Неточные совпадения
Над Москвой хвастливо сияло весеннее утро; по неровному булыжнику цокали подковы, грохотали телеги; в теплом, светло-голубом воздухе празднично гудела медь колоколов; по истоптанным панелям нешироких,
кривых улиц бойко шагали легкие люди; походка их была размашиста, топот ног звучал отчетливо, они не шаркали подошвами, как петербуржцы. Вообще здесь шума было
больше, чем в Петербурге, и шум был другого тона, не такой сыроватый и осторожный, как там.
На глазомер оставалось версты три, и нам следовало зайти за коралловый риф,
кривой линией опоясывавший все видимое пространство главного,
большого острова.
Войдя в его маленькие две комнатки, Наталья Ивановна внимательно осмотрела их. На всем она увидала знакомую ей чистоту и аккуратность и поразившую ее совершенно новую для него скромность обстановки. На письменном столе она увидала знакомое ей пресс-папье с бронзовой собачкой; тоже знакомо аккуратно разложенные портфели и бумаги, и письменные принадлежности, и томы уложения о наказаниях, и английскую книгу Генри Джорджа и французскую — Тарда с вложенным в нее знакомым ей
кривым большим ножом слоновой кости.
— А нам бы Миколая Иваныча… — вытягивая вперед шею и неловко дергая плечами, заговорил
кривой мужик, когда в дверях показался лакей с
большой лысиной на макушке.
Удэгейцы —
большие любители металлических украшений, в особенности браслетов и колец. Некоторые старики еще носят в ушах серьги; ныне обычай этот выходит из употребления. Каждый мужчина и даже мальчики носят у пояса два ножа: один — обыкновенный охотничий, а другой — маленький
кривой, которым владеют очень искусно и который заменяет им шило, струг, буравчик, долото и все прочие инструменты.
Мы спустились в город и, свернувши в узкий,
кривой переулочек, остановились перед домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа. Второй этаж выступал на улицу
больше первого, третий и четвертый еще
больше второго; весь дом с своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
По наружности учителя греческого языка трудно было предположить о существовании такой энергии. Это был золотушный малорослый субъект с
большою головой рахитика и
кривыми ногами. К удивлению доктора, в этом хохлацком выродке действительно билась общественная жилка. Сначала он отнесся к нему с недоверием, а потом был рад, когда учитель завертывал потолковать.
А на Малой Ямской, которую посещают солдаты, мелкие воришки, ремесленники и вообще народ серый и где берут за время пятьдесят копеек и меньше, совсем уж грязно и скудно: пол в зале
кривой, облупленный и занозистый, окна завешены красными кумачовыми кусками; спальни, точно стойла, разделены тонкими перегородками, не достающими до потолка, а на кроватях, сверх сбитых сенников, валяются скомканные кое-как, рваные, темные от времени, пятнистые простыни и дырявые байковые одеяла; воздух кислый и чадный, с примесью алкогольных паров и запаха человеческих извержений; женщины, одетые в цветное ситцевое тряпье или в матросские костюмы, по
большей части хриплы или гнусавы, с полупровалившимися носами, с лицами, хранящими следы вчерашних побоев и царапин и наивно раскрашенными при помощи послюненной красной коробочки от папирос.
Миновав белую, с зеленым куполом, в виде луковицы, мечеть, окруженную молчаливой толпой темных кипарисов, мальчик спустился по тесному
кривому переулку на
большую дорогу.
В конце концов в этом точечном состоянии есть своя логика (сегодняшняя): в точке
больше всего неизвестностей; стоит ей двинуться, шевельнуться — и она может обратиться в тысячи разных
кривых, сотни тел.
Нередко приходили еще начетчики: Пахомий, человек с
большим животом, в засаленной поддевке,
кривой на один глаз, обрюзглый и хрюкающий; Лукиан, маленький старичок, гладкий, как мышь, ласковый и бойкий, а с ним
большой, мрачный человек, похожий на кучера, чернобородый, с мертвым лицом, неприятным, но красивым, с неподвижными глазами.
Кожемякин сразу же заметил, что
большой, дряблый Смагин смотрит на него неприязненно, подстерегающе, Ревякин — с каким-то односторонним любопытством, с
кривой улыбкой, половина которой исчезала в правой, пухлой щеке.
«Верно говорит,
кривой бес!» — мысленно воскликнул Кожемякин, проникаясь всё
большим почтением к учителю, но поглядывая на него с досадой.
Кривой Зоб. Яман твое дело, Асанка! Без руки ты — никуда не годишься! Наш брат по рукам да по спине ценится… Нет руки — и человека нет! Табак твое дело!.. Иди водку пить…
больше никаких!
