Неточные совпадения
— Семерка дана! — закричал он, увидав его наконец
в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из
лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он
бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами.
Вдруг Жиран завыл и рванулся с такой силой, что я чуть было не упал. Я оглянулся. На опушке
леса, приложив одно ухо и приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила мне
в голову, и я все забыл
в эту минуту: закричал что-то неистовым голосом, пустил собаку и
бросился бежать. Но не успел я этого сделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделал прыжок и больше я его не видал.
Захар умер бы вместо барина, считая это своим неизбежным и природным долгом, и даже не считая ничем, а просто
бросился бы на смерть, точно так же, как собака, которая при встрече с зверем
в лесу бросается на него, не рассуждая, отчего должна
броситься она, а не ее господин.
Оказалось, что первым проснулся Дерсу; его разбудили собаки. Они все время прыгали то на одну, то на другую сторону костра. Спасаясь от тигра, Альпа
бросилась прямо на голову Дерсу. Спросонья он толкнул ее и
в это время увидел совсем близко от себя тигра. Страшный зверь схватил тазовскую собаку и медленно, не торопясь, точно понимая, что ему никто помешать не может, понес ее
в лес. Испуганная толчком, Альпа
бросилась через огонь и попала ко мне на грудь.
В это время я услышал крик Дерсу.
Перейдя через невысокий хребет, мы попали
в соседнюю долину, поросшую густым
лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо. Не прошло и 2 минут, как вдруг
в его стороне грянул выстрел. Я обернулся и
в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пестрое мелькнуло
в воздухе. Я
бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как на грех, один патрон застрял
в магазинной коробке, и затвор не закрывался.
Поехал и Григорий Иванович
в Новоселье и привез весть, что
леса нет, а есть только лесная декорация, так что ни из господского дома, ни с большой дороги порубки не
бросаются в глаза. Сенатор после раздела, на худой конец, был пять раз
в Новоселье, и все оставалось шито и крыто.
Кони несут среди сугробов, опасности нет:
в сторону не
бросятся, все
лес, и снег им по брюхо — править не нужно. Скачем опять
в гору извилистой тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились смаху
в притворенные ворота при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели
в снегу нерасчищенного двора…
— Ах, забияка! Вот я тебя! — и стучит
в стекло пальцем на воробья, который синичку клюнул… Затем идет
в кабинет и работает. Перед обедом выходит
в лес гулять, и за ним три его любимые собаки: Бутылка, Стакан и огромная мохнатая Рюмка, которые были приучены так, что ни на одну птицу не
бросались; а после обеда спит до девяти часов.
Князь хотел сжать ее
в кровавых объятиях, но силы ему изменили, поводья выпали из рук, он зашатался и свалился на землю. Елена удержалась за конскую гриву. Не чуя седока, конь пустился вскачь. Елена хотела остановить его, конь
бросился в сторону, помчался
лесом и унес с собою боярыню.
Незадолго перед этим Валёк отравил мою собаку; мне очень захотелось приманить эту, новую. Я выбежал на тропу, собака странно изогнулась, не ворочая шеей, взглянула на меня зеленым взглядом голодных глаз и прыгнула
в лес, поджав хвост. Осанка у нее была не собачья, и, когда я свистнул, она дико
бросилась в кусты.
Первым его движением было
броситься к своей повозке, сесть
в нее и закрыться, но чуть только он уместился здесь,
лес заскрипел, и кибитку затрясло, как лубочную люльку. Ясно было, что это приют ненадежный: кибитка могла очень легко опрокинуться и придавить его.
Помещики, под влиянием досады, возбужденной
в них упразднением крепостного права,
бросились вырубать принадлежащие им
леса и продавать оные за бесценок.
Когда вы почувствуете, что линь очень велик, то ненадобно торопиться и тащить слишком сильно: можно переломить крючок, если он воткнулся
в лобковую кость его рта и пришелся на взлом; держите
лесу слегка внатяжку и дожидайтесь, когда линь решится ходить; тогда начинайте водить и водите долго, ибо он очень силен и не скоро утомляется; берегитесь травы: он сейчас
в нее
бросится, запутается и готов оставаться там несколько часов.
