Неточные совпадения
— В самом серьезном, так сказать, в самой сущности дела, — подхватил Петр Петрович, как бы обрадовавшись вопросу. — Я, видите ли, уже десять лет не посещал Петербурга. Все эти наши новости, реформы,
идеи — все это и до нас прикоснулось в провинции; но чтобы видеть яснее и видеть все, надобно быть в Петербурге. Ну-с, а моя мысль именно такова, что всего
больше заметишь и узнаешь, наблюдая молодые поколения наши. И признаюсь: порадовался…
Потом, уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг содержания романтического, да недавно еще, через посредство господина Лебезятникова, одну книжку «Физиологию» Льюиса [«Физиология» Льюиса — книга английского философа и физиолога Д. Г. Льюиса «Физиология обыденной жизни», в которой популярно излагались естественно-научные
идеи.] — изволите знать-с? — с
большим интересом прочла, и даже нам отрывочно вслух сообщала: вот и все ее просвещение.
Манере Туробоева говорить Клим завидовал почти до ненависти к нему. Туробоев называл
идеи «девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные
идеи требуют чувства веры значительно
больше, чем церковные, потому что гуманизм есть испорченная религия». Самгин огорчался: почему он не умеет так легко толковать прочитанные книги?
— Он был либерал, даже —
больше, но за мученическую смерть бог простит ему измену
идее монархизма.
— Господа, — дрожал я весь, — я мою
идею вам не скажу ни за что, но я вас, напротив, с вашей же точки спрошу, — не думайте, что с моей, потому что я, может быть, в тысячу раз
больше люблю человечество, чем вы все, вместе взятые!
Эта
идея привела меня в бешенство; я разлегся еще
больше и стал перебирать книгу с таким видом, как будто до меня ничего не касается.
На малое терпение у меня часто недоставало характера, даже и после зарождения «
идеи», а на
большое — всегда достанет.
Нас таких в России, может быть, около тысячи человек; действительно, может быть, не
больше, но ведь этого очень довольно, чтобы не умирать
идее.
Я, может быть, лично и других
идей, и захочу служить человечеству, и буду, и, может быть, в десять раз
больше буду, чем все проповедники; но только я хочу, чтобы с меня этого никто не смел требовать, заставлять меня, как господина Крафта; моя полная свобода, если я даже и пальца не подыму.
— Нет, это не так надо ставить, — начал, очевидно возобновляя давешний спор, учитель с черными бакенами, горячившийся
больше всех, — про математические доказательства я ничего не говорю, но это
идея, которой я готов верить и без математических доказательств…
Тут все сбивала меня одна сильная мысль: «Ведь уж ты вывел, что миллионщиком можешь стать непременно, лишь имея соответственно сильный характер; ведь уж ты пробы делал характеру; так покажи себя и здесь: неужели у рулетки нужно
больше характеру, чем для твоей
идеи?» — вот что я повторял себе.
Замечу лишь, что „
идея“ ваша отличается оригинальностью, тогда как молодые люди текущего поколения набрасываются
большею частию на
идеи не выдуманные, а предварительно данные, и запас их весьма невелик, а часто и опасен.
Стоят на ногах они неуклюже, опустившись корпусом на коленки, и
большею частью смотрят сонно, вяло: видно, что их ничто не волнует, что нет в этой массе людей постоянной
идеи и цели, какая должна быть в мыслящей толпе, что они едят, спят и
больше ничего не делают, что привыкли к этой жизни и любят ее.
Но это
идея эзотерическая, на
большей глубине христианство есть религия осуществления Царства Божьего, индивидуального, социального и космического преображения.
Другие
большие города Европы — это уже Париж второго и третьего сорта, не чистые воплощения
идеи нового Города и половинчатые, разбавленные провинциализмом.
Славянофилы, действительно, преклонялись
больше перед русской «
идеей», чем перед фактом и силой.
Полагали, впрочем, что он делает это много-много что для игры, так сказать для некоторого юридического блеска, чтоб уж ничего не было забыто из принятых адвокатских приемов: ибо все были убеждены, что какой-нибудь
большой и окончательной пользы он всеми этими «подмарываниями» не мог достичь и, вероятно, это сам лучше всех понимает, имея какую-то свою
идею в запасе, какое-то еще пока припрятанное оружие защиты, которое вдруг и обнаружит, когда придет срок.