Но время шло, а он оставался всё таким же: огромная голова, длинное туловище с четырьмя бессильными придатками; только улыбка его принимала всё более определенное выражение ненасытной жадности да рот наполнялся двумя рядами острых
кривых зубов. Коротенькие лапы научились хватать куски хлеба и почти безошибочно тащили их в
большой, горячий рот.
Он снова остановился против освещённого окна и молча посмотрел на него. На чёрном
кривом лице дома окно, точно
большой глаз, бросало во тьму спокойный луч света, свет был подобен маленькому острову среди тёмной тяжёлой воды.
Жил он в деревянном доме с
большим двором и садом, в
Кривом переулке возле Пречистенского бульвара.
Небей, курчавый, черный, с
большим,
кривым носом, с
большими, как сливы, глазами и остренькой бородкой; сухой, тощий, он похож на дьявола.
Он был среднего роста, широкий в плечах и еще более широкий к тазу, с короткими, толстыми и
кривыми, как корни могучего дерева, ногами, длиннорукий и сгорбленный, как
большая, сильная обезьяна.
В этом огромном мешке находились принадлежности туалета: какое-то масло, которым он мазал свои волосы, усы и эспаньолку, несколько головных щеток, из которых одна была очень
большая и
кривая: ею Гоголь расчесывал свои длинные волосы.
Приходил высокий, костлявый и
кривой на левый глаз человек, с испуганным выражением в
больших круглых глазах, молчаливый, робкий, трижды сидевший за кражи по приговорам мирового и окружного судов.
Серый деревянный трактир Вавилова, с
кривой крышей, поросшей мхом, оперся на одну из кирпичных стен завода и казался
большим паразитом, присосавшимся к ней.
Я, так же как и ты, очень люблю старые пузатые комоды с медными бляхами, белые кресла с овальными спинками и
кривыми ножками, засиженные мухами стеклянные люстры, с
большим яйцом из лиловой фольги посередине, — словом, всякую дедовскую мебель; но постоянно видеть всё это не могу: какая-то тревожная скука (именно так!) овладеет мною.
— Вот, гляди! — задумчиво текла речь
кривого. — Живут в России люди, называемые — мещане. Кто их несчастнее? — подумай. Есть — цыгане, они всё бродяжат, по ярмаркам — мужиков лошадями обманывают, по деревням — кур воруют. Может, они и не делают ничего такого, ну, уж так говорится про них. А мещане хоть
больше на одном месте трутся — но тоже самые бесполезные в мире жители…
Глаза у бондаря были узкие, они казались маленькими щелками куда-то в беспокойную, глубокую тьму, где всегда кипело неукротимое волнение и часто вспыхивал зеленый гневный огонь. И руки у него были тоже беспокойные — странно мотались, точно стремясь оторваться от
большого тела, шумно хлопали ладонями одна о другую, сцеплялись
кривыми пальцами и терлись, и редко движения их совпадали со словами старика.
По рассказам Дарьюшки, дома
кривой читал свои
большие книги и порою разговаривал сам с собою; слободские старухи назвали его колдуном и чернокнижником, молодые бабы говорили, что у него совесть не чиста, мужики несколько раз пытались допросить его, что он за человек, но — не добились успеха. Тогда они стребовали с
кривого полведра водки, захотели еще, а он отказал, его побили, и через несколько дней после этого он снова ушел «в проходку», как объяснила Волынка.
Бурмистров привык, чтобы его желания исполнялись сразу, он нахмурил темные брови, глубоко вздохнул и тот час выпустил воздух через ноздри — звук был такой, как будто зашипела вода, выплеснутая на горячие уголья. Потом молча, движениями рук и колена, посадил
кривого в угол, на стул, сел рядом с ним, а на стол положил свою
большую жилистую руку в золотой шерсти. И молча же уставил в лицо Тиунова ожидающий, строгий взгляд.
Лягушки заливались теперь со всех сторон. Казалось, что весь воздух дрожал от их страстных, звенящих криков, которым вторили глухие, более редкие, протяжные стоны
больших жаб. Небо из зеленого сделалось темно-синим, и луна сияла на нем, как
кривое лезвие серебряной алебарды. Заря погасла. Только у того берега, в чистой речной заводи, рдели длинные кровавые полосы.
Я хотел слегка упомянуть, как Трифон Столыгин успел в две недели три раза присягнуть, раз Владиславу, раз Тушинскому вору, раз не помню кому, — и всем изменил; я хотел описать их богатые достояния, их села, в которых церкви были пышно украшены благочестивыми и смиренными приношениями помещиков, по-видимому не столь смиренных в светских отношениях, что доказывали полуразвалившиеся,
кривые, худо крытые и подпертые шестами избы; но, боясь утомить внимание ваше, я скромно решаюсь начать не дальше как за воротами
большого московского дома Михаила Степановича Столыгина, что на Яузе.
