Неточные совпадения
Воспламенившись, Катерина Ивановна немедленно распространилась о всех подробностях
будущего прекрасного и спокойного житья-бытья в Т…; об учителях гимназии, которых она пригласит для уроков в свой пансион; об одном почтенном старичке, французе Манго, который учил по-французски еще самое Катерину Ивановну в институте и который еще и теперь доживает свой
век в Т… и, наверно, пойдет к ней за самую сходную плату.
Впрочем, в встрече его с нею и в двухлетних страданиях его было много и сложного: «он не захотел фатума жизни; ему нужна была свобода, а не рабство фатума; через рабство фатума он принужден был оскорбить маму, которая просидела в Кенигсберге…» К тому же этого человека, во всяком случае, я считал проповедником: он носил в сердце золотой
век и знал
будущее об атеизме; и вот встреча с нею все надломила, все извратила!
Тогда это не могло быть еще так видно, ибо
будущее было неведомо, но теперь, когда прошло пятнадцать
веков, мы видим, что все в этих трех вопросах до того угадано и предсказано и до того оправдалось, что прибавить к ним или убавить от них ничего нельзя более.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и не в той комнате, а во флигеле, был такой человек, преданный, твердый, совсем не такой, как он, не развратный, который хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все, не противился, главное — не укорял и ничем бы не грозил, ни в сем
веке, ни в
будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от кого?
Прудон, конечно, виноват, поставив в своих «Противоречиях» эпиграфом: «Destruam et aedificabo»; [«Разрушу и воздвигну» (лат.).] сила его не в создании, а в критике существующего. Но эту ошибку делали спокон
века все, ломавшие старое: человеку одно разрушение противно; когда он принимается ломать, какой-нибудь идеал
будущей постройки невольно бродит в его голове, хотя иной раз это песня каменщика, разбирающего стену.
Чему-нибудь послужим и мы. Войти в
будущее как элемент не значит еще, что
будущее исполнит наши идеалы. Рим не исполнил ни Платонову республику, ни вообще греческий идеал. Средние
века не были развитием Рима. Современная мысль западная войдет, воплотится в историю, будет иметь свое влияние и место так, как тело наше войдет в состав травы, баранов, котлет, людей. Нам не нравится это бессмертие — что же с этим делать?
Но последствия творческого духовного подъема начала XX
века не могут быть истреблены, многое осталось и будет в
будущем восстановлено.
Я много уже перенес и еще больше предстоит в
будущем, если богу угодно будет продлить надрезаннуюмою жизнь; но все это я ожидаю как должно человеку, понимающему причину вещей и непременную их связь с тем, что рано или поздно должно восторжествовать, несмотря на усилие людей — глухих к наставлениям
века.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами,
будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше
век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Хохол заметно изменился. У него осунулось лицо и отяжелели
веки, опустившись на выпуклые глаза, полузакрывая их. Тонкая морщина легла на лице его от ноздрей к углам губ. Он стал меньше говорить о вещах и делах обычных, но все чаще вспыхивал и, впадая в хмельной и опьянявший всех восторг, говорил о
будущем — о прекрасном, светлом празднике торжества свободы и разума.
Оба они — люди передовые, провидящие в недалеком
будущем золотой
век; оба законодательствуют, громят консерваторов и их козни.
Так же жмутся и тянутся назад к своему безумному строю жизни, своим фабрикам, судам, тюрьмам, казням, войнам люди, которых зовет христианство на волю, на свободную, разумную жизнь
будущего, наступающего
века.
Человек древнего мира мог считать себя вправе пользоваться благами мира сего в ущерб другим людям, заставляя их страдать поколениями, потому что он верил, что люди рождаются разной породы, черной и белой кости, Яфетова и Хамова отродья. Величайшие мудрецы мира, учители человечества Платон, Аристотель не только оправдывали существование рабов и доказывали законность этого, но даже три
века тому назад люди, писавшие о воображаемом обществе
будущего, утопии, не могли представить себе его без рабов.
Подколесин. Ну, брат, благодарю! Теперь я вижу всю твою услугу. Отец родной для меня не сделал бы того, что ты. Вижу, что ты действовал из дружбы. Спасибо, брат,
век буду помнить твою услугу. (Тронутый.)
