Неточные совпадения
—
Брать тихонько
чужие яблоки! — упрекнула она.
Сделавши одно послабление, губернатор должен был допустить десять и молчать, иначе ему несдобровать. Он сам первый нарушитель законов. А европейцы
берут все больше и больше воли, и в Пекине узнают об этом тогда, когда уже они будут под стенами его и когда помешать разливу
чужого влияния будет трудно.
Еще досаднее, что они носятся с своею гордостью как курица с яйцом и кудахтают на весь мир о своих успехах; наконец, еще более досадно, что они не всегда разборчивы в средствах к приобретению прав на
чужой почве, что
берут, чуть можно, посредством английской промышленности и английской юстиции; а где это не в ходу, так вспоминают средневековый фаустрехт — все это досадно из рук вон.
Гимнастика, работа для упражнения силы, чтения — были личными занятиями Рахметова; по его возвращении в Петербург, они
брали у него только четвертую долю его времени, остальное время он занимался
чужими делами или ничьими в особенности делами, постоянно соблюдая то же правило, как в чтении: не тратить времени над второстепенными делами и с второстепенными людьми, заниматься только капитальными, от которых уже и без него изменяются второстепенные дела и руководимые люди.
И вот в этом отжившем доме, над которым угрюмо тяготели две неугомонные старухи: одна, полная причуд и капризов, другая ее беспокойная лазутчица, лишенная всякой деликатности, всякого такта, — явилось дитя, оторванное от всего близкого ему,
чужое всему окружающему и взятое от скуки, как
берут собачонок или как князь Федор Сергеевич держал канареек.
Едал, покойник, аппетитно; и потому, не пускаясь в рассказы, придвинул к себе миску с нарезанным салом и окорок ветчины, взял вилку, мало чем поменьше тех вил, которыми мужик
берет сено, захватил ею самый увесистый кусок, подставил корку хлеба и — глядь, и отправил в
чужой рот.
— Огурец сам скажет, когда его солить пора; ежели он перестал землей и всякими
чужими запахами пахнуть, тут вы его и
берите. Квас нужно обидеть, чтобы ядрен был, разъярился; квас сладкого не любит, так вы его изюмцем заправьте, а то сахару бросьте, золотник на ведро. Варенцы делают разно: есть дунайский вкус и гишпанский [Гишпанский — т. е. испанский (искаж.).], а то еще — кавказский…
В поступке Подхалюзина могут видеть некоторые тоже широту русской натуры: «Вот, дескать, какой — коли убрать и из
чужого добра, так уж забирай больше,
бери не три четверти, а девять десятых»…
Вы и не подозреваете, на какие фокусы человеческое самолюбие способно: вот она считает меня подлецом, за то, что я ее,
чужую любовницу, так откровенно за ее деньги
беру, а и не знает, что иной бы ее еще подлее надул: пристал бы к ней и начал бы ей либерально-прогрессивные вещи рассыпать, да из женских разных вопросов вытаскивать, так она бы вся у него в игольное ушко как нитка прошла.
— Счастливо оставаться! — проговорила та и потом так будто бы, без всякого умысла, прибавила: — Вы изволили прислать за мной, а я, согрешила грешная, сама еще ранее того хотела идти, задний двор у нас пообвалился: пойду, мо, у Михайла Поликарпыча лесу попросить, не у
чужих же господ
брать!
— Да, злее меня, потому что вы не хотите простить свою дочь; вы хотите забыть ее совсем и
берете к себе другое дитя, а разве можно забыть свое родное дитя? Разве вы будете любить меня? Ведь как только вы на меня взглянете, так и вспомните, что я вам
чужая и что у вас была своя дочь, которую вы сами забыли, потому что вы жестокий человек. А я не хочу жить у жестоких людей, не хочу, не хочу!.. — Нелли всхлипнула и мельком взглянула на меня.