Уженье линей на мелких местах, посреди густых водяных трав, что случается очень часто, требует особенной ловкости и уменья: запутавшись, завертевши
лесу за траву, линь вдруг останавливается неподвижно; разумеется, тащить не должно; но если рыбак, ожидая времени, когда линь придет
в движение, опустит удилище и будет держать
лесу слишком наслаби, то иногда линь с такою быстротою
бросается в сторону, что вытянет
лесу в прямую линию и сейчас ее порвет (разумеется, линь большой); а потому советую удить
в травах на
лесы самые толстые, крепкие и употреблять удилища не слишком гибкие.
Если возьмет очень большая рыба и вы не умеете или не можете заставить ее ходить на кругах
в глубине, если она
бросится на поверхность воды и пойдет прямо от вас, то надобно попробовать заворотить ее вбок, погрузив удилище до половины
в воду; если же это не поможет и, напротив, рыба, идя вверх, прочь от вас, начнет вытягивать
лесу и удилище
в одну прямую линию, то бросьте сейчас удилище
в воду.
Оно особенно выгодно и приятно потому, что
в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом:
в маленькую рыбачью лодку садятся двое; плывя по течению реки, один тихо правит веслом, держа лодку
в расстоянии двух-трех сажен от берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с длинной
лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не пропали) или мелкой рыбкой; крючок
бросается к берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где вода тиха и засорена падающими сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку на ходу.
Я имел случай много раз наблюдать его
в прозрачных водах: завидя добычу, крупный окунь прямо
бросается к ней, сначала быстро, но чем ближе, тем медленнее; приближаясь, разевает рот и, почти коснувшись губами куска, вдруг останавливается неподвижно и, не делая движения ртом, как будто потянет
в себя воду: крючок с насадкой исчезает, а окунь продолжает плыть как ни
в чем не бывало, увлекая за собой и
лесу, и наплавок, и даже удилище.
Надобно осторожно, утомив наперед, выводить его на поверхность воды и наблюдать, чтобы круги, которые он станет давать, были не слишком широки: иначе ему будет легко,
бросившись в сторону, натянуть
лесу и оборвать.
Крупные караси — я разумею карасей около двух фунтов, — попав на удочку, довольно бойко
бросаются в сторону, вертя и головой и всем телом и виляя хвостом; я предполагаю, что у самых больших карасей этот маневр может быть опасен, и потому надобно стараться сейчас повернуть карася
в сторону, не давая натянуть
лесы; карась скоро утомляется и всплывает наверх боком, как лещ.
Сазан берет тихо и везет наплавок с возрастающей скоростью, не вдруг погружая его
в воду; но как скоро вы его подсечете, он
бросается с невероятною быстротой прямо от вас, диагонально поднимаясь кверху и вытягивая
в прямую линию
лесу и удилище.
Он бешено промчался по
лесу и
бросился ко мне,
в радостях, что отыскал меня.
— Экой скорый! — пробормотала солдатка, захлопнув окно; — подождешь, не замерзнешь!… не спится видно тебе, так бродишь по
лесу, как леший проклятый… Она надела шубу, вышла, разбудила работника, и тот наконец отпер скрипучую калитку, браня приезжего; но сей последний, едва лишь ворвался на двор и узнал от работника, что Борис Петрович тут, как опрометью
бросился в избу.
С дубинкой или палкой
в руке охотник, всегда один, преследует зверя иногда по нескольку верст; задыхаясь от усталости, обливаясь потом, он нередко бросает шапку, рукавицы, тулуп и
в одной рубахе, несмотря на сильный мороз, не отстает от волка и не дает ему вздохнуть; он старается загнать зверя
в лес, потому что там он задевает капканом за пеньки и деревья и иногда так завязнете них, что не может пошевельнуться с места; тогда охотник уже смело
бросается на свою добычу и несколькими ударами по голове убивает волка.
