Неточные совпадения
Сам
больной, вымытый и причесанный, лежал на чистых простынях, на высоко поднятых подушках, в чистой рубашке с белым воротником около неестественно тонкой шеи и с новым выражением надежды, не спуская
глаз, смотрел на Кити.
Когда он входил к
больному,
глаза и внимание его бессознательно застилались, и он не видел и не различал подробностей положения брата.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец,
больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед
глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
«Ступай, ступай себе только с
глаз моих, бог с тобой!» — говорил бедный Тентетников и вослед за тем имел удовольствие видеть, как
больная, вышед за ворота, схватывалась с соседкой за какую-нибудь репу и так отламывала ей бока, как не сумеет и здоровый мужик.
Больной открыл
глаза и, еще не узнавая и не понимая, стал вглядываться в стоявшего над ним Раскольникова.
Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их
глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих
больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого.
Выходило, что или тот человек еще ничего не донес, или… или просто он ничего тоже не знает и сам, своими
глазами, ничего не видал (да и как он мог видеть?), а стало быть, все это, вчерашнее, случившееся с ним, Раскольниковым, опять-таки было призрак, преувеличенный раздраженным и
больным воображением его.
Я стал на колени и устремил
глаза мои на
больного.
Особенно смущало его, что Спивак, разумеется, тоже видит мать смешной и жалкой, хотя Спивак смотрела на нее грустными
глазами и ухаживала за ней, как за
больной или слабоумной.
В
глазах больного мелькнули синие искорки. Он проглотил микстуру и плюнул в стену.
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее лицо побледнело, от этого черные
глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека с
больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
Пролежав в комнате Клима четверо суток, на пятые Макаров начал просить, чтоб его отвезли домой. Эти дни, полные тяжелых и тревожных впечатлений, Клим прожил очень трудно. В первый же день утром, зайдя к
больному, он застал там Лидию, —
глаза у нее были красные, нехорошо блестели, разглядывая серое, измученное лицо Макарова с провалившимися
глазами; губы его, потемнев, сухо шептали что-то, иногда он вскрикивал и скрипел зубами, оскаливая их.
Диомидов поворачивался под их руками молча, покорно, но Самгин заметил, что пустынные
глаза больного не хотят видеть лицо Макарова. А когда Макаров предложил ему выпить ложку брома, Диомидов отвернулся лицом к стене.
Она пригладила ладонью вставшие дыбом волосы на голове
больного, отерла платком слезоточивый
глаз, мокрую щеку в белой щетине, и после этого все пошло очень хорошо и просто.
Самгин осторожно оглянулся. Сзади его стоял широкоплечий, высокий человек с большим, голым черепом и круглым лицом без бороды, без усов. Лицо масляно лоснилось и надуто, как у
больного водянкой, маленькие
глаза светились где-то посредине его, слишком близко к ноздрям широкого носа, а рот был большой и без губ, как будто прорезан ножом. Показывая белые, плотные зубы, он глухо трубил над головой Самгина...
Когда поезд подошел к одной из маленьких станций, в купе вошли двое штатских и жандармский вахмистр, он посмотрел на пассажиров желтыми
глазами и сиплым голосом
больного приказал...
Самгин чувствовал, что эта большеглазая девица не верит ему, испытывает его. Непонятно было ее отношение к сводному брату; слишком часто и тревожно останавливались неприятные
глаза Татьяны на лице Алексея, — так следит жена за мужем с
больным сердцем или склонным к неожиданным поступкам, так наблюдают за человеком, которого хотят, но не могут понять.
Он ударил себя кулаком в грудь и закашлялся; лицо у него было
больное, желто-серое,
глаза — безумны, и был он как бы пьян от брожения в нем гневной силы; она передалась Климу Самгину.
Туробоев усмехнулся. Губы у него были разные, нижняя значительно толще верхней, темные
глаза прорезаны красиво, но взгляд их неприятно разноречив, неуловим. Самгин решил, что это кричащие
глаза человека
больного и озабоченного желанием скрыть свою боль и что Туробоев человек преждевременно износившийся. Брат спорил с Нехаевой о символизме, она несколько раздраженно увещевала его...
