Неточные совпадения
Дорогой адмирал послал сказать начальнику города, что он желает видеть его у себя и удивляется, что тот не хочет показаться. Велено прибавить, что мы пойдем сами в замок видеть их двор. Это очень подействовало.
Чиновник, или секретарь начальника, отвечал, что если мы имеем сказать что-нибудь
важное, так он, пожалуй, и приедет.
Они стали все четверо в ряд — и мы взаимно раскланялись. С правой стороны, подле полномочных, поместились оба нагасакские губернатора, а по левую еще четыре, приехавшие из Едо, по-видимому,
важные лица. Сзади полномочных сели их оруженосцы, держа богатые сабли в руках; налево, у окон, усажены были в ряд
чиновники, вероятно тоже из Едо: по крайней мере мы знакомых лиц между ними не заметили.
Председательствующий Никитин был совершенно искренно уверен, что суждения о разных
чиновниках первых двух классов, с которыми он входил в сношения во время своей службы, составляют очень
важный исторический материал.
Но Нехлюдов, не слушая его, прошел в дверь и обратился к встретившему его
чиновнику, прося его доложить прокурору, что он присяжный, и что ему нужно видеть его по очень
важному делу.
Петр Ильич вежливо, но настоятельно попросил ее доложить барыне, что вот, дескать, пришел здешний один
чиновник, Перхотин, по особому делу, и если б не
важное такое дело, то и не посмел бы прийти — «именно, именно в этих словах доложите», — попросил он девушку.
В один из таких приездов ему доложили, что уже три дня ходит какой-то
чиновник с кокардой и портфелем, желающий говорить лично «только с самим» по
важному делу, и сейчас он пришел и просит доложить.
Кроме Белоконской и «старичка сановника», в самом деле
важного лица, кроме его супруги, тут был, во-первых, один очень солидный военный генерал, барон или граф, с немецким именем, — человек чрезвычайной молчаливости, с репутацией удивительного знания правительственных дел и чуть ли даже не с репутацией учености, — один из тех олимпийцев-администраторов, которые знают всё, «кроме разве самой России», человек, говорящий в пять лет по одному «замечательному по глубине своей» изречению, но, впрочем, такому, которое непременно входит в поговорку и о котором узнается даже в самом чрезвычайном кругу; один из тех начальствующих
чиновников, которые обыкновенно после чрезвычайно продолжительной (даже до странности) службы, умирают в больших чинах, на прекрасных местах и с большими деньгами, хотя и без больших подвигов и даже с некоторою враждебностью к подвигам.
В несчастных наших
чиновниках и здесь есть страсть, только что дослужатся до коллежского асессора, тотчас заводят дворню; но большею частью эта дворня по смерти кол[лежского] асессора получает свободу, потому что дети не имеют права владеть, родившись прежде этого
важного чина.
…Говорит, что арестовано только 10 человек, что взят какой-то старик, довольно
важное лицо, что фельдъегерь поскакал за какими-то золотоискателями в Красноярск и, наконец, что некоторых
чиновников министерства финансов, его знакомых, просто посеклис родительскою нежностию и отпустили.
В Петербурге он слыл за человека с деньгами, и, может быть, не без причины; служил при каком-то
важном лице
чиновником особых поручений и носил несколько ленточек в петлице фрака; жил на большой улице, занимал хорошую квартиру, держал троих людей и столько же лошадей.
— Катрин, я непременно желаю, чтобы Василий Иваныч обедал с нами; он не лакей наш и обедает там где-то, я и не знаю… тем больше, что теперь он
чиновник даже и — что
важней всего — нужнейший нам человек!
Щекотливая бумага была нечто бесформенное, которым в неприятных, каверзливых выражениях, какими преизобилует канцелярский язык, благочинный Туберозов не то приглашался, не то вызывался «конфиденциально» к
чиновнику Борноволокову «для дачи объяснений относительно
важных предметов, а также соблазнительных и непристойных поступков дьякона Ахиллы Десницына».
Это всё то же, что происходило последние года в воинских присутствиях: сидят за столом за зерцалом, на первых местах, под портретом во весь рост императора, старые,
важные, в регалиях
чиновники и свободно, развязно беседуют, записывают, приказывают и вызывают. Тут же в наперсном кресте и шелковой рясе с выпростанными седыми волосами на эпитрахили благообразный старец священник перед аналоем, на котором лежит золотой крест с кованным в золоте Евангелием.
Это были чопорные и
важные иностранцы, совершенно непохожие на всех остальных наших милых
чиновников, в засаленных синих сюртуках и фраках, редко бритых, говоривших на «о».
Сбегали мы также с ней и в кладовые амбары, где хранилось много драгоценностей: медные, железные и резной костью оклеенные ларцы с разными штуфами и окаменелостями, подаренными некогда моей матери каким-то
важным горным
чиновником; посетили и ключницу Пелагею на погребе и были угощены холодными густыми сливками с черным хлебом.
