Неточные совпадения
Каждый из них, поклонясь Марине, кланялся всем братьям и снова — ей. Рубаха
на ней, должно быть, шелковая, она — белее, светлей. Как Вася, она тоже показалась Самгину выше ростом. Захарий высоко поднял свечу и, опустив ее, погасил, — то же сделала маленькая женщина и все другие. Не разрывая полукруга, они
бросали свечи за спины себе, в
угол. Марина громко и сурово сказала...
В глазах был испуг и тревога. Она несколько раз трогала лоб рукой и села было к столу, но в ту же минуту встала опять, быстро сдернула с плеч платок и
бросила в
угол за занавес,
на постель, еще быстрее отворила шкаф, затворила опять, ища чего-то глазами по стульям,
на диване — и, не найдя, что ей нужно, села
на стул, по-видимому, в изнеможении.
«Ишь ведь! снести его к матери; чего он тут
на фабрике шлялся?» Два дня потом молчал и опять спросил: «А что мальчик?» А с мальчиком вышло худо: заболел, у матери в
угле лежит, та и место по тому случаю у чиновников
бросила, и вышло у него воспаление в легких.
Младший и самый веселый из наших спутников, Зеленый, вскочил
на скамью и, с неизменным хохотом, ухватив где-то из
угла кота,
бросил его под каскады.
На арене ничего еще не было. Там ходил какой-то распорядитель из тагалов, в розовой кисейной рубашке, и собирал деньги
на ставку и за пари. Я удивился, с какой небрежностью индийцы
бросали пригоршни долларов, между которыми были и золотые дублоны. Распорядитель раскладывал деньги по кучкам
на полу,
на песке арены.
На ней, в одном
углу,
на корточках сидели тагалы с петухами, которым предстояло драться.
Люди наши, заслышав приказ, вытащили весь багаж
на палубу и стояли в ожидании, что делать. Между вещами я заметил зонтик, купленный мной в Англии и валявшийся где-то в
углу каюты. «Это зачем ты взял?» — спросил я Тимофея. «Жаль оставить», — сказал он. «
Брось за борт, — велел я, — куда всякую дрянь везти?» Но он уцепился и сказал, что ни за что не
бросит, что эта вещь хорошая и что он охотно повезет ее через всю Сибирь. Так и сделал.
Она осветила кроме моря еще озеро воды
на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не
бросило куда-нибудь в
угол, пожалуй
на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром не слыхать. Луны не было.
Лоскутов
бросил недокуренную папиросу в
угол, прошелся по комнате несколько раз и, сделав крутой поворот
на каблуках, сел рядом с Приваловым и заговорил с особенной отчетливостью...
Он не пошел за ней, а прямо в кабинет; холодно, медленно осмотрел стол, место подле стола; да, уж он несколько дней ждал чего-нибудь подобного, разговора или письма, ну, вот оно, письмо, без адреса, но ее печать; ну, конечно, ведь она или искала его, чтоб уничтожить, или только что
бросила, нет, искала: бумаги в беспорядке, но где ж ей било найти его, когда она, еще
бросая его, была в такой судорожной тревоге, что оно, порывисто брошенное, как
уголь, жегший руку, проскользнуло через весь стол и упало
на окно за столом.
— Нечего: старик! женихов-то не непочатой
угол; раз-другой, и обчелся. Привередничать-то
бросить надо, не век
на шее у матери сидеть.
Он
бросал деньги направо и налево, никому ни в чем не отказывал, особенно учащейся молодежи, держал
на Тверской,
на углу Чернышевского переулка, рядом с генерал-губернаторским домом магазинчик виноградных вин из своих великолепных крымских виноградников «Новый Свет» и продавал в розницу чистое, натуральное вино по двадцать пять копеек за бутылку.
Снова началось что-то кошмарное. Однажды вечером, когда, напившись чаю, мы с дедом сели за Псалтырь, а бабушка начала мыть посуду, в комнату ворвался дядя Яков, растрепанный, как всегда, похожий
на изработанную метлу. Не здоровавшись,
бросив картуз куда-то в
угол, он скороговоркой начал, встряхиваясь, размахивая руками...