Теперь подумайте сами: если можно
брать меч, чтобы убивать людей в субботу, то отчего не взять в руки станок, чтобы вам не помирать с голоду в
чужой стороне?» А! Я же вам говорю: это очень умный человек, этот Мозес.
Давно собирался я оставить ваш дом, но моя слабость мешала мне, — мешала мне любовь к вашему сыну; если б я не бежал теперь, я никогда бы не сумел исполнить этот долг, возлагаемый на меня честью. Вы знаете мои правила: я не мог уж и потому остаться, что считаю унизительным даром есть
чужой хлеб и, не трудясь,
брать ваши деньги на удовлетворение своих нужд. Итак, вы видите, что мне следовало оставить ваш дом. Расстанемся друзьями и не будем более говорить об этом.
Мы, бедные, нервные, больные люди, не умеем
брать просто от жизни ее радостей, мы их нарочно отравляем ядом нашей неутомимой потребности копаться в каждом чувстве, в каждом своем и
чужом помышлении…
— То-то и есть, нету. Тогда бы и разговору не было:
бери, да и все тут; что мое, то твое: это все единственно… Воля твоя, Гриша, надо добыть: придут ребята — как же? Не годится, брат, осмеют, осрамишься… Да что тебе! Не искать стать! Взял, да и баста! Свое
берешь, не
чужое! Сам говоришь, тебе все предоставил: таким манером это все единственно.
— Уж не знаю, как вам и сказать, Иван Иваныч! — плаксиво вздыхала Настасья Петровна. — Десять рублей деньги хорошие, да ведь чужого-то ребенка
брать страшно! Вдруг заболеет или что…
— Я вот сейчас вычитал в газете проект о судебных преобразованиях в России и с истинным удовольствием вижу, что и у нас хватились, наконец, ума-разума и не намерены более, под предлогом самостоятельности там, народности или оригинальности, к чистой и ясной европейской логике прицеплять доморощенный хвостик, а, напротив,
берут хорошее
чужое целиком.
Ведь вы
чужое берете не потому, что оно
чужое, а потому, что оно вам пригодно: стало быть, вы соображаете, вы выбираете.
Васильков. Что поправлять? Какая ошибка? Прошу вас, не мешайтесь в
чужие дела. (
Берет шляпу.)
— Старатели… пхе!.. Хочется вам с этими пьяницами дело иметь! — не раз говорил мне Бучинский — он никак не мог понять, что меня могло тянуть к старателям. — Самый проклятый народ… Я говорю вам. В высшем градусе безнравственный народ… Да!.. И живут как свиньи… Им только дай горилки, а тут
бери с него все: он вам и золото продаст, и
чужую лошадь украдет, и даже собственную жену приведет… Я вам говорю!..
Саша. Мама, он никогда
чужих не
брал.
— И прекрасно, дружочек. Затем отдохните денек-другой, а то и больше, если можете. Вы сегодня, кажется, с Ребером боретесь? Постарайтесь отложить борьбу на другой раз. Нельзя? Ну скажите, что нездоровится, и все тут. А я вам прямо запрещаю, слышите? Покажите-ка язык. Ну вот, и язык скверный. Ведь слабо себя чувствуете, дружочек? Э! Да говорите прямо. Я вас все равно никому не выдам, так какого же черта вы мнетесь! Попы и доктора за то и деньги
берут, чтобы хранить
чужие секреты. Ведь совсем плохо? Да?
— Но какой же отец решится отдать за вас свою дочь теперь — будь вы хоть размиллионер в будущем или там какой-нибудь будущий благодетель человечества? Человек девятнадцати лет даже и за себя самого — отвечать не может, а вы решаетесь еще
брать на совесть
чужую будущность, то есть будущность такого же ребенка, как вы! Ведь это не совсем тоже благородно, как вы думаете? Я позволил себе высказать потому, что вы сами давеча обратились ко мне как к посреднику между вами и Павлом Павловичем.
Мигачева. А вот я сейчас осажу их. (Подходит к столу). Уж вы очень проклажаетесь за чужим-то самоваром. Нам самим нужно, у нас тоже гости; они хоть и не благородные, а пожалуй, что и почище будут.