Прислушиваясь, подходили, подкрадывались
больные, душил запах лекарств, кто-то стонал так разнотонно и осторожно, точно учился делать это;
глаз Миши смотрел прямо и требовательно.
— Что я могу сделать, Вера? — говорил он тихо, вглядываясь в ее исхудавшее лицо и
больной блеск
глаз. — Скажи мне, я готов умереть…
— Хнычешь, чего ты хнычешь, дурак, духгак! Вот тебе! — и он бьет меня, он больно ударяет меня кулаком в спину, в бок, все
больней и
больней, и… и я вдруг открываю
глаза…
— Нет-с, уж наверно не воротился, да и не воротится, может, и совсем, — проговорила она, смотря на меня тем самым вострым и вороватым
глазом и точно так же не спуская его с меня, как в то уже описанное мною посещение, когда я лежал
больной. Меня, главное, взорвало, что тут опять выступали их какие-то тайны и глупости и что эти люди, видимо, не могли обойтись без тайн и без хитростей.
Если японскому
глазу больно, как выразился губернатор в первое свидание, видеть чужие суда в портах Японии, то японскому уху еще, я думаю,
больнее слышать рев чужих пушек.
Слабое движение руки, жалко опустившейся на одеяло, было ответом, да
глаза раскрылись шире, и в них мелькнуло сознание живого человека. Привалов посидел около
больного с четверть часа; доктор сделал знак, что продолжение этого безмолвного визита может утомить
больного, и все осторожно вышли из комнаты. Когда Привалов начал прощаться, девушка проговорила...
Удар был нанесен так неожиданно, что у Бахарева как-то все завертелось в
глазах, и он в смущении потер рукой свою
больную ногу.
Когда его повозка остановилась перед крыльцом гуляевского дома,
больной старик открыл
глаза и проговорил: «Это Вася приехал…» Собственно, старик не был даже болен, и по его наружности нельзя было заключить об опасности.
Вечером этого многознаменательного дня в кабинете Василья Назарыча происходила такая сцена. Сам старик полулежал на свеем диване и был бледнее обыкновенного. На низенькой деревянной скамеечке, на которую Бахарев обыкновенно ставил свою
больную ногу, теперь сидела Надежда Васильевна с разгоревшимся лицом и с блестящими
глазами.
Третью неделю проводил доктор у постели
больной, переживая шаг за шагом все фазисы болезни. Он сам теперь походил на
больного: лицо осунулось,
глаза ввалились, кожа потемнела. В течение первых двух недель доктор не спал и трех ночей.
Только теперь Привалов рассмотрел голову
больного, обернутую чем-то белым:
глаза были полуоткрытые, рот неприятно скошен на сторону.
Ночью с Ляховским сделался второй удар. Несмотря на все усилия доктора, спасти
больного не было никакой возможности; он угасал на
глазах. За час до смерти он знаком попросил себе бумаги и карандаш; нетвердая рука судорожно нацарапала всего два слова: «Пуцилло-Маляхинский…» Очевидно, сознание отказывалось служить Ляховскому, паралич распространялся на мозг.
Знал Алеша, что так именно и чувствует и даже рассуждает народ, он понимал это, но то, что старец именно и есть этот самый святой, этот хранитель Божьей правды в
глазах народа, — в этом он не сомневался нисколько и сам вместе с этими плачущими мужиками и
больными их бабами, протягивающими старцу детей своих.
Илюша же и говорить не мог. Он смотрел на Колю своими большими и как-то ужасно выкатившимися
глазами, с раскрытым ртом и побледнев как полотно. И если бы только знал не подозревавший ничего Красоткин, как мучительно и убийственно могла влиять такая минута на здоровье
больного мальчика, то ни за что бы не решился выкинуть такую штуку, какую выкинул. Но в комнате понимал это, может быть, лишь один Алеша. Что же до штабс-капитана, то он весь как бы обратился в самого маленького мальчика.
Ночью
больная нога не позволяла мне сомкнуть
глаз, и я несказанно был рад, когда стало светать. Сидя у огня, я наблюдал, как пробуждалась к жизни природа.
