Неточные совпадения
В
черной бороде его показывалась проседь; живые
большие глаза так и бегали.
В
большой столовой со множеством фаянса на стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял на длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое лицо в широкой раме
черной бороды.
Голова его в шапке седых курчавых волос, такими же волосами густо заросло лицо, в
бороде торчал нос,
большой и прямой, точно у дятла, блестели
черные глаза.
На щеках — синие пятна сбритой
бороды, плотные
черные усы коротко подстрижены, губы — толстые, цвета сырого мяса, нос
большой, измятый, брови — кустиками, над ними густая щетка
черных с проседью волос.
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый глаз казался
больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая
борода, почти обнажая подбородок и толстую нижнюю губу. Назвав свою фамилию, он пристально, разномерными глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы. Глаза —
черные и очень блестящие.
Клим Самгин замедлил шаг, оглянулся, желая видеть лицо человека, сказавшего за его спиною нужное слово; вплоть к нему шли двое: коренастый, плохо одетый старик с окладистой
бородой и угрюмым взглядом воспаленных глаз и человек лет тридцати, небритый, черноусый, с
большим носом и веселыми глазами, тоже бедно одетый, в замазанном,
черном полушубке, в сибирской папахе.
Он ожидал увидеть глаза
черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких почти бесцветных глазах
борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее. За спиною ротмистра, выше головы его, на
черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями дверью —
большая фотография лысого, усатого человека в орденах, на столе, прижимая бумаги Клима, — толстая книга Сенкевича «Огнем и мечом».
На одном из собраний против него выступил высокий человек, с курчавой, в мелких колечках,
бородой серого цвета, из-под его
больших нахмуренных бровей строго смотрели прозрачные голубые глаза, на нем был сборный костюм, не по росту короткий и узкий, — клетчатые брюки, рыжие и
черные, полосатый серый пиджак, синяя сатинетовая косоворотка. Было в этом человеке что-то смешное и наивное, располагающее к нему.
Теперь, когда попу, точно на смех, грубо остригли космы на голове и
бороду, — обнаружилось раздерганное, темненькое, почти синее лицо,
черные зрачки, застывшие в синеватых, масляных белках, и
большой нос, прямой, с узкими ноздрями, и сдвинутый влево, отчего одна половина лица казалась
больше другой.
Волосы его, темно-русые с легкою проседью,
черные брови,
большая борода и
большие глаза не только не способствовали его характерности, но именно как бы придавали ему что-то общее, на всех похожее.
Айно смуглы, как цыгане; у них
большие окладистые
бороды, усы и
черные волосы, густые и жесткие; глаза у них темные, выразительные, кроткие.
И во-первых, надевал очки, развертывал
большую старинную книгу в
черном кожаном переплете, ну, и при этом седая
борода, две медали за пожертвования.
Перед Вихровым в это время стоял старик с седой
бородой, в коротенькой
черной поддевке и в солдатских, с высокими голенищами, сапогах. Это был Симонов. Вихров, как тогда посылали его на службу, сейчас же распорядился, чтобы отыскали Симонова, которого он сделал потом управляющим над всем своим имением. Теперь он, по крайней мере, с полчаса разговаривал с своим старым приятелем, и все их объяснение
больше состояло в том, что они говорили друг другу нежности.
Он говорил тихо, но каждое слово его речи падало на голову матери тяжелым, оглушающим ударом. И его лицо, в
черной раме
бороды,
большое, траурное, пугало ее. Темный блеск глаз был невыносим, он будил ноющий страх в сердце.
Скосив глаза направо, Ромашов увидел далеко на самом краю поля небольшую тесную кучку маленьких всадников, которые в легких клубах желтоватой пыли быстро приближались к строю. Шульгович со строгим и вдохновенным лицом отъехал от середины полка на расстояние, по крайней мере вчетверо
больше, чем требовалось. Щеголяя тяжелой красотой приемов, подняв кверху свою серебряную
бороду, оглядывая
черную неподвижную массу полка грозным, радостным и отчаянным взглядом, он затянул голосом, покатившимся по всему полю...
Оба не старые, один
черный, с
большой бородой, в халате, будто и на татарина похож, но только халат у него не пестрый, а весь красный, и на башке острая персианская шапка; а другой рыжий, тоже в халате, но этакий штуковатый: всё ящички какие-то при себе имел, и сейчас чуть ему время есть, что никто на него не смотрит, он с себя халат долой снимет и остается в одних штанцах и в курточке, а эти штанцы и курточка по-такому шиты, как в России на заводах у каких-нибудь немцев бывает.
Навстречу шел
большой обоз русских мужиков, привозивших провиант в Севастополь, и теперь шедший оттуда, наполненный больными и ранеными солдатами в серых шинелях, матросами в
черных пальто, греческими волонтерами в красных фесках и ополченцами с
бородами.
Обыкновенно над такой задачей он мучительно раздумывал минут десять, а то и
больше, причем его смуглое худое лицо с впалыми
черными глазами, все ушедшее в жесткую
черную бороду и
большие усы, выражало крайнюю степень умственного напряжения.
Домик кровожадного генерала я, разумеется, и прежде знал. Это небольшой, деревянный, чистенький домик в три окна, из которых на двух крайних стояли чубуки, а на третьем, среднем, два чучела:
большой голенастый красный петух в каске с перьями и молодой
черный козленок с
бородой, при штатской шпаге и в цилиндрической гражданской шляпе.