Бери, Елеся!
Что делать?
Сама ты рассуди. Князья не вольны,
Как девицы — не по сердцу они
Себе подруг
берут, а по расчетам
Иных людей, для выгоды
чужой.
Твою печаль утешит бог и время.
Не забывай меня; возьми на память
Повязку — дай, тебе я сам надену.
Еще с собой привез я ожерелье —
Возьми его. Да вот еще: отцу
Я это посулил. Отдай ему.
Разбойник ли кто из вас, — не отстает от разбоя; вор ли кто, — не пропустит случая украсть; имеет ли кто ненависть к ближнему, — не имеет покоя от вражды; обижает ли кто другого, захватывая
чужое, — не насыщается грабежом; лихоимец ли кто, — не перестает
брать мзду» («Обзор духовной литературы» Филарета, 50).
— Ну, как же вам и сказать, что не бились, когда мы бились вот здесь, на этом самом месте. Может, вы не помните, о чем, так я сейчас припомню. Вы говорите: жиды
берут проценты, жиды спаивают народ, жиды жалеют своих, а
чужих не жалеют… Ну, может, вы этого не говорили, а я, может, вам не ответил на это: вот тут стоит мельник за явором. Если б он жалел жида, то крикнул бы вам...
Я и Анна Алексеевна ходили вместе в театр, всякий раз пешком; мы сидели в креслах рядом; плечи наши касались, я молча
брал из ее рук бинокль и в это время чувствовал, что она близка мне, что она моя, что нам нельзя друг без друга, но, по какому-то странному недоразумению, выйдя из театра, мы всякий раз прощались и расходились, как
чужие.
Была она такая тоненькая, белокуренькая, средневысокого роста; со мной всегда мешковата, как будто конфузилась (я думаю, и со всеми
чужими была такая же, а я, разумеется, ей был всё равно, что тот, что другой, то есть если
брать как не закладчика, а как человека).
— Как же можно красть, когда нет ни своего, ни
чужого. Ты просто будешь
брать, сколько тебе нужно, брат.
Словно
брала их
чужая кручина,
Всё рассуждали: какая причина...
Груша (встает и
берет Васю за руку). А ты из
чужого дома не гони, не спросясь хозяина. Поди сюда, Вася, не бось.
— Фи, дядюшка, повара
брать! Это, по-моему, все равно, что надеть
чужой фрак; это значит всенародно признаться, что, господа, я ем, как едят порядочные люди, только при гостях; как же это возможно? Я не могу себе представить жизни без хорошего повара. Насчет этого есть очень умная фраза: «Скажи мне, как ты ешь; а я тебе скажу, кто ты».
Иван Иванович. Так-с…
Беру, сын мой! Merci… От
чужого не возьму, но от сына своего всегда возьму… Возьму и возрадуюсь… Не люблю, деточки,
чужих финансов. И, боже мой, как не люблю! Честен, дети! Честен ваш отец! B жизнь мою ни разу не грабил ни отечества, ни пенатов! А стоило только чуточку руку кое-куда запустить, и был бы богат и славен!
— Ах, матушка Софья Ивановна, уж как же вы меня много обяжете… вы не поверите, сколько мне стоят эти лекарства; поверите ли, ведь из
чужих деревень приходят; разумеется, больной принесет из благодарности то яичек, то рыбки, то медку, да господь с ними, я ведь ничего не
беру, народ бедный, а денежки-то всё идут да идут…
— Дурак, значит, хоть его сегодня в Новотроицком за чаем и хвалили, — молвил Макар Тихоныч. — Как же в кредит денег аль товару не
брать? В долги давать, пожалуй, не годится, а коль тебе деньги дают да ты их не
берешь, значит, ты безмозглая голова.
Бери, да коль статья подойдет, сколь можно и утяни, тогда настоящее будет дело, потому купец тот же стрелец,
чужой оплошки должен ждать. На этом вся коммерция зиждется… Много ль за дочерью Залетов дает?
