Неточные совпадения
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Всё это низкая природа;
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег;
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я
бороться не намерен
Ни
с ним покамест, ни
с тобой,
Певец финляндки молодой!
— Да, это…
другой тон!
С этим необходимо
бороться. — И, грозя розовым кулачком
с рубином на одном пальце, он добавил: — Но прежде всего нужно, чтоб Дума не раздражала государя.
С другой, жгучей и разрушительной страстью он искренно и честно продолжал
бороться, чувствуя, что она не разделена Верою и, следовательно, не может разрешиться, как разрешается у двух взаимно любящих честных натур, в тихое и покойное течение, словом, в счастье, в котором, очистившись от животного бешенства, она превращается в человеческую любовь.
Отдали
другой якорь — и готовились
бороться с неожиданным и внезапным врагом.
— Нет, Саша, это так. В разговоре между мною и тобою напрасно хвалить его. Мы оба знаем, как высоко мы думаем о нем; знаем также, что сколько бы он ни говорил, будто ему было легко, на самом деле было не легко; ведь и ты, пожалуй, говоришь, что тебе было легко
бороться с твоею страстью, — все это прекрасно, и не притворство; но ведь не в буквальном же смысле надобно понимать такие резкие уверения, — о, мой
друг, я понимаю, сколько ты страдал… Вот как сильно понимаю это…
И когда она просыпается поздно поутру, уж вместо всех прежних слов все только
борются два слова
с одним словом: «не увижусь» — «увижусь» — и так идет все утро; забыто все, забыто все в этой борьбе, и то слово, которое побольше, все хочет удержать при себе маленькое слово, так и хватается за него, так и держит его: «не увижусь»; а маленькое слово все отбегает и пропадает, все отбегает и пропадает: «увижусь»; забыто все, забыто все, в усилиях большего слова удержать при себе маленькое, да, и оно удерживает его, и зовет на помощь себе
другое маленькое слово, чтобы некуда было отбежать этому прежнему маленькому слову: «нет, не увижусь»… «нет, не увижусь», — да, теперь два слова крепко держат между собою изменчивое самое маленькое слово, некуда уйти ему от них, сжали они его между собою: «нет, не увижусь» — «нет, не увижусь»…
Я
с ранних лет должен был
бороться с воззрением всего, окружавшего меня, я делал оппозицию в детской, потому что старшие наши, наши деды были не Фоллены, а помещики и сенаторы. Выходя из нее, я
с той же запальчивостью бросился в
другой бой и, только что кончил университетский курс, был уже в тюрьме, потом в ссылке. Наука на этом переломилась, тут представилось иное изучение — изучение мира несчастного,
с одной стороны, грязного —
с другой.
Два противоположные чувства
борются в ней:
с одной стороны, укоренившаяся любовь к дочери,
с другой — утомление, исподволь подготовлявшееся, благодаря вечным заботам об дочери и той строптивости,
с которою последняя принимала эти заботы.
—
С Иваном Федоровичем Епанчиным я действительно бывал в большой дружбе, — разливался генерал на вопросы Настасьи Филипповны. — Я, он и покойный князь Лев Николаевич Мышкин, сына которого я обнял сегодня после двадцатилетней разлуки, мы были трое неразлучные, так сказать, кавалькада: Атос, Портос и Арамис. Но увы, один в могиле, сраженный клеветой и пулей,
другой перед вами и еще
борется с клеветами и пулями…
— Ведь я знаю главную язву,
с которой придется
бороться, — говорил Голиковский на прощанье, —
с одной стороны, мелкое взяточничество мелких служащих, а
с другой — поблажка рабочим в той или
другой форме… Каждый должен исполнять свои обязанности неуклонно — это мой девиз.
Попробовали
бороться с правительством, видят — кусается, ну так вот теперь
другое выдумали.
Еспер Иванович понял, что в душе старика страшно
боролись:
с одной стороны, горячая привязанность к сыну, а
с другой — страх, что если он оставит хозяйство, так непременно разорится; а потому Имплев более уже не касался этой больной струны.
Правда, писал он неровно,
с отступлениями и забеганиями вперед, постоянно
боролся — и не в свою пользу —
с орфографией, как большинство самоучек, но эти маленькие недостатки в «штиле» выкупались
другими неоцененными достоинствами.