Провожатые слезли с лошадей; Юрий и Алексей сделали то же и подошли вслед за ними к двум
большим липам, под которыми сидел на скамье человек лет тридцати, с курчавой
черной бородою и распущенными по плечам волосами.
Об извозчиках он мог говорить целый вечер, и Лунёв никогда не слыхал от него других речей. Приходил ещё смотритель приюта для детей Грызлов, молчаливый человек с
чёрной бородой. Он любил петь басом «Как по морю, морю синему», а жена его, высокая и полная женщина с
большими зубами, каждый раз съедала все конфекты у Татьяны Власьевны, за что после её ухода Автономова ругала её.
В то время ему было сорок три года; высокий, широкоплечий, он говорил густым басом, как протодьякон;
большие глаза его смотрели из-под темных бровей смело и умно; в загорелом лице, обросшем густой
черной бородой, и во всей его мощной фигуре было много русской, здоровой и грубой красоты; от его плавных движений и неторопливой походки веяло сознанием силы. Женщинам он нравился и не избегал их.
Обыкновенно он сидел среди комнаты за столом, положив на него руки, разбрасывал по столу свои длинные пальцы и всё время тихонько двигал ими, щупая карандаши, перья, бумагу; на пальцах у него разноцветно сверкали какие-то камни, из-под
чёрной бороды выглядывала жёлтая
большая медаль; он медленно ворочал короткой шеей, и бездонные, синие стёкла очков поочерёдно присасывались к лицам людей, смирно и молча сидевших у стен.
Пройдя через две небольшие комнаты, хозяйка отворила потихоньку дверь в светлый и даже с некоторой роскошью убранный покой. На высокой кровати, с ситцевым пологом, сидел, облокотясь одной рукой на столик, поставленный у самого изголовья, бледный и худой, как тень, Рославлев. Подле него старик, с седою
бородою, читал с
большим вниманием толстую книгу в
черном кожаном переплете. В ту самую минуту, как Зарецкой показался в дверях, старик произнес вполголоса: «Житие преподобного отца нашего…»
Высокий, костлявый, с
большой, но неровной по краям
черной бородою, был он похож на Колесникова и, несмотря на револьвер в руке и на полувоенную форму, вид имел мирный и расстроенный.
Лишь один из них, самый высокий, тощий, с густейшей
бородою и не подобающим ни монаху, ни случаю громким, весёлым голосом, тот, который шёл впереди всех с
большим,
чёрным крестом в руках, как будто не имел лица: был он лысый, нос его расплылся по щекам, и кроме двух чёрненьких ямок между лысиной и
бородой у него на месте лица ничего не значилось.
В третьей комнате чинно беседовали, поглаживая
бороды, два почтенных священника, а сама шиловская попадья, старая, высокая, полная, еще красивая женщина, с властным
большим лицом и
черными круглыми бровями — настоящая король-баба! — хлопотала около стола, приготовляя закуски.
И к ним подъезжает коляска, и из коляски выходят: дядя Николай Сергеевич, с огромной, лопатой,
черной бородой, и с ним худенькая девочка Пашенька, с
большими кроткими глазами и жалким, робким лицом.
Замолчал. Треплет
бороду свою
чёрными пальцами, и рука у него дрожит. Смотрю на его тусклый череп, и хочется сказать ему бодрое, ласковое слово, обидно мне за него и грустно, и всё
больше жалко пятидесяти лет бесполезной траты человеческого сердца и ума.
По дороге впереди стада шел в потемневшем от дождя, заплатанном зипуне, в
большой шапке, с кожаным мешком за сутуловатой спиной высокий старик с седой
бородой и курчавыми седыми волосами; только одни густые брови были у него
черные.
Сын обрусевшего изюмского цыгана, черномазый, с
большими черными глазами, кудрявый, с всклоченной
бородой, он иначе и не назывался у наших кочуевских мужиков, как «чертякой».
Покамест на их крестьянской полосе орудовал подряженный бабушкой сосед, и отсутствие отца только и сказывалось в часы полдника или ужина: в прежнее время, бывало, заполняла всю их крошечную избу его громоздкая фигура с
большой головою, добрыми глазами и
черной окладистой
бородой.
Орочский старшина Федор Бутунгари принадлежал ко второй антропологической группе. Это был крупный человек, лет сорока, с
черной окладистой
бородой. Наделенный от природы живым и проницательным умом, он имел
большое влияние на всех тумнинских жителей. Я поблагодарил его за оказанную мне помощь.
На площадке с чугунным полом, перед спуском по лестнице, Пирожков в густой еще толпе, где скучились
больше дамы, столкнулся с рослым блондином в
большой окладистой
бороде; тот вел под руку плотную даму, лет под тридцать, в
черном, с энергическим лицом.
Дверь кабака снова распахнулась, и в нее вошел новый посетитель, в потрепанном полумонашеском, полусвященническом одеянии. На нем сверх армяка была надета крашенинная ряса, подвязанная пестрым кушаком, а на голове высокий треух, похожий на монашескую шапку. Длинные всклокоченные
черные волосы выбивались на плечи, густая
большая борода была покрыта инеем.
Он был очень хорош. Так хорош, что настоящие, живые короли, бесспорно, позавидовали бы его блестящему виду. У него была роскошная белая, как сахар, седая
борода, такие же седые кудри и
большие черные глаза. На голове его красовалась золотая корона. Одет он был так, как вообще одеваются короли. Художник не пожалел красок, чтобы вырисовать его пурпурную мантию и огромный воротник из дорогого собольего меха. Да, он был чудно хорош.