Он
бросил лопату и, махнув рукою, ушел за баню, в
угол сада, где у него были парники, а я начал копать землю и тотчас же разбил себе заступом [Заступ — железная лопата.] палец
на ноге.
Человек медленно снял меховую куртку, поднял одну ногу, смахнул шапкой снег с сапога, потом то же сделал с другой ногой,
бросил шапку в
угол и, качаясь
на длинных ногах, пошел в комнату. Подошел к стулу, осмотрел его, как бы убеждаясь в прочности, наконец сел и, прикрыв рот рукой, зевнул. Голова у него была правильно круглая и гладко острижена, бритые щеки и длинные усы концами вниз. Внимательно осмотрев комнату большими выпуклыми глазами серого цвета, он положил ногу
на ногу и, качаясь
на стуле, спросил...
Софья, закуривая папиросу, взглянула
на брата и широким жестом
бросила спичку куда-то в
угол.
Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите, как фельдшер
бросит в
угол отрезанную руку; увидите, как
на носилках лежит, в той же комнате, другой раненый и, глядя
на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, — увидите ужасные, потрясающие душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти…
— Сигарку, вечером, у окна… месяц светил… после беседки… в Скворешниках? Помнишь ли, помнишь ли, — вскочила она с места, схватив за оба
угла его подушку и потрясая ее вместе с его головой. — Помнишь ли, пустой, пустой, бесславный, малодушный, вечно, вечно пустой человек! — шипела она своим яростным шепотом, удерживаясь от крику. Наконец
бросила его и упала
на стул, закрыв руками лицо. — Довольно! — отрезала она, выпрямившись. — Двадцать лет прошло, не воротишь; дура и я.
«И чего она хочет?» — подумал он. И вдруг багряно покраснел, и больно-больно забилось сердце. Буйная веселость охватила его. Он несколько раз перекувыркнулся, повалился
на пол, прыгал
на мебель, — тысячи безумных движений
бросали его из одного
угла в другой, и веселый, ясный хохот его разносился по дому.
По площади шумно бегают дети, разбрасывая шутихи; по камням, с треском рассыпая красные искры, прыгают огненные змеи, иногда смелая рука
бросает зажженную шутиху высоко вверх, она шипит и мечется в воздухе, как испуганная летучая мышь, ловкие темные фигурки бегут во все стороны со смехом и криками — раздается гулкий взрыв,
на секунду освещая ребятишек, прижавшихся в
углах, — десятки бойких глаз весело вспыхивают во тьме.
Околоточный сел за стол и начал что-то писать, полицейские стояли по бокам Лунёва; он посмотрел
на них и, тяжело вздохнув, опустил голову. Стало тихо, скрипело перо
на бумаге, за окнами ночь воздвигла непроницаемо чёрные стены. У одного окна стоял Кирик и смотрел во тьму, вдруг он
бросил револьвер в
угол комнаты и сказал околоточному...
— Мерзавцы! — кричал Саша, ругая начальство. — Им дают миллионы, они
бросают нам гроши, а сотни тысяч тратят
на бабёнок да разных бар, которые будто бы работают в обществе. Революции делает не общество, не барство — это надо знать, идиоты, революция растёт внизу, в земле, в народе. Дайте мне пять миллионов — через один месяц я вам подниму революцию
на улицы, я вытащу её из тёмных
углов на свет…
Жегулев холодно взглянул
на него, неторопливо закрыл толстую в переплете книгу и
бросил в
угол.
Что-то еще хотел крикнуть, но обиженно замолчал. Вынул одну папиросу, — сломал и
бросил в
угол, вынул вторую и с яростью затянулся, не рассчитав кашля: кашлял долго и страшно, и, когда сел
на свое кресло у стола, лицо его было сине, и красные глаза смотрели с испугом и тоской. Проговорил...
— Да? — спросил Мирон, сидя у стола, закрыв половину тела своего огромным листом газеты; спросив, он не отвёл от неё глаз, но затем
бросил газету
на стол и сказал в
угол жене...
