Неточные совпадения
На площади, у решетки сквера, выстроились, лицом к Александровской колонне, молодцеватые всадники на тяжелых, темных лошадях, вокруг колонны тоже немного пехотинцев, но ружья их были составлены в козла, стояли там какие-то зеленые
повозки, бегала
большая, пестрая собака.
…Когда мы подъехали к Казани, Волга была во всем блеске весеннего разлива; целую станцию от Услона до Казани надобно было плыть на дощанике, река разливалась верст на пятнадцать или
больше. День был ненастный. Перевоз остановился, множество телег и всяких
повозок ждали на берегу.
Большая летняя
повозка, в которой они в прошлом году ездили в Самосадку, весело покатилась по широкой мурмосской дороге.
Нашу карету и
повозку стали грузить на паром, а нам подали
большую косную лодку, на которую мы все должны были перейти по двум доскам, положенным с берега на край лодки; перевозчики в пестрых мордовских рубахах, бредя по колени в воде, повели под руки мою мать и няньку с сестрицей; вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на руки и понес прямо по воде в лодку, а отец пошел рядом по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому что я, по своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Немного далее
большая площадь, на которой валяются какие-то огромные брусья, пушечные станки, спящие солдаты; стоят лошади,
повозки, зеленые орудия и ящики, пехотные кòзла; двигаются солдаты, матросы, офицеры, женщины, дети, купцы; ездят телеги с сеном, с кулями и с бочками; кой-где проедет казак и офицер верхом, генерал на дрожках.
В конце августа по
большой ущелистой севастопольской дороге, между Дуванкòй [Последняя станция к Севастополю.] и Бахчисараем, шагом, в густой и жаркой пыли ехала офицерская тележка (та особенная,
больше нигде не встречаемая тележка, составляющая нечто среднее между жидовской бричкой, русской
повозкой и корзинкой).
Хаджи-Мурат ехал шагом. Казаки и его нукеры, не отставая, следовали за ним. Выехали шагом по дороге за крепостью. Встречались женщины с корзинами на головах, солдаты на
повозках и скрипящие арбы на буйволах. Отъехав версты две, Хаджи-Мурат тронул своего белого кабардинца; он пошел проездом, так, что его нукеры шли
большой рысью. Так же ехали и казаки.
Большая (и с
большою грязью) дорога шла каймою около сада и впадала в реку; река была в разливе; на обоих берегах стояли телеги,
повозки, тарантасы, отложенные лошади, бабы с узелками, солдаты и мещане; два дощаника ходили беспрерывно взад и вперед; битком набитые людьми, лошадьми и экипажами, они медленно двигались на веслах, похожие на каких-то ископаемых многоножных раков, последовательно поднимавших и опускавших свои ноги; разнообразные звуки доносились до ушей сидевших: скрип телег, бубенчики, крик перевозчиков и едва слышный ответ с той стороны, брань торопящихся пассажиров, топот лошадей, устанавливаемых на дощанике, мычание коровы, привязанной за рога к телеге, и громкий разговор крестьян на берегу, собравшихся около разложенного огня.
— Да с полсорока
больше своих не дочтемся! Изменники дрались не на живот, а на смерть: все легли до единого. Правда, было за что и постоять! сундуков-то с добром… серебряной посуды возов с пять, а казны на тройке не увезешь! Наши молодцы нашли в одной телеге бочонок романеи да так-то на радости натянулись, что насилу на конях сидят. Бычура с пятидесятью человеками едет за мной следом, а другие с
повозками поотстали.
Счастливцев. Я, Геннадий Демьяныч, обдержался-с. В дальнюю дорогу точно трудно-с; так ведь кто на что, а голь на выдумки. Везли меня в Архангельск, так в
большой ковер закатывали. Привезут на станцию, раскатают, а в
повозку садиться, опять закатают.
Мы приехали под вечер в простой рогожной
повозке, на тройке своих лошадей (повар и горничная приехали прежде нас); переезд с кормежки сделали
большой, долго ездили по городу, расспрашивая о квартире, долго стояли по бестолковости деревенских лакеев, — и я помню, что озяб ужасно, что квартира была холодна, что чай не согрел меня и что я лег спать, дрожа как в лихорадке; еще более помню, что страстно любившая меня мать также дрожала, но не от холода, а от страха, чтоб не простудилось ее любимое дитя, ее Сереженька.
«Ничего, — говорит, — улезете —
повозка большая, сто пудов возим». Я, признаться, было хоть и остаться рада, да рупь-то ему отдан, и ехать опять не с кем.
Любили мы все эту свою святыню страстною любовью, и сообща пред нею святой елей теплили, и на артельный счет лошадь содержали и особую
повозку, на которой везли это божие благословение в двух
больших коробьях всюду, куда сами шли.
