Неточные совпадения
Надо
брать пример с немцев, у них рост социализма идет нормально, путем отбора лучших из рабочего класса и включения их в правящий класс, — говорил Попов и, шагнув, задел
ногой ножку кресла, потом толкнул его коленом и, наконец, взяв
за спинку, отставил в сторону.
— Ну да, так я и знал, народные предрассудки: «лягу, дескать, да, чего доброго, уж и не встану» — вот чего очень часто боятся в народе и предпочитают лучше проходить болезнь на
ногах, чем лечь в больницу. А вас, Макар Иванович, просто тоска
берет, тоска по волюшке да по большой дорожке — вот и вся болезнь; отвыкли подолгу на месте жить. Ведь вы — так называемый странник? Ну, а бродяжество в нашем народе почти обращается в страсть. Это я не раз заметил
за народом. Наш народ — бродяга по преимуществу.
Ну чем он не европеец? Тем, что однажды
за обедом спрятал в бумажку пирожное, а в другой раз слизнул с тарелки сою из анчоусов, которая ему очень понравилась? это местные нравы — больше ничего. Он до сих пор не видал тарелки и ложки, ел двумя палочками, похлебку свою пил непосредственно из чашки. Можно ли его укорять еще и
за то, что он, отведав какого-нибудь кушанья, отдавал небрежно тарелку Эйноске, который, как пудель, сидел у
ног его? Переводчик
брал, с земным поклоном, тарелку и доедал остальное.
В Китае мятеж; в России готовятся к войне с Турцией. Частных писем привезли всего два. Меня зовут в Шанхай: опять раздумье
берет, опять нерешительность — да как, да что? Холод и лень одолели совсем, особенно холод, и лень тоже особенно. Вчера я спал у капитана в каюте; у меня невозможно раздеться; я пишу, а другую руку спрятал
за жилет;
ноги зябнут.
На этих днях я получил листок от Ивана Дмитриевича (с ялуторовскими друзьями я в еженедельной переписке). Он меня порадовал вашим верным воспоминанием, добрая Надежда Николаевна. Вы от него будете знать об дальнейших моих похождениях. Надобно только благодарить вас
за ваше участие: будем надеяться, что вперед все пойдет хорошо; здесь я починил инвалидную мою
ногу и дорогой буду
брать все предосторожности.
— Никогда не сделаю такой глупости! Явитесь сюда с какой-нибудь почтенной особой и с полицией, и пусть полиция удостоверит, что этот ваш знакомый есть человек состоятельный, и пускай этот человек
за вас поручится, и пускай, кроме того, полиция удостоверит, что вы
берете девушку не для того, чтобы торговать ею или перепродать в другое заведение, — тогда пожалуйста! С руками и
ногами!
Слегка покачиваясь на
ногах, офицер остановился перед Джеммой и насильственно-крикливым голосом, в котором, мимо его воли, все таки высказывалась борьба с самим собою, произнес: «Пью
за здоровье прекраснейшей кофейницы в целом Франкфурте, в целом мире (он разом „хлопнул“ стакан) — и в возмездие
беру этот цветок, сорванный ее божественными пальчиками!» Он взял со стола розу, лежавшую перед прибором Джеммы.
Внимание Квашнина к его новым знакомым выражалось очень своеобразно. Относительно всех пятерых девиц он сразу стал на бесцеремонную
ногу холостого и веселого дядюшки. Через три дня он уже называл их уменьшительными именами с прибавлением отчества — Шура Григорьевна, Ниночка Григорьевна, а самую младшую, Касю, часто
брал за пухлый, с ямочкой, подбородок и дразнил «младенцем» и «цыпленочком», отчего она краснела до слез, но не сопротивлялась.
Захар отлично пел русские песни, и потому-то без него не обходилась ни одна попойка; но Захар не довольствовался угощением и ассигнациями, которыми благодарили его
за песни: он тотчас же
брал на себя какой-то «форс», тотчас же зазнавался, начинал распоряжаться на фабрике, заводил ссоры и драки с работниками — словом, тотчас же ставил себя на одну
ногу с хозяевами.
Параша. Теперь бы я пошла
за него, да боюсь, что он от жены в плясуны уйдет. И не пойду я
за него, хоть осыпь ты меня с
ног до головы золотом. Не умел он меня
брать бедную, не возьмет и богатую. А пойду я вот
за кого. (
Берет Гаврилу).
Градобоев. Как
брали? Чудак! Руками. У турки храбрость большая, а дух у него короткий, и присяги он не понимает, как надобно ее соблюдать. И на часах ежели он стоит, его сейчас
за ногу цепью прикуют к пушке, или там к чему, а то уйдет. Вот когда у них вылазка из крепости, тогда его берегись, тут они опивум по стакану принимают.