Будущей весною навещу непременно могилу твоего отца.
Нет! мы не уступим никому чести московского пожара: это одно из драгоценнейших наследий, которое наш
век передаст
будущему.
Так и в этом выразился блестящий
век Екатерины —
век веселый,
век празднеств, пиров, без заботы об отдаленном
будущем, с мыслию, что все на час и что нужно скорее пользоваться жизнью.
Таких данных уже совершенно достаточно было образованным людям того времени — и особенно писателям, людям скромным и негосударственным — для того чтобы предаться отрадным ожиданиям и даже представить себе уже осуществленною мечту далекого
будущего о златом
веке.
Мысль о золотом
веке сродна всем народам и доказывает только, что люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на
будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения.
Мечты [
будущего] золотого
века!» — закричали после этого рассказа практические люди с гуманными взглядами, но с тайною симпатиею к крепостным отношениям.
И никаким именем не может быть она названа ни на языке (κατά) нынешнего
века, ни
будущего; не может ее выразить никакое слово (λόγος), рождающееся в душе или произносимое устами; не достигает ее никакое чувство или помышление (επαφή τις αισθητή ή νοερά); не может быть она выражена никаким образом (φαντασία).
Нельзя тому быть, чтоб не покарал он его в сем
веке и в
будущем.
Языческое мифологическое сознание знает золотой
век, рай в прошлом, но не знает мессианского ожидания рая в
будущем.
Лучшие, наиболее культурные и мыслящие русские люди XIX
века не жили в настоящем, которое было для них отвратительно, они жили в
будущем или прошлом.
Сколько бы ни уверяли людей суеверия религиозные и научные о таком
будущем золотом
веке, в котором всего всем будет довольно, разумный человек видит и знает, что закон его временного и пространственного существования есть борьба всех против каждого, каждого против каждого и против всех.
Не будем и мы поднимать завесу этой
будущей новой жизни нашего «героя конца
века».
По окончании курса он был сперва учителем математики в том же шляхетском корпусе, но вскоре по вызову великого князя Павла Петровича, в числе лучших офицеров, был отправлен на службу в гатчинскую артиллерию, где Алексеем Андреевичем и сделан был первый шаг к быстрому возвышению. Вот как рассказывают об этом, и, надо сказать, не без злорадства, современники
будущего графа, либералы конца восемнадцатого
века — водились они и тогда.
Во всем еже повелено и доверено ми будет, аз клятвою тяжкою связываю душу мою, от нее же ни в сей
век, ни в
будущий разрешити мя может кто, клятвопреступника, буде ее учиню — и сей самый нож, еже при бедру мою ношу, пройдет внутренняя моя, руками сих братии моих, пьющих от единыя со мною чаши».
Стр. 308. «Ролла» — поэма А. Мюссе (1833), в центре которой герой, пораженный «болезнью
века» — скепсисом и безверием, не приемлющий ни прошлого, ни настоящего, ни
будущего.
Все, несомненно, сулило в
будущем счастливые, беспечальные дни отживающим свой
век старикам и радужное продолжительное
будущее женеху и невесте. Мрак, тяготевший над высоким домом в течение четверти
века, рассеялся, и все кругом залито было ярким солнечным светом.
Отверзи щедрую руку твою, благоволи от праведных трудов своих некое подаяние нищенствующей братии учинити, да узриши сыны сынов своих и да сподобишися пел и я и богатыя милости от самого царя небеснаго в сей
век и в
будущий.
Этот золотой
век, который, по их понятиям, наступит в отдаленной будущности, они считают идеалом земной жизни, презирая все прошедшее, все настоящее, все близкое
будущее.
Я убежден, что через несколько
веков история так называемой научной деятельности наших прославляемых последних
веков европейского человечества будет составлять неистощимый предмет смеха и жалости
будущих поколений.
Все привычные категории мысли и формы жизни самых «передовых», «прогрессивных», даже «революционных» людей XIX и XX
веков безнадежно устарели и потеряли всякое значение для настоящего и особенно для
будущего.