Неточные совпадения
Тоже и духоборы: будто бы
за дух,
за свободу его
борются, а поехали туда, где лучше.
Можно допустить, что Сам Бог предоставляет своим Народам
свободу в постановке динамических исторических задач и в их выполнении, не насилует их, когда они
борются за творчество более высоких ценностей.
Но когда я веду борьбу против насилия над
свободой духа, когда
борюсь за попираемую ценность, то я бываю страшно нетерпим на этой почве и порываю с людьми, с которыми у меня были дружеские связи.
А слишком часто в наше время
борются за религиозную
свободу те, которые коренным образом религиозную
свободу отвергают.
Что люди, чуждые вере, враждебные религии, не могут говорить о религиозной совести и
бороться за религиозную
свободу, это, казалось бы, само собою очевидно.
За свободу религиозной совести могли
бороться в эпоху английской реформации индепенденты, для них религиозная совесть не была пустым звуком.
Но что значит, когда в наше время
за свободу религиозной совести
борются марксисты, либералы-позитивисты, народники-атеисты?
Мы, рабочие, — люди, трудом которых создается все — от гигантских машин до детских игрушек, мы — люди, лишенные права
бороться за свое человеческое достоинство, нас каждый старается и может обратить в орудие для достижения своих целей, мы хотим теперь иметь столько
свободы, чтобы она дала нам возможность со временем завоевать всю власть.
Горький упоминает о нем в «Фоме Гордееве»] — Мазаниелло, как прозвал его бедный народ,
за чью
свободу он
боролся и погиб, — Мазаниелло родился тоже в нашем квартале.
— Были леса по дороге, да, это — было! Встречались вепри, медведи, рыси и страшные быки, с головой, опущенной к земле, и дважды смотрели на меня барсы, глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им было жалко меня! Разве ты не знаешь, что звери тоже любят детей и умеют
бороться за жизнь и
свободу их не хуже, чем люди?
— Можете говорить, что вам угодно, а всякий
борется за существование, как он умеет, — отвечал, обижаясь, Жозеф. — Я
за границей, при иностранных законах о праве женщины не трусил, и никогда бы не струсил, и не побоялся моей жены, будь я ей хоть даже вдесятеро более должен, но когда мы въезжаем в Россию, где на стороне женщин законы, тут… я, как мужчина, обязан сберечь свою
свободу от жениной власти; да-с, я это обязан!
И это, быть может, самый трудный этический вопрос: как
бороться за чистоту и
свободу своей совести, свободное стояние перед Богом в своих восприятиях и суждениях, в оценках и действиях с давящим общественным мнением установленных группировок, к которым человек принадлежит?
Нужно
бороться за духовную
свободу и духовное освобождение в мышлении, в государстве, в семье, в быте.
Тот, кто раб до глубины существа своего, не знает имени
свободы и не может
за нее
бороться.
Чистая трагедия возникает, когда люди совершенно свободны и когда происходит столкновение ценностей — ценности любви с ценностью
свободы, или творческого призвания, или высшей ценности любви к Богу и божественному совершенству, когда приходится
бороться за вечный богоподобный образ человека, с которым любовь связана, но с которым она может и вступить в конфликт.
Он отрицал
свободы человека, которые и раньше неизвестны были народу, которые были привилегией лишь верхних культурных слоев общества и
за которые народ совсем и не собирался
бороться.