— Когда они придут ко мне — я буду стрелять в них! — негромко и решительно проговорила она, выслушав рассказ матери. — Я имею право защищаться от насилия, и я должна
бороться с ним, если
других призываю к этому.
На допросах следователя он тоже был не похож на
других арестантов: он был рассеян, не слушал вопросов; когда же понимал их, то был так правдив, что следователь, привыкший к тому, чтобы
бороться ловкостью и хитростью
с подсудимыми, здесь испытывал чувство подобное тому, которое испытываешь, когда в темноте на конце лестницы поднимаешь ногу на ступень, которой нету.
Признаюсь вам, мне было тяжко
бороться с совестью;
с одной стороны представлялось мне, что поджог тут обстоятельство совершенно постороннее, что самое преступление, как оно ни велико, содержит в себе столько наивных, столько симпатичных сторон;
с другой стороны вопиял иной голос, — голос долга и службы, доказывавший мне, что я, как следователь, не имею права рассуждать и тем менее соболезновать…
И еще
другое: один за
другим проходили мимо него нагишом давным-давно знакомые и привычные товарищи.
С ними вместе сто раз мылся он в корпусной бане и купался в Москве-реке во время летних Коломенских лагерей.
Боролись, плавали наперегонки, хвастались
друг перед
другом величиной и упругостью мускулов, но самое тело было только незаметной оболочкой, одинаковой у всех и ничуть не интересною.
Все знали блаженного, но никто еще не видывал на лице его такого выражения, как сегодня. Против обыкновения, судорога подергивала эти улыбающиеся уста, как будто
с кротостию
боролось другое, непривычное чувство.
— А помнишь ли, Никитушка, — продолжал он, обняв князя одною рукой за плеча, — помнишь ли, как ты ни в какой игре обмана не терпел?
Бороться ли
с кем начнешь али на кулачках биться, скорей дашь себя на землю свалить, чем подножку подставишь или что против уговора сделаешь. Все, бывало, снесешь, а уж лукавства ни себе, ни
другим не позволишь!
В самом простом виде дело происходило так: люди жили племенами, семьями, родами и враждовали, насиловали, разоряли, убивали
друг друга. Насилия эти происходили в малых и больших размерах: личность
боролась с личностью, племя
с племенем, семья
с семьей, род
с родом, народ
с народом. Бòльшие, сильнейшие совокупности завладевали слабейшими, и чем больше и сильнее становилась совокупность людей, тем меньше происходило в ней внутренних насилий и тем обеспеченнее казалась продолжительность жизни совокупности.
Дело состояло в том, что помпадур отчасти
боролся с своею робостью, отчасти кокетничал. Он не меньше всякого
другого ощущал на себе влияние весны, но, как все люди робкие и в то же время своевольные, хотел, чтобы Надежда Петровна сама повинилась перед ним. В ожидании этой минуты, он до такой степени усилил нежность к жене, что даже стал вместе
с нею есть печатные пряники. Таким образом дни проходили за днями; Надежда Петровна тщетно ломала себе голову; публика ожидала в недоумении.
В этот раз несколько долее обыкновенного он шутил и смеялся
с своей прислугой; заставлял Мазана и Танайченка
бороться и драться на кулачки и так их поддразнивал, что они, не шутя, колотили
друг друга и вцепились даже в волосы; но дедушка, досыта насмеявшись, повелительным словом и голосом заставил их опомниться и разойтись.
Ободряемый криками и похвалами, которые долетали до него
с противоположного берега, он удвоил усилия, перепрыгивал
с одной льдины на
другую, переправлялся вплавь там, где лед шел реже, и наконец,
борясь ежеминутно
с смертию, достиг пристани, где был встречен радостными восклицаниями необъятной толпы народа.
Заметили также, что она, здоровая и ловкая,
боролась раньше
с нуждою неутомимо, весело, умея внушить бодрость духа и
другим, а теперь стала молчаливой, всегда о чем-то думала, хмурясь и глядя на всё сквозь туман печали странным взглядом, который как будто спрашивал о чем-то.
