Неточные совпадения
К нам приехал чиновник,
негр, в форменном фраке, с галунами. Он, по обыкновению, осведомился о здоровье людей, потом об имени судна, о числе людей, о цели путешествия и все это тщательно, но с
большим трудом, с гримасами, записал в тетрадь. Я стоял подле него и смотрел, как он выводил каракули. Нелегко далась ему грамота.
Я с
большей отрадой смотрел на кафров и
негров в Африке, на малайцев по островам Индийского океана, но с глубокой тоской следил в китайских кварталах за общим потоком китайской жизни, наблюдал подробности и попадавшиеся мне ближе личности, слушал рассказы других, бывалых и знающих людей.
Негр открыл жалюзи и ввел нас в чистую
большую гостиную, убранную по-старинному, в голландском вкусе, так же как на мызе Эльзенборг.
— Я сам просил, чтобы меня оставили… тряско ехать… хуже. Все равно где ни умереть. Этот
негр, — у него
большая рана в паху… он тоже не мог ехать…
Когда еще он был бойким, красивым мальчиком, приспешники и приживальцы возлагали на
негр большие надежды, как на талантливого и способного ребенка; воспитание он, конечно, получил в Париже, под руководством разных светил педагогического мира, от которых, впрочем, не получил ничего, кроме, органического отвращения ко всякому труду и в особенности к труду умственному.
Матвей кивнул головой и опять уселся на стул поудобнее, но
негр взял его за рукав и показал
большим пальцем на ладонь.
Она пожала ему руку так дружески, так симпатично и скрылась за деревьями. Круциферский остался. Они долго говорили. Круциферский был
больше счастлив, нежели вчера несчастлив. Он вспоминал каждое слово ее, носился мечтами бог знает где, и один образ переплетался со всеми. Везде она, она… Но мечтам его положил предел казачок Алексея Абрамовича, пришедший звать его к нему. Утром в такое время его ни разу не требовал
Негров.
Ну, да, положим, что и будет кусок хлеба… то есть не
больше; ведь она хоть и дочь Негрову, а Негров-то хоть и богат, да ведь я его знаю — не разгуляется!
У стены, заросшей виноградом, на камнях, как на жертвеннике, стоял ящик, а из него поднималась эта голова, и, четко выступая на фоне зелени, притягивало к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их видел, тупые глаза, вздрагивал широкий, приплюснутый нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые губы, открывая два ряда хищных зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали
большие, чуткие, звериные уши — эту страшную маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы
негра.
Самойленко только немногих помнил по фамилии, а про тех, кого забыл, говорил со вздохом: «Прекраснейший, величайшего ума человек!» Покончив с альбомом, фон Корен брал с этажерки пистолет и, прищурив левый глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо,
большой лоб и черные, курчавые, как у
негра, волоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными цветами, похожего на персидский ковер, и широкий кожаный пояс вместо жилетки.
Постыдная эта торговля людьми еще процветала во времена нашего рассказа, и
большие парусные корабли с трюмами, набитыми «черным» грузом, то и дело совершали рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные
негры в трюмах во все время перехода. Нечего и говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот «живой» груз доставлялся до места назначения далеко не в полном количестве.
Несмотря на полнейшее коверкание
неграми кое-каких английских слов, матросики как-то ухитрились понимать их и торговались с ними с остервенением, покупая
большие сочные апельсины и бананы из Порто-Прайя, городка на соседнем острове С.-Антонио, который и лучше и
больше Порто-Гранде и изобилует зеленью и фруктами, но зато и славится своим крайне нездоровым климатом и особенно жестокими желтыми лихорадками.