«Дурак я был, что не отозвался, — подумал он наконец, — следовало бы просто
на смелую ногу и с откровенностью, не лишенною благородства: дескать, так и так, Андрей Филиппович, тоже приглашен
на обед, да и только!» Потом, вдруг вспомнив, что срезался, герой наш вспыхнул, как огонь, нахмурил брови и
бросил страшный вызывающий взгляд, в передний
угол кареты, взгляд так и назначенный, с тем чтоб испепелить разом в прах всех врагов его.
Он
бросил этот вопрос, точно камень, в
угол, где тесно сидела молодежь и откуда
на него со страхом и восторгом смотрели глаза юношей и девушек. Речь его, видимо, очень поразила всех, люди молчали, задумчиво опустив головы. Он обвел всех горящим взглядом и строго добавил...
«Вот она села в пролетку, вот извозчик круто заворачивает лошадь назад, вот, подъезжая к
углу, мама
бросает последний взгляд
на подъезд», — думал Буланин, глотая слезы, и все-таки ступенька за ступенькой подымался вверх.
— Нет, не едет, — отвечал тот,
бросив косвенный взгляд
на угол, где сидели бродяги, — я уж, право, думаю, беда случилась… он был при деньгах… поехал ночью…
К часу ночи
на дворе поднялся упорный осенний ветер с мелким дождем. Липа под окном раскачивалась широко и шумно, а горевший
на улице фонарь
бросал сквозь ее ветви слабый, причудливый свет, который узорчатыми пятнами ходил взад и вперед по потолку. Лампадка перед образом теплилась розовым, кротко мерцающим сиянием, и каждый раз, когда длинный язычок огня с легким треском вспыхивал сильнее, то из
угла вырисовывалось в золоченой ризе темное лицо спасителя и его благословляющая рука.
Женщина, прислуживавшая нам, вероятно, давно спала; поэтому г-н Кругликов хлопотал сам: он накидал в самовар мелкого льду,
бросил углей и поставил его,
на случай, у камелька. Потом принялся убирать со стола, причем не преминул, уставляя бутылки, выпить еще рюмку какого-то напитка. Он становился все более мрачен, но, казалось, сон совсем не имел над ним власти.
Затянувшись остатком папироски, он
бросил ее под ноги и наступил
на нее и, выпуская через усы дым и косясь
на выезжавшую лошадь, стал заправлять с обеих сторон своего румяного, бритого, кроме усов, лица
углы воротника тулупа мехом внутрь, так чтобы мех не потел от дыханья.
Молчание. Сдержанный хохот в
углу молодежи. Таня
бросает на стол колпак с лампы, карандаш, утиралку перьев.
Я помню всё. Я сошел лестницу, вышел
на улицу и пошел было куда попало. Я прошел до
угла и стал смотреть куда-то. Тут проходили, меня толкали, я не чувствовал. Я подозвал извозчика и нанял было его к Полицейскому мосту, не знаю зачем. Но потом вдруг
бросил и дал ему двугривенный...
Скрипел песок под ногами Якова, и они оборвали свой разговор. Яков принес легонькую котомку,
бросил ее в
угол и искоса, недобрыми глазами, взглянул
на женщину.
По воскресеньям, когда улицу переставали освещать окна магазинов и лавок, парикмахерская до поздней ночи
бросала на мостовую яркий сноп света, и прохожий видел маленькую, худую фигурку, сгорбившуюся в
углу на своем стуле и погруженную не то в думы, не то в тяжелую дремоту.
Папа хватает себя за волосы и убегает в кабинет. Там он некоторое время мелькает из
угла в
угол. Потом решительно
бросает на пол недокуренную папиросу (за что ему всегда достается от мамы) и кричит горничной...
Евпраксеюшка,
бросив молебные каноны, кинулась в стряпущую с самоваром; Аксинья Захаровна заметалась из
угла в
угол, выбежала из светлицы Настя, и, лениво переваливаясь с ноги
на ногу, как утка, выплывала полусонная Параша.
И словно кто толкнул меня по мозгам! У одной из сторублевок я увидел обожженные края и совершенно сгоревший
угол… Это была та самая сторублевка, которую я хотел сжечь
на огне Шандора, когда граф отказался взять ее у меня
на уплату цыганам, и которую поднял Пшехоцкий, когда я
бросил ее
на землю.
Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от
угла до
угла тянется веревка,
на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится
на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны
бросают длинные тени
на печку, колыбель,
на Варьку… Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром.
Капельки пота выступили
на лбу. Она колебалась минуту, другую… И вдруг, неожиданно для самой себя, схватила со стола вышивку Палани, вместе с нею метнулась к топившейся печи в дальний
угол комнаты. Открыть дверцу и
бросить в огонь ненавистную работу своего врага было для Вассы делом одной минуты.
Удэхеец вбил два колышка в снег перед входом в свое жилище, затем обошел юрту и у каждого
угла, повертываясь лицом к лесу, кричал «э-е» и
бросал один уголек. Потом он возвратился в жилище, убрал идола с синими глазами, заткнул за корье свой бубен и подбросил дров в огонь. Затем Маха сел
на прежнее место, руками обтер свое лицо и стал закуривать трубку. Я понял, что камланье кончено, и начал греть чай.
Спустя две минуты аптекарша видит, как Обтесов выходит из аптеки и, пройдя несколько шагов,
бросает на пыльную дорогу мятные лепешки. Из-за
угла навстречу ему идет доктор… Оба сходятся и, жестикулируя руками, исчезают в утреннем тумане.
Когда я наконец без помощи Веленчука, который опять было руками хотел взять
уголь, зажег папиросу, он потер обожженные пальцы о задние полы полушубка и, должно быть, чтоб что-нибудь делать, поднял большой чинаровый отрубок и с размаху
бросил его
на костер.
Когда я подошел к костру, чтобы закурить папиросу, Веленчук, и всегда хлопотун, но теперь, как провинившийся, больше всех старавшийся около костра, в припадке усердия достал из самой середины голой рукой
уголь, перебросил раза два из руки в руку и
бросил на землю.
Палтусов
бросил салфетку
на стол, встал и заходил в другом
углу узкой комнаты. Пирожков поглядывал
на него и прислушивался к звукам его голоса. В них пробивалось больше веры, чем раздражения.
— Они шли… — говорил он, торопясь и захлебываясь, указывая пальцем
на умирающего попку, — они шли, значит, а она… то есть кошка, значит, как шастнет из-за угла-то… Ну, я и того… камнем… А она… задави ее телега, как хватит… да бегом, да бегом… А у них уж, глядишь, и глазки закатились и головка
на сторону… Известно, кошка… ни кто другой… Ну, тут я опять камнем… Ей в ногу угодил…
На трех лапах ушла, а их
бросила поперек дорожки… Мы и подняли, значит…
Вид несчастья сближает людей. Забывшая свою чопорность барыня, Семен и двое Гаврил идут в дом. Бледные, дрожащие от страха и жаждущие зрелища, они проходят все комнаты и лезут по лестнице
на чердак. Всюду темно, и свечка, которую держит Гаврила-лакей, не освещает, а
бросает только вокруг себя тусклые световые пятна. Барыня первый раз в жизни видит чердак… Балки, темные
углы, печные трубы, запах паутины и пыли, странная, землистая почва под ногами — всё это производит
на нее впечатление сказочной декорации.
Комната была побольше его кабинета, в два окна, смотрела гораздо веселее от светлых обоев с букетцами. Весь правый
угол занят был кроватью с целой горой подушек. Налево,
на небольшом рабочем столике, стояла дешевенькая лампа под розовым абажуром. Она
бросала на все полутаинственный, полунарядный свет. Мебели было довольно: и кушетка, и шкап, и туалет, и пяльцы, и этажерочка, и комод, с разными коробочками и баночками: все это разношерстное, но не убогое.
На окнах висели кисейные гардины.
Разве ты имеешь сердце, ты, граф Белавин, ты, женившийся
на деньгах и не поколебавшийся их
бросать по всем
углам разврата.
Войдя к себе, Егор поставил ружье в
угол,
бросил шапку
на диван и сел
на первый попавшийся стул. Он не мог более от волнения и усталости стоять
на ногах.