Бог, кажется, внял его детской мольбе, и нам было послано невидимое спасение.
В ту самую минуту, когда прогремел гром и мы теряли последнее мужество,
в лесу за кустами послышался треск, и из-за густых ветвей рослого орешника выглянуло широкое лицо незнакомого нам мужика. Лицо это показалось нам до такой степени страшным, что мы вскрикнули и стремглав
бросились бежать к ручью.
Тогда «шалуна» сажали на некоторое время
в «яму», которая была устроена на широкой поляне между гумном и
лесом, а через некоторое время его выпускали (он сам вылезал по бревну) на поляну и тут его травили «молодыми пьявками» (то есть подрослыми щенками медвежьих собак). Если же щенки не умели его взять и была опасность, что зверь уйдет
в лес, то тогда стоявшие
в запасном «секрете» два лучших охотника
бросались на него с отборными опытными сворами, и тут делу наставал конец.
Раздался петуший крик. Это был уже второй крик; первый прослышали гномы. Испуганные духи
бросились, кто как попало,
в окна и двери, чтобы поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши
в дверях и окнах. Вошедший священник остановился при виде такого посрамления Божьей святыни и не посмел служить панихиду
в таком месте. Так навеки и осталась церковь с завязнувшими
в дверях и окнах чудовищами, обросла
лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги.
— Ну, что тут! Конечно, кому приятно про Муромские
леса вспоминать. Главное дело: бросили — и довольно. Там, впрочем, нынче и невыгодно: все проезжие на железные дороги
бросились, да и Муромские-то
леса, кажется,
в Петербург, на Литейную, перевели. Овсянниковское дело знаете?
Туча осталась теперь справа, а впереди,
в жёлтом море хлеба, был виден маленький тёмный островок
леса и кое-где среди холмистой пустыни, ярко залитой солнцем,
бросались в глаза широкие чёрные ленты вспаханной земли, одинокие
в богатой ниве.
Олень подошел к речке напиться, увидал себя
в воде и стал радоваться на свои рога, что они велики и развилисты, а на ноги посмотрел и говорит: «Только ноги мои плохи и жидки». Вдруг выскочи лев и
бросься на оленя. Олень пустился скакать по чистому полю. Он уходил, а как пришел
в лес, запутался рогами за сучья, и лев схватил его. Как пришло погибать оленю, он и говорит: «То-то глупый я! Про кого думал, что плохи и жидки, то спасали, а на кого радовался, от тех пропал».
Один раз на Кавказе мы пошли на охоту за кабанами, и Булька прибежал со мной. Только что гончие погнали, Булька
бросился на их голос и скрылся
в лесу. Это была
в ноябре месяце; кабаны и свиньи тогда бывают очень жирные.
Перепуганные же девчонки всё на меже
в полыни сидели до вечера, притаившись как зайчики, и сами себе не могли сказать — чего они испугались; а когда солнце стало заходить за тот самый
лес, куда унесли Кожиёна «лобанить», — девчонкам сделалось «еще больше ужасно», и они выскочили и
бросились бежать
в деревню без веников, за что их встретили с строгостью — оттрепали за косы и пообещали еще «выдрать крапивою», отчего они и умолкли, чтобы не навлечь на себя чего-нибудь еще худшего.
Ермак собрался через реки, болота, ручьи,
леса, подкрался с казаками,
бросился на Маметкула и побил много татар и самого Маметкула забрал живьем и привез
в Сибирь. Тут уж мало немирных татар осталось, а какие не покорялись, на тех Ермак ходил
в это лето; и по Иртышу, и по Оби рекам завоевал Ермак столько земли, что
в два месяца не обойдешь.
Прежде всего мне
бросился в глаза целый
лес жердей, увешанных сетями, и сушила для рыбы.