Вечерами, когда он сидел в большой комнате почти один и вспоминал впечатления дня, — всё ему казалось лишним, ненастоящим, всё было непонятно. Казалось — все знают, что надо жить тихо, беззлобно, но никто почему-то не хочет сказать людям секрет иной жизни, все не доверяют
друг другу, лгут и вызывают на ложь. Было ясно общее раздражение на жизнь, все жаловались на тяжесть её, каждый смотрел на
другого, как на опасного врага своего, и у каждого недовольство жизнью
боролось с недоверием к людям.
Она тяжело дышала от волнения. А в стороне стояли три дочери, такие же, как она, худые и плоские, и пугливо жались
друг к
другу. Они были встревожены, ошеломлены, точно в их доме только что поймали каторжника. Какой позор, как страшно! А ведь это почтенное семейство всю свою жизнь
боролось с предрассудками; очевидно, оно полагало, что все предрассудки и заблуждения человечества только в трех свечах, в тринадцатом числе, в тяжелом дне — понедельнике!
Это зависит, раз, от совершенно особенных условий,
с которыми приходится
бороться под каждым новым бойцом, а
с другой стороны, оттого, что предыдущая неудача «отнимает дух».
Прожили одну зиму, и в
другую зиму случилось еще следующее никому незаметное, кажущееся ничтожным обстоятельство, но такое, которое и произвело всё то, что произошло. Она была нездорова, и мерзавцы не велели ей рожать и научили средству. Мне это было отвратительно. Я
боролся против этого, но она
с легкомысленным упорством настояла на своем, и я покорился; последнее оправдание свиной жизни — дети — было отнято, и жизнь стала еще гаже.
— Да о чем же мне беспокоиться? Ты, верно, знаешь, кто сказал: «Придите вси труждающие, и аз успокою вас». А я много трудился, мой
друг! Долго был игралищем всех житейских непогод и, видит бог, устал. Всю жизнь
боролся с страстями, редко оставался победителем, грешил, гневил бога; но всегда
с детской любовию лобызал руку, меня наказующую, — так чего же мне бояться! Я иду к отцу моему!
— Тон и манера у тебя таковы, как будто ты жертва. Это мне не нравится,
друг мой. Сама ты виновата. Вспомни, ты начала
с того, что рассердилась на людей и на порядки, но ничего не сделала, чтобы те и
другие стали лучше. Ты не
боролась со злом, а утомилась, и ты жертва не борьбы, а своего бессилия. Ну, конечно, тогда ты была молода, неопытна, теперь же все может пойти иначе. Право, поступай! Будешь ты трудиться, служить святому искусству…
Маня задумалась и заплакала и сквозь застилавшие взгляд ее слезы увидала, что среди комнаты, на сером фоне сумеречного света, как братья обнялись и как враги
боролись два ангела: один
с кудрями светлыми и легкими, как горный лен,
другой —
с липом, напоминающим египетских красавиц.
Друзья крепко спали, когда пришла нежданная беда. Арефа проснулся первым, хотел крикнуть, но у него во рту оказался деревянный «кляп», так что он мог только мычать. Гарусов в темноте
с кем-то отчаянно
боролся, пока у него кости не захрустели: на нем сидели четверо молодцов. Их накрыл разъезд, состоящий из башкир, киргизов и русских лихих людей. Связанных пленников посадили на кобылу и быстро поволокли куда-то в сторону от большой дороги. Арефа и Гарусов поняли, что их везут в «орду».
Не помню, кто из товарищей подарил Аполлону Григорьеву портрет Гегеля, и однажды, до крайности прилежный Чистяков, заходивший иногда к нам, упирая один в
другой указательные пальцы своих рук и расшатывая их в этом виде, показывал воочию, как
борются «субъект»
с «объектом».
Такие люди незаменимы, как кабинетные ученые, но в практической жизни они безвозвратно тонут в волнах житейского моря, если счастливая случайность не привяжет их к какому-нибудь хорошему делу или хорошему человеку; по отношению к Мухоедову во мне
боролись два противоположных чувства — я любил его и по воспоминаниям молодости, и как простую честную душу, а
с другой стороны, мне делалось больно и обидно за него, когда я раздумывал на тему о его характере.
Мы
с Михайлой идём сзади их, он командует, покрикивает, детишки не слушают его — толкаются,
борются, лукают
друг в
друга сосновыми шишками, спорят.