Берут, хватают, ведут, вешают, дергают
за ноги.
И то, что эту машинную работу над ним исполнят люди, такие же, как и он, придает им новый, необыкновенный и зловещий вид: не то призраков, чего-то притворяющегося, явившегося только нарочно, не то механических кукол на пружине:
берут, хватают, ведут, вешают, дергают
за ноги.
К зиме я всегда старался продвинуться на юг, где потеплей, а если меня на севере снег и холод заставал, тогда я ходил по монастырям. Сначала, конечно, косятся монахи, но покажешь себя в работе — и они станут ласковее, — приятно им, когда человек хорошо работает, а денег не
берёт.
Ноги отдыхают, а руки да голова работают. Вспоминаешь всё, что видел
за лето, хочешь выжать из этого бремени чистую пищу душе, — взвешиваешь, разбираешь, хочешь понять, что к чему, и запутаешься, бывало, во всём этом до слёз.
— Да нельзя ли двойниковых, Егор Михалыч, ведь обидно, — сказал он, помолчав, — как брат мой в солдатах помер, еще сына
берут:
за чтò же на меня напасть такая? — заговорил он, почти плача и готовый удариться в
ноги.
Пузич
за волосы его сгреб, а Фомка под
ногу подшибает, и Петруха — на моих глазах это было — раза два их отпихивал, так Фомка и поотстал, а Пузич все лезет: сила-то не
берет, так кусаться стал, впился в плечо зубами, да и замер.
— О, я не хочу иметь роги!
бери его, мой друг Гофман,
за воротник, я не хочу, — продолжал он, сильно размахивая руками, причем лицо его было похоже на красное сукно его жилета. — Я восемь лет живу в Петербурге, у меня в Швабии мать моя, и дядя мой в Нюренберге; я немец, а не рогатая говядина! прочь с него всё, мой друг Гофман! держи его
за рука и
нога, камрад мой Кунц!
Единственный сын Прокопа, Гаврюша, похож на отца до смешного. То же круглое тело, то же лицо мопса, забавное во время покоя и бороздящееся складками на лице и на лбу во время гнева. Прокоп любит его без памяти, всем нутром, и ласково рычит, когда сын является из заведенья «домой». Он садится тогда на кресло, ставит сына между
ног,
берет его
за руки, расспрашивает, знал ли он урок и чем его на неделе кормили, и смотрится в него, словно в зеркало.
Это были выборные от всего села; поклонясь в
ноги, несмотря на запрещение барина, один из них сказал, что «на мирской сходке положили и приказали им ехать к барину в Питер и сказать: что не берешь-де ты с нас, вот уже десять лет, никакого оброку и живешь одним царским жалованьем, что теперь в Питере дороговизна и жить тебе с семейством трудно; а потому не угодно ли тебе положить на нас
за прежние льготные годы хоть по тысяче рублей, а впредь будем мы платить оброк, какой ты сам положишь; что мы, по твоей милости, слава богу, живем не бедно, и от оброка не разоримся».
Молодой человек двумя розовыми пальцами осторожно
берет Малахина
за мех полушубка и, переминаясь с
ноги на
ногу, ласково и убедительно объясняет ему, что такие-то номера уже ушли, а такие-то пойдут, что он готов сделать для Малахина все от него зависящее.
— Ну, клади его, — кричит писарь, когда приносят рогожу. —
Берите за руки и
за ноги. Вот так. Теперь кладите.
Молодой человек поднимает ее,
берет за руки, сжимает их в своих руках, умоляет ее объясниться, говорит, что ему должно быть у
ног ее, и, вместо того чтобы ждать объяснений, рассказывает ей в самых нежных, пламенных выражениях свою любовь, свои муки и опасения.
— Берите-ка его, братцы, двое
за руки, а двое
за ноги! — скомандовал он окружавшим солдатам. — Поднимайте, но осторожнее, помилуй бог, осторожнее…
В голосе старца дрожали слезы, хотя в строгих очах не было их. По лицу Хабара слезы бежали ручьем. Он пал в
ноги отцу и дал ему обет именем господа, именем матери исправиться отныне и тем заслужить любовь родителей здесь, на земле, и
за гробом. В свидетели
брал угодников божиих. Обет был искренен, силы и твердости воли доставало на исполнение его.
Одного шестимесячного, лежавшего в люльке и надсевшегося от крика,
берет окровавленными руками
за ноги, приносит на сходку и с ужасным хохотом размазживает ему голову о голову главного сборщика.