жену на второй год после свадьбы и целых два месяца после того провел в лечебнице для душевнобольных; сама она была незамужняя, хотя когда-то имела роман со студентом.
Все остальное большое состояние бездетного старого Бодростина перешло к его
вдове и
брату, нынешнему мужу Глафиры Васильевны Бодростиной, урожденной Агатовой.
— Досадно больно, однако ж, — сказал Людвикович, положивший важный куш на алтарь отчизны, — что наши же братья-поляки, узнав мою тайну, обнаруживают ее нескромными речами и расстраивают мои виды на богатую
вдову.
У него был
брат Иван Парфентьевич, не имевший за душой ни гроша, но счастливо женившийся на богатой пожилой
вдове, имевшей около Таганрога большую усадьбу.
От такой небывалой благодарности Антон покраснел до белка глаз и смутился… Несвязно, едва внятно изъясняет он свою радость, что возвратил к жизни такое прекрасное существо. Вспомнив о
брате Анастасии, он не удивляется, почему гречанка предпочтена
вдове Селиновой.
Здесь были Сурмин, Тони,
вдова Левкоева, соседка по квартире Ранеевых, сынок ее, только что на днях испеченный корнет, и маленький, худенький студент — юрист Лидин, которого привела с собою Тони. Он хаживал к Крошке Доррит то посоветоваться с ней, то посоветовать ей по какому-нибудь запутанному делу, то позаимствовать у нее «томик» свода законов. Двух
братьев Лориных и Даши тут не было, потому что они избегали всякого светского общества. Остальных членов семейства Ранеевы не знали даже в лицо.
— Какой вздор! Что ж неудобно! Ты боишься, что ли, меня скомпрометировать? Молодая
вдова и молодой человек. Ты мой
брат. Да если б и не был даже
братом, перед кем же мне теперь стесняться? Я там кроме природы, неба, воды и Зильберглянца и видеть-то никого не буду.
Она была
вдова врача и жила у
брата, вела у него хозяйство.
Но есть и исключительные: мальчик водит слепых, девочка в няньках у богатого мужика, мальчик в мастеровых, мужик бьет кирпич или делает севалки, баба — повитуха, лекарка,
брат слепой — побирается, грамотный — читает псалтирь по мертвым, старик растирает табак,
вдова тайно торгует водкой.
«Я скажу тебе, православный царь:
Я убил его вольной волею,
А за что про что — не скажу тебе,
Скажу только богу единому.
Прикажи меня казнить — и на плаху несть
Мне головушку повинную;
Не оставь лишь малых детушек,
Не оставь молодую
вдову,
Да двух
братьев моих своей милостью...