И рядом
с этим — не
борясь —
другой вопрос живёт:
с неба ли на землю нисшёл господь или
с земли на небеса вознесён силою людей? И тут же горит мысль о богостроительстве, как вечном деле всего народа.
— И прекрасно, дружочек. Затем отдохните денек-другой, а то и больше, если можете. Вы сегодня, кажется,
с Ребером
боретесь? Постарайтесь отложить борьбу на
другой раз. Нельзя? Ну скажите, что нездоровится, и все тут. А я вам прямо запрещаю, слышите? Покажите-ка язык. Ну вот, и язык скверный. Ведь слабо себя чувствуете, дружочек? Э! Да говорите прямо. Я вас все равно никому не выдам, так какого же черта вы мнетесь! Попы и доктора за то и деньги берут, чтобы хранить чужие секреты. Ведь совсем плохо? Да?
Она так просто сказала это, что он даже и не смутился. Ему только показалось, что некая сила,
с которой бесполезно
бороться ввиду её слепой стихийности, перемещает работу его мозга
с одного направления на
другое. И он
с оттенком игривости сказал ей...
Она выслушала мои бредни и сказала, что и она тоже часто мечтает, но что ее мечтания
другого рода: она либо воображает себя в степях Африки,
с каким-нибудь путешественником, либо отыскивает следы Франклина на Ледовитом океане; живо представляет себе все лишения, которым должна подвергаться, все трудности,
с которыми приходится
бороться…
Эта воля превращается в отдельную стихию, которая
борется или вступает в дружественный договор
с природой —
другою стихией.
Да, похоть, да,
с нею
боролись святой Антоний и
другие, но вера.
Правнук Авдотьи, Матвей,
с самого детства
боролся с мечтаниями и едва не погиб,
другой правнук, Яков Иваныч, был православным, но после смерти жены вдруг перестал ходить в церковь и молился дома.
Но между них он отличал одну:
В ней было всё, что увлекает душу,
Волнует мысли и мешает сну.
Но я,
друзья, покой ваш не нарушу
И на портрет накину пелену.
Ее любил мой Саша той любовью,
Которая по жилам
с юной кровью
Течет огнем, клокочет и кипит.
Боролись в нем желание и стыд;
Он долго думал, как в любви открыться, —
Но надобно ж на что-нибудь решиться.
Ночь
борется с утром. Над берегом чуть видны в сумерках двое неизвестных. Первый — в черном — прислонился к белому камню дворца.
Другой сидит на берегу. Третьего не видно: он где-то близко, и слышен только его голос — прерывистый и зловещий.
Но, говоря это, он видел
другую картину: распанутые двери красного кабачка и в темной глубине их залитую сивухой стойку. И его охватывало горькое сознание своей слабости,
с которой он не может
бороться, и хотелось кричать громко и настойчиво: «К Сенисте пойду! К Сенисте!»
Я знаю правду! Все прежние правды — прочь!
Не надо людям
с людьми на земле
бороться!
Смотрите: вечер! Смотрите: уж скоро ночь!
О чем — поэты, любовники, полководцы?
Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,
И под землею скоро уснем мы все,
Кто на земле не давали уснуть
друг другу.
Со времени описанных событий прошло уже более восьми лет. Одни участники драмы умерли и уже сгнили,
другие несут наказание за свой грех, третьи влачат жизнь,
борясь с будничной скукой и ожидая смерти со дня на день.
Между разумом и страстями идет в человеке междоусобная война. Человек мог бы иметь хоть какое-нибудь спокойствие, если бы в нем был только разум без страстей или только страсти без разума. Но так как в нем и то и
другое, то он не может избежать борьбы, не может быть в мире
с одним иначе, как воюя
с другим. Он всегда
борется сам в себе. И борьба эта необходима, в ней жизнь.
Странно! Человек возмущается злом, исходящим извне, от
других, — тем, чего устранить он не может, а не
борется с своим собственным злом, хотя это всегда в его власти.
И чем дальше он живет, тем всё больше и больше понимает он, что он не один на свете и что надо либо, если есть сила,
бороться с другими людьми за то, что хочешь иметь, либо, если нет силы, покориться тому, что есть.