Охотник рад бы шмыгнуть
в сторону,
в лес, но нельзя: по краю стеной тянется густой колючий терновник, а за терновником высокий душный болиголов с крапивой. Но вот, наконец, тропинка. Мужичонок еще раз машет собаке и
бросается по тропинке
в кусты. Под ногами всхлипывает почва: тут еще не высохло. Пахнет сырьем и менее душно. По сторонам кусты, можжевельник, а до настоящего
леса еще далеко, шагов триста.
Хрущов. Мне надо идти туда… на пожар. Прощайте… Извините, я был резок — это оттого, что никогда я себя не чувствовал
в таком угнетенном состоянии, как сегодня… У меня тяжко на душе… Но все это не беда… Надо быть человеком и твердо стоять на ногах. Я не застрелюсь и не
брошусь под колеса мельницы… Пусть я не герой, но я сделаюсь им! Я отращу себе крылья орла, и не испугают меня ни это зарево, ни сам черт! Пусть горят
леса — я посею новые! Пусть меня не любят, я полюблю другую! (Быстро уходит.)
Серафима вскочила и побежала через цветник
в лес. Теркин не
бросился за ней, махнул рукой и остался на террасе.
Мы шли, кое-где проваливаясь по рыхлой, плохо наезженной дорожке; белая темнота как будто качалась перед глазами, тучи были низкие; конца не было этому белому,
в котором только мы одни хрустели по снегу; ветер шумел по голым макушкам осин, а нам было тихо за
лесом. Я кончил рассказ тем, как окруженный абрек запел песню и потом сам
бросился на кинжал. Все молчали. Семка спросил...
На повороте дороги по аллее, ведущей к опушке
леса, он столкнулся с молодой девушкой, которая при виде его испуганно
бросилась в сторону и скрылась между деревьями.
Но когда передовой отряд, при котором он находился, ворвался
в корчмы, одиноко стоявшие
в анценском
лесу и служившие шведам отводными караульнями; когда раздались
в них вопли умиравших или просивших пощады, он плакал, стонал,
бросался в ноги к русским начальникам, обнимал их колена и разными красноречивыми движениями молил о жизни для несчастных или грозил,
в противном случае, бежать и оставить войско без проводника.
Помню, что по обеим сторонам нашего жилища тянулась деревня, разделенная оврагом, через который весною седые потоки с шумом
бросались в реку; позади деревни, вдали чернелись
леса, дремучие
леса, населенные будто лешими, ведьмами и разбойниками, а впереди через реку, на высоком берегу ее, стояла деревянная церковь и кругом ее кладбище.
Он было взялся за рог, но
в этот же момент из чащи
леса, как стрела, выскочил какой-то оборванец с длинным ножом и дубиной и
бросился на князя Василия.
Вдруг со стороны реки раздался выстрел, затем другой, третий. Солдаты вскочили,
в один миг схватили ружья и
бросились из
леса по направлению к берегу, где выстрелы уже сделались частыми. Это поляки вздумали неожиданно напасть на русский лагерь.
С секунду простоял Кудиныч перед этой картиной
в полном сознании своего бессилия и невозможности оказать помощь, затем повернул назад и
бросился бежать так, что, действительно, никакому зайцу не угнаться было за ним. Он решил бежать
в деревню и просить помощи у мужиков. Быстро пробежал он
лес, выбежал на опушку,
в нескольких шагах от которой и расположены были Мытищи.
О! как весело мальчику
броситься и утонуть
в густой ржи! как он нежится
в этом
лесу колосьев!
Вдруг раздается свирепый змеиный шип и из чаши
леса с раскрытым зевом, с трепещущим
в нем ядовитым жалом, прямо на княжну Евпраксию
бросается огромный змей. Вскрикивает княжна и невольно прячется за спину своего спутника.
— Пошел за другим, — продолжал Тихон, — подполз я таким манером
в лес, да и лег. — Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя
в лицах как он это сделал. — Один и навернись, — продолжал он. — Я его таким манером и сгреб. — Тихон быстро и легко вскочил. — Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо.
Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, — вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
В середине этого
леса выскочил пред ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц, и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и только когда
в несколько голосов крикнули на него,
бросился в сторону и скрылся
в чаще.