А я вспомнил и
больше: в то лето, три — четыре раза, в разговорах со мною, он, через несколько времени после первого нашего разговора, полюбил меня за то, что я смеялся (наедине с ним) над ним, и в ответ на мои насмешки вырывались у него такого рода слова: «да, жалейте меня, вы правы, жалейте: ведь и я тоже не отвлеченная
идея, а человек, которому хотелось бы жить.
Встреча московских славянофилов с петербургским славянофильством Николая была для них
большим несчастьем. Николай бежал в народность и православие от революционных
идей. Общего между ними ничего не было, кроме слов. Их крайности и нелепости все же были бескорыстно нелепы и без всякого отношения к III Отделению или к управе благочиния, что, разумеется, нисколько не мешало их нелепостям быть чрезвычайно нелепыми.
«
Большая кузина», — и при этом названии я не могу без улыбки вспомнить, что она была прекрошечная ростом, — сообщила разом своей ставленнице все бродившее в ее собственной душе: шиллеровские
идеи и
идеи Руссо, революционные мысли, взятые у меня, и мечты влюбленной девушки, взятые у самой себя.
Возражение, что эти кружки, не заметные ни сверху, ни снизу, представляют явление исключительное, постороннее, бессвязное, что воспитание
большей части этой молодежи было экзотическое, чужое и что они скорее выражают перевод на русское французских и немецких
идей, чем что-нибудь свое, — нам кажется очень неосновательным.
Кстати сказать, несмотря на мою
большую любовь к Л. Толстому, я всегда относился отрицательно и враждебно к
идее, положенной в основу «Анны Карениной».
Он с
большим сочувствием читал мою книгу «Дух и реальность» и очень хорошо написал обо мне в своей книге о Ш. Пеги, он видел в моей
идее об объективации некоторое родство с Пеги, что лишь отчасти верно.
Но это произошло лишь в части интеллигенции,
большая часть ее продолжала жить старыми материалистическими и позитивистическими
идеями, враждебными религии, мистике, метафизике, эстетике и новым течениям в искусстве, и такую установку считали обязательной для всех, кто участвует в освободительном движении и борется за социальную правду.
Но это не было
идеей лишь народнического социализма, в этой
идее была
большая глубина, до которой не доходила поверхностная философия самого Герцена, это была общерусская
идея, связанная с русским мессианизмом.
Для истории русского мессианского сознания очень
большое значение имеет историософическая
идея инока Филофея о Москве, как Третьем Риме.
Не нужно придавать слишком
большого значения сознательно утверждаемым
идеям.
И, наконец, Чаадаев высказывает мысль, которая будет основной для всех наших течений XIX в.: «У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить
большую часть проблем социального порядка, завершить
большую часть
идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество».
Интересно отметить, что в русской религиозно-философской и богословской мысли совсем не было
идеи натуральной теологии, которая играла
большую роль в западной мысли.
Он обнаружил очень
большую проницательность, когда обличал реакционный характер натурализма в социологии и восставал против применения дарвиновской
идеи борьбы за существование к жизни общества.
Гносеология, в основе которой лежит
идея Логоса, разума
большого, объединяющего субъект и объект, будет не рационализмом и не иррационализмом, а сверхрационализмом.
Вот почему иногда общий смысл раскрываемой
идеи требовал
больших распространений и повторений одного и того же в разных видах, — чтобы быть понятным и в то же время уложиться в фигуральную форму, которую мы должны были взять для нашей статьи, по требованию самого предмета…
В-четвертых, все согласны, что в
большей части комедий Островского «недостает (по выражению одного из восторженных его хвалителей) экономии в плане и в постройке пьесы» и что вследствие того (по выражению другого из его поклонников) «драматическое действие не развивается в них последовательно и беспрерывно, интрига пьесы не сливается органически с
идеей пьесы и является ей как бы несколько посторонней».
Больше двух или трех
идей последовательно я не мог связать сряду.
— Меня тут-то
больше всего ажитирует, — продолжал Абреев, обращаясь уже более к Мари, — что из какой-то модной
идеи вам не хотят верить, вас не хотят слушать, когда вы говорите самые святые, самые непреложные истины.
— Извините, Сергей Иваныч, я вредным
идеям не обучался-с. В университетах не бывал-с. Знаю, что вредные, и
больше мне ничего не требуется! да-с!