Пародия была впервые полностью развернута в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный
чиновник»: «В настоящее время, когда в нашем отечестве поднято столько
важных вопросов, когда на служение общественному благу вызываются все живые силы народа, когда все в России стремится к свету и гласности, — в настоящее время истинный патриот не может видеть без радостного трепета сердца и без благодарных слез в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не может истинный патриот и ревнитель общего блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих в мрачные углы и на грязные лестницы низших судебных инстанций и сырых квартир мелких
чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, — словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих в низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить в сих очерствевших и ожесточенных в заблуждении, но тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное сознание своих пороков и слезное в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая литература наша, этот великий двигатель общественного развития, не остается праздною зрительницею народного движения в настоящее время, когда в нашем отечестве возбуждено столько
важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному благу, когда все в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
Как вот пробирается
чиновник, подумал я,
важный, в мундире, и прямо ко мне; и он с предложением, чтобы я садился.
Бедный, невинный
чиновник! он не знал, что для этого общества, кроме кучи золота, нужно имя, украшенное историческими воспоминаниями (какие бы они ни были), имя, столько у нас знакомое лакейским, чтоб швейцар его не исковеркал, и чтобы в случае, когда его произнесут, какая-нибудь
важная дама, законодательница и судия гостиных, спросила бы — который это? не родня ли он князю В, или графу К? Итак, Красинский стоял у подъезда, закутанный в шинель.
Мало-помалу присоединяются к их обществу все, окончившие довольно
важные домашние занятия, как то: поговорившие с своим доктором о погоде и о небольшом прыщике, вскочившем на носу, узнавшие о здоровье лошадей и детей своих, впрочем показывающих большие дарования, прочитавшие афишу и
важную статью в газетах о приезжающих и отъезжающих, наконец выпивших чашку кофию и чаю; к ним присоединяются и те, которых завидная судьба наделила благословенным званием
чиновников по особым поручениям.
В его приемах как-то едва ощутимо сказывалось как будто непрестанное сознание, что вот он, «простой себе еврей», сидит в гостиной или в кабинете у «гоя» [Иноверец, не-еврей (евр.)],
важного «пурица» и
чиновника, и что для его долгополого кафтана, хотя и сшитого из тонкого сукна, — это большая честь…
Его провожали несколько полицейских чинов и какие-то
чиновники не из
важных.
Прислали раз из Петербурга по одному делу
чиновника очень не из
важных, а этакого, состоящего при департаменте.
Уже одна возможность таких историй, какая описана в повести «Отец и дочь», с казначеем, у которого начальник взял казенные деньги без расписки и потом отрекся, — или хоть таких, как в «Чиновнице», где назначение
чиновника на место зависит от горничной жены [
важного] начальника, — одна возможность таких происшествий должна пробуждать чувство положительного недовольства.
В головах Песоченского приказа сидел Михайло Васильич Скорняков, тот самый, что на именинах Аксиньи Захаровны втянулся было в затеянное Стуколовым ветлужское дело. Жил он верстах в десяти от Песочного, в приказ приезжал только по самым
важным делам. Всем заправлял писарь, молодой парень из удельных же крестьян. Обыкновенно должность писаря в удельных приказах справлялась мелкими
чиновниками; крестьяне редко на нее попадали. Одним из таких был Карп Алексеич Морковкин, писарь Песоченского удельного приказа.
Анцыфров, видимо, желал порисоваться, — показать, что и он тоже такого рода
важная птица, которую есть за что арестовать. Полояров, напротив, как-то злобно отмалчивался. По сведениям хозяйки, оказалось, однако, что забрано в ночь вовсе не множество, на чем так упорно продолжал настаивать Анцыфров, а всего только четыре человека: один молодой, но семейный
чиновник, один офицер Инфляндманландского полка, племянник соборного протопопа да гимназист седьмого класса — сын инспектора врачебной управы.
— Хорош! — повторила она страстным шепотом, нагнулась к нему лицом и сжала сильнее его руку. Вася! так он мне противен… Голоса — и того не могу выносить: шепелявит, по-барски мямлит. — Она сделала гримасу. — И такого человека, лентяя, картежника, совершенную пустушку, считают отличным
чиновником,
важные дела ему поручали, в товарищи прокурора пролез под носом у других следователей. Один чуть не двадцать лет на службе в уезде…
И поразительно скоро — как все говорили тогда за кулисами — он приобрел тон и обхождение скорее
чиновника, облекся в вицмундир и усилил еще свой обычный
важный вид, которым он отличался и как председатель Общества драматических писателей, где мы встречались с ним на заседаниях многие годы.
Для жены
чиновника достижение мужем места начальника отделения было еще
важнее.
— Но вы понимаете! — рассказывал Брук. — Слушаю я их — форменное сборище каких-то темных личностей, мошенников! За каждый из их поступков полагается по нескольку лет Сибири! И этот делопроизводитель — опытнейший жулик, и
важный такой! Не зауряд-чиновник, как мы, а титулярный советник.
— Покорно благодарю, князь, — отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким
важным штабным
чиновником. — Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами, шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого-то
важного французского
чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу.
Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже
важных губернских
чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских,
важных и неважных
чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе
чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.