Один из тузов, ездивший неизвестно зачем с ученою целью в Париж, собственными
глазами видел Клода Бернара, как есть живого Клода Бернара, настоящего; отрекомендовался ему по чину, званию, орденам и знатным своим
больным, и Клод Бернар, послушавши его с полчаса, сказал: «Напрасно вы приезжали в Париж изучать успехи медицины, вам незачем было выезжать для этого из Петербурга»; туз принял это за аттестацию своих занятий и, возвратившись в Петербург, произносил имя Клода Бернара не менее 10 раз в сутки, прибавляя к нему не менее 5 раз «мой ученый друг» или «мой знаменитый товарищ по науке».
Консилиум исследовал, хлопая
глазами под градом, чорт знает, каких непонятных разъяснений Кирсанова, возвратился в прежний, далекий от комнаты
больной, зал и положил: прекратить страдания
больной смертельным приемом морфия.
Спор оканчивался очень часто кровью, которая у
больного лилась из горла; бледный, задыхающийся, с
глазами, остановленными на том, с кем говорил, он дрожащей рукой поднимал платок ко рту и останавливался, глубоко огорченный, уничтоженный своей физической слабостью.
Больной уставил на меня
глаза и пробормотал: «Это вы?» Он назвал меня. «Вы меня не узнаете», — прибавил он голосом, который ножом провел по сердцу.
Одной февральской ночью, часа в три, жена Вадима прислала за мной;
больному было тяжело, он спрашивал меня, я подошел к нему и тихо взял его за руку, его жена назвала меня, он посмотрел долго, устало, не узнал и закрыл
глаза.
Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях с стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под
глазами показывали лихорадку или озноб. И эти
больные дети без уходу, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу.
Это — несчастная и вечно
больная девушка, лет двадцати пяти, ростом аршин с четвертью, с кошачьими
глазами и выпятившимся клином животом. Однако ж ее заставляют работать наравне с большими, только пяльцы устроили низенькие и дали низенькую скамеечку.
Рассказ прошел по мне электрической искрой. В памяти, как живая, стала простодушная фигура Савицкого в фуражке с большим козырем и с наивными
глазами. Это воспоминание вызвало острое чувство жалости и еще что-то темное, смутное, спутанное и грозное. Товарищ… не в карцере, а в каталажке,
больной, без помощи, одинокий… И посажен не инспектором… Другая сила, огромная и стихийная, будила теперь чувство товарищества, и сердце невольно замирало от этого вызова. Что делать?
У него была
больная печень, и желчное страдание виднелось во взгляде его маленьких
глаз, которыми он внимательно окидывал подходивших.
Порой в окне, где лежала
больная, в щель неплотно сдвинутых гардин прокрадывался луч света, и мне казалось, что он устанавливает какую-то связь между мною, на темной улице, и комнатой с запахом лекарств, где на белой подушке чудилось милое лицо с
больным румянцем и закрытыми
глазами.
Пущены были в ход холодные компрессы, лед, нашатырный спирт и обтиранья, пока
больная не вздохнула и не открыла
глаз.
Больная благословила девочку и сделала
глазами Харитине знак, чтоб увели детей. Когда Харитина вернулась, она посмотрела на нее, потом на Галактиона и проговорила с удивительною твердостью...
Девушка зарыдала, опустилась на колени и припала головой к слабо искавшей ее материнской руке. Губы
больной что-то шептали, и она снова закрыла
глаза от сделанного усилия. В это время Харитина привела только что поднятую с постели двенадцатилетнюю Катю. Девочка была в одной ночной кофточке и ничего не понимала, что делается. Увидев плакавшую сестру, она тоже зарыдала.
Кочетов с удовольствием ехал каждый раз к своей
больной и проводил здесь больше времени, чем было нужно. Тарас Семеныч встречал его умоляющими
глазами, так что доктору делалось даже совестно.
Больная полулежала в подушках и смотрела на всех осмысленным взглядом. Очевидно, она пришла в себя и успокоилась. Галактион подошел к ней, заглянул в лицо и понял, что все кончено. У него задрожали колени, а перед
глазами пошли круги.
Больная лежала в спальне на своей кровати, со стиснутыми зубами и закатившимися
глазами. Около нее стояла девочка-подросток и с умоляющим отчаянием посмотрела на доктора.