И я начинаю ей разъяснять, как, что и почему; но по мере того как развиваются мои разъяснения, я и сам незаметным образом сбиваюсь с толку. Вместо того чтоб пропагандировать чистую
идею государственности, я ударяюсь в околичности, привожу примеры, доказывающие, что многие солдаты до генеральских чинов дослужились, а
больше, конечно, до чина прапорщичьего.
К сожалению, возражение это делается
больше понаслышке, причем теоретическая разработка
идеи государства, всепроникающего и всеобъемлющего, смешивается с ее применением на практике.
Консервативные
идеи страдают
большим недостатком: им никак нельзя придать тот лоск великодушия, который зажигает симпатию в сердцах.
Находившись, по обязанности, в частом соприкосновении с этим темным и безотрадным миром, в котором, кажется, самая
идея надежды и примирения утратила всякое право на существование, я никогда не мог свыкнуться с ним, никогда не мог преодолеть этот смутный трепет, который, как сырой осенний туман, проникает человека до костей, как только хоть издали послышится глухое и мерное позвякиванье железных оков, беспрерывно раздающееся в длинных и темных коридорах замка Атмосфера арестантских камор, несмотря на частое освежение, тяжела и удушлива; серовато-желтые лица заключенников кажутся суровыми и непреклонными, хотя, в сущности, они по
большей части выражают только тупость и равнодушие; однообразие и узкость форм, в которые насильственно втиснута здесь жизнь, давит и томит душу.
— Например, Загоскин [Загоскин Михаил Николаевич (1789—1852) — русский писатель, автор многочисленных романов, из которых наибольшей известностью пользовались «Юрий Милославский» и «Рославлев».], Лажечников [Лажечников Иван Иванович (1792—1869) — русский писатель, автор популярных в 30-40-е годы XIX в. исторических романов: «Ледяной дом» и др.], которого «Ледяной дом» я раз пять прочитала, граф Соллогуб [Соллогуб Владимир Александрович (1814—1882) — русский писатель, повести которого пользовались в 30-40-х годах
большим успехом.]: его «Аптекарша» и «
Большой свет» мне ужасно нравятся; теперь Кукольник [Кукольник Нестор Васильевич (1809—1868) — русский писатель, автор многочисленных драм и повестей, проникнутых охранительными крепостническими
идеями.], Вельтман [Вельтман Александр Фомич (1800—1870) — русский писатель, автор произведений, в которых идеализировалась патриархальная старина...
Молодой вице-губернатор, еще на университетских скамейках, по устройству собственного сердца своего, чувствовал всегда
большую симпатию к проведению бесстрастной
идеи государства, с возможным отпором всех домогательств сословных и частных.
И вот он сам оставляет ее и подымает «знамя великой
идеи» и идет умереть за него на
большой дороге!
В
большой дороге заключается
идея; а в подорожной какая
идея?
В подорожной конец
идеи… Vive la grande route, [Да здравствует
большая дорога (фр.).] а там что бог даст.
Каждый вечер он заставлял Анниньку повторять рассказ о Любинькиной смерти, и каждый вечер в уме его
больше и
больше созревала
идея о саморазрушении.
Патриархальные религии обоготворяли семьи, роды, народы; государственные религии обоготворяли царей и государства. Даже и теперь
большая часть малообразованных людей, как наши крестьяне, называющие царя земным богом, подчиняются законам общественным не по разумному сознанию их необходимости, не потому, что они имеют понятие об
идее государства, а по религиозному чувству.
Жозеф сделал из него человека вообще, как Руссо из Эмиля; университет продолжал это общее развитие; дружеский кружок из пяти-шести юношей, полных мечтами, полных надеждами, настолько
большими, насколько им еще была неизвестна жизнь за стенами аудитории, — более и более поддерживал Бельтова в кругу
идей, не свойственных, чуждых среде, в которой ему приходилось жить.
— Дядя, это крайности! — перебил Костя. — Мы говорим не о таких гигантах, как Шекспир или Гете, мы говорим о сотне талантливых и посредственных писателей, которые принесли бы гораздо
больше пользы, если бы оставили любовь и занялись проведением в массу знаний и гуманных
идей.
Не говоря о массе народа, даже в средних слоях нашего общества мы видим гораздо
больше людей, которым еще нужно приобретение и уяснение правильных понятий, нежели таких, которые с приобретенными
идеями не знают, куда деваться.