Зато в двух передних
повозках разговоры велись несмолкаемые. Фленушка всю дорогу тараторила, и все
больше про Василья Борисыча. Любила поспать Прасковья Патаповна, но теперь всю дорогу глаз не свела — любы показались ей Фленушкины разговоры. И много житейского тут узнала она, много такого, чего прежде и во сне ей не грезилось.
— Слава Богу, слава Богу! — весело, как весенняя птичка, защебетала Фленушка.
Больше она не могла говорить,
повозки поехали к Манефиной обители, а молодцы остались у ворот Бояркиных.
Больше всего Фленушка хлопотала. Радехонька была она поездке. «Вдоволь нагуляемся, вдоволь натешимся, — радостно она думала, — ворчи, сколько хочешь, мать Никанора, бранись, сколько угодно, мать Аркадия, а мы возьмем свое». Прасковья Патаповна, совсем снарядившись, не хлопотала вкруг
повозок, а, сидя, дремала в теткиной келье. Не хлопотал и Василий Борисыч. Одевшись по-дорожному, стоял он возле окна, из которого на сборы глядела Манефа.
Выйдя из лесу на
большую дорогу, разложили келейницы свой скарб по
повозкам и одна за другою пошли пешком в Деяново.
И казначей отец Михей повел гостей по расчищенной между сугробами, гладкой, широкой, усыпанной красным песком дорожке, меж тем как отец гостиник с
повозками и работниками отправился на стоявший отдельно в углу монастыря
большой, ставленный на высоких подклетах гостиный дом для богомольцев и приезжавших в скит по разным делам.
— А пошевни-то небось
большие да широкие… Еще, поди, с волочками? [Волочок, или волчок, — верх
повозки или кибитки, обитый циновкой.] — продолжал свои расспросы дядя Онуфрий.
Еще утренняя заря не разгоралась, еще солнышко из-за края небосклона не выглядывало, как на
большой дороге у Софонтьевых крестов одна за другой зачали становиться широкие уемистые скитские
повозки, запряженные раскормленными донельзя лошадьми и нагруженные пудовыми пуховиками и толстыми матерями.
Он не отвечал мне,
повозка тронулась, и он снова начал стонать и охать самым ужасным, раздирающим душу голосом. Как будто, окончив мирские дела, он не находил
больше причин удерживаться и считал теперь позволительным себе это облегчение.
В один июньский вечер, когда заходило солнце и в воздухе пахло сеном, теплым навозом и парным молоком, во двор к Дюде въехала простая
повозка, на которой сидело трое: мужчина лет тридцати в парусинковом костюме, рядом с ним мальчик, лет семи-восьми, в длинном черном сюртуке с
большими костяными пуговицами, и молодой парень в красной рубахе за кучера.
Работали они, действительно, никак уж не
больше фельдшеров. Работали сестры добросовестно, но работа фельдшеров была гораздо труднее. Притом в походе сестры ехали в
повозке, фельдшера, как нижние чины, шли пешком. Сестры на всем готовом получали рублей по восемьдесят в месяц, фельдшера, как унтер-офицеры, получали рубля по три.
Обозы переходили реку по льду. Лед был уже очень плохой, он трещал и гнулся под тяжестью
повозок; из дыр, бурля, выступала вода и растекалась мутными лужами. Слева от нас тянулась по льду грязная дорога, обрывавшаяся на
большой полынье: утром здесь подломился лед под обозами.
Медленно тянулся день за днем. С свернутыми шатрами и упакованным в
повозки перевязочным материалом, мы без дела стояли в Палинпу. В голубой дымке рисовались стены и башни Мукдена, невдалеке высилась
большая, прекрасная кумирня…
Иные сторонились по собственной воле, а иные — вследствие неоднократного убеждения нагайками, которыми боярские вершники или знакомцы, в цветных платьях, с
большими бубнами в руках, скакавшие перед каждой
повозкой, щедро наделяли всякого, медленно сворачивающего с дороги.
Большую дорогу окружили со всех сторон и, выждав псковитян, мигом налетели на них с обоих боков
повозок.
— Москва, Москва, синьор Антонио! — и
повозку его обступили человек пять, разных лет, в зимних епанчах. Школьники, возвращающиеся домой на вакацию, не с
большею радостью приветствуют колокольню родного села.
Иные сторонились по собственной воле, а иные — вследствие неоднократного убеждения нагайками, которыми боярские вершники или знакомцы, в цветных платьях с
большими бубнами в руках, скакавшие перед каждой
повозкой, щедро наделяли всякого, медленно сворачивавшего с дороги.
Уже сидя в
повозке, в старомодном платье, перешитом из материного, в криво надетой детской шляпке,
больше похожая на странно наряженную некрасивую девушку, чем на подростка, — она равнодушно поглядывала на суетившегося дьякона своими волчьими глазами и говорила отцовским сухим голосом...
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились
повозки и верховые, то в даль за реку, то на собаченку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми,
большими пальцами.
В депо, в котором было 120
повозок сначала, теперь оставалось не
больше 60-ти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько
повозок. Три
повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул
больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала, за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.