Тётка Татьяна, согнувшись, расстилала по полу полотно, над головой её торчали ноги отца,
большие, тяжёлые, с
кривыми пальцами. Дрожал синий огонь лампады, а жёлтые огоньки трёх свеч напоминали о лютиках в поле, под ветром.
Яков. Оно это точно, что ж говорить, Мишка
кривой супротив других ловчей будет. Только теперь староста на буньковских ямщиков приказ написал: если будете, примерно, метать промеж себя и тащить, котора половина
больше, так и тащите, а им чтобы не галдить, и чтобы супротив говорить не смели.
Из всех углов на меня смотрят восковые, странно неподвижные лица ребят с
кривыми зубами, куриною грудью и искривленными конечностями; в их
больших глазах нет и следа той живости и веселости, которая «свойственна» детям.
Нет.
Кривые пути всегда останутся
кривыми, хотя бы они были предназначены для обмана самого
большого большинства народа, и неправда никогда и никому не может быть полезна. И потому мы признаем только один закон для всех: следование истине, какую знаем, куда бы она ни привела нас.
Лихой полицмейстер Гнут (из отчаянных гусаров) на обычной паре впристяжку (известно, что порядочные полицмейстеры иначе никогда не ездят как только на паре впристяжку), словно угорелый, скакал сломя голову с
Большой улицы на Московскую, с Московской на Дворянскую, с Дворянской на Покровскую, на Пречистенскую, на Воздвиженскую, так что на сей день не успел даже завернуть и в
Кривой переулок, где обитала его Дульцинея.
Володя купил несколько вещей для матери и сестры и между прочим малайский «крис» —
большой, совсем
кривой, кинжал, весь точно изъеденный на своей поверхности: на ней были мельчайшие дырочки и впадинки.
— Ладно, — молвил ямщик и, обо́дрясь, хлестнул по лошадкам, прикрикнув: «Эх вы, сердечные!» Своротил он налево и
кривыми закоулками доехал до построенного на скитский лад
большого дома с раскрашенными ставнями, с узорчатой резьбой над окнами.
Зайкин выглядывает из кабинета и видит свою жену Надежду Степановну, здоровую, розовую, как всегда… С нею Ольга Кирилловна, сухая блондинка с крупными веснушками, и двое каких-то незнакомых мужчин: один молодой, длинный, с рыжей курчавой головой и с
большим кадыком, другой — низенький, коренастый, с бритой актерской физиономией и сизым
кривым подбородком.
И он с ненавистью поглядел на свой сарай с
кривой поросшей крышей; там из двери сарайчика глядела на него
большая лошадиная голова. Вероятно, польщенная вниманием хозяина, голова задвигалась, подалась вперед, и из сарая показалась целая лошадь, такая же дряхлая, как Лыска, такая же робкая и забитая, тонконогая, седая, с втянутым животом и костистой спиною. Она вышла из сарая и в нерешительности остановилась, точно сконфузилась.
Привратник Гримм на своей особе всецело оправдывал французскую пословицу «Каков господин, таков и слуга», — он был
кривой старик, с плутоватой физиономией,
большим, почти беззубым, ртом и вечно злым и угрюмым видом; красный нос его красноречиво свидетельствовал, что он не менее своего господина был поклонником бога Бахуса.
Пятого августа после довольно
большого перехода Ермак Тимофеевич расположился в шатрах, оставив лодки свои у берега, близ Вогейского устья. Здесь Иртыш, делясь надвое, течет весьма
кривой излучиной к востоку и прямым искусственным каналом, называемым ныне Ермаковой перекопью, но вырытым, как надобно думать, в древнейшие времена.
«В Ильин и на другой день мы были в refectoire с турками; ох, как мы потчевались! Играли, бросались свинцовым
большим горохом да железными кеглями в твою голову величины; у нас были такие длинные булавки да ножницы
кривые и прямые, рука не попадайся, тотчас отрежут, хоть и голову. Кончилась иллюминацией, фейерверком. С festin турки ушли ой далеко, Богу молился по-своему и только;
больше нет ничего. Прости, душа моя, Христос Спаситель с тобой».
Дьяволы были
большие и маленькие, и толстые и худые, и с длинными и короткими хвостами, и с острыми, прямыми и
кривыми рогами.
Первое впечатление, производимое ею на новичка, случайно забредшего в ее по
большей части узкие и
кривые улицы и в переулки, состоящие из неказистых деревянных двухэтажных, а часто и одноэтажных домиков, построенных в большинстве случаев в глубине дворов, обнесенных решетчатыми или сплошными заборами, — это впечатление захолустного провинциального городка.
В маленькую переднюю выбежала собачка-коротконожка, на
кривых лапах, и стала ласкаться к Стягину. За ней показался мальчик лет трех, с
большою головой, в опрятной блузе, и улыбнулся гостю
большими, круглыми глазами.