— Известно как, — ответил Василий Борисыч. — Червончики да карбованцы и в Неметчине свое дело делают. Вы думаете, в чужих-то краях взяток не
берут? Почище наших лупят… Да… Только слава одна, что немцы честный народ, а по правде сказать, хуже наших становых… Право слово… Перед Богом — не лгу.
Выпадали случаи, столь обычные в жизни торгового человека, что Гавриле Маркелычу деньги бывали нужны до зарезу; тогда всякий бы с радостью готов был одолжить его, но Залетов ни за что на свете копейки у
чужих людей не
брал.
«Эге! — думаю, — знать, у чужих-то не
берет…» Да только что опустился на постель — опять пошла тревога!
Я же не хотел
брать греха на душу, изменять
чужое, и находил лучшим и полезным совсем выпускать, чем изменять неудобное место.
Часто молодые люди говорят: «Я не хочу жить
чужим умом, а сам обдумаю». Это совершенно справедливо, мысль своя дороже всех
чужих мыслей. Но зачем же тебе обдумывать обдуманное?
Бери готовое и иди дальше. В том, что можно пользоваться
чужими мыслями и идти дальше, сила человечества.
— Повторяю вам, я не отказываюсь от дела! — тихо сказал Бейгуш. — Но, господа, как знать
чужое сердце и как судить его!..
Берите от меня все, что я могу дать, но оставьте же мне хоть один маленький уголок моей личной, исключительно мне принадлежащей жизни! Неужели ж от этого может сколько-нибудь пострадать дело моей родины? Я не герой, а простой работник… Перемените на шахматной доске две рядом стоящие пешки, поставьте одну на место другой — разве от этого ваша игра хоть сколько-нибудь изменится?
—
Чужой товар облыжно за свой выдавать!.. Обманом денежки вытягивать из нас!.. Вот твой приказ! — смеются только над ним. —
Бери его, а деньги назад подавай, не то в полицию.
«Вот глупый мальчишка!
Берет на себя
чужую вину! — вихрем пронеслось в её мыслях. — Что же, тем лучше! Пускай! По крайней мере, это избавит меня от нового наказания», — беспечно решила девочка.
—
Чужое брать грешно, — нерешительно заикнулась Тася.
— Вот видишь, ты еще и лжешь вдобавок, — сказал прокурор, хмурясь и тем маскируя свою улыбку. — Наталья Семеновна два раза видела, как ты курил. Значит, ты уличен в трех нехороших поступках: куришь,
берешь из стола
чужой табак и лжешь. Три вины!
Вид зарева действует на всех одинаково. Как барыня, так и слуги чувствуют внутреннюю дрожь и холод, такой холод, что дрожат руки, голова, голос… Страх велик, но нетерпение еще сильнее… Хочется подняться выше и увидеть самый огонь, дым, людей! Жажда сильных ощущений
берет верх над страхом и состраданием к
чужому горю. Когда зарево бледнеет или кажется меньше, кучер Гаврила радостно заявляет...
Кому что, а нашему батальонному первое дело — тиатры крутить. Как из году в год повелось, благословил полковой командир на Масленую представлять. Прочих солдат завидки
берут, а у нас в первом батальоне лафа. Потому батальонный, подполковник Снегирев, начальник был с амбицией: чтоб всех ахтеров-плотников-плясунов только из его первых четырех рот и набирали. А прочие — смотри-любуйся, в
чужой котел не суйся.
Как руки трясутся, точно
чужое добро
беру.
— Экий ты младенец стоеросовый… Ну что ж,
бери, — свои бросили,
чужой пожалел, водой попоил. Только смотри, шути да откусывай… Ежели какую тварь либо человека в бестелесный вид приведешь, помни, орел: только водкой зелье мое и прополаскивается. Рюмку-другую вольешь, сразу предмет в тело свое войдет, натуральность свою обнаружит…