Неточные совпадения
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для
души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.
Но вы, разрозненные томы
Из библиотеки чертей,
Великолепные альбомы,
Мученье модных рифмачей,
Вы, украшенные проворно
Толстого кистью чудотворной
Иль Баратынского пером,
Пускай сожжет вас
божий гром!
Когда блистательная дама
Мне свой in-quarto подает,
И дрожь и злость меня берет,
И шевелится эпиграмма
Во глубине моей
души,
А мадригалы им пиши!
Это
душа — легко опускающаяся и грешащая, кающаяся и до болезненности сознающая свое ничтожество перед лицом
Божьим.
Душная палата, стучащая машина, весь
Божий день работы, развратные слова и вино, вино, а то ли надо
душе такого малого еще дитяти?
Душу Божьего творенья
Радость вечная поит,
Тайной силою броженья
Кубок жизни пламенит;
Травку выманила к свету,
В солнцы хаос развила
И в пространствах, звездочету
Неподвластных, разлила.
— Да я не о том, немецкая
душа: дело-то ваше неправильное… да.
Божий дар будете переводить да черта тешить. Мы-то с молитвой, а вам наплевать… тьфу!..
Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником. Кругом тишина… На площади ни
души… Открытые двери лавок и кабаков глядят на свет
божий уныло, как голодные пасти; около них нет даже нищих.
Он хотел осуществления христианства в путях истории, в человеческом обществе, а не в индивидуальной только
душе, он искал Царства
Божьего, которое будет явлено еще на этой земле.
Если Сын
Божий есть Логос бытия, Смысл бытия, идея совершенного космоса, то Дух есть абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве мира, есть обоженная до конца
душа мира.
Церковь станет царством, царством
Божьим и на земле, как и на небе, когда мировая
душа окончательно соединится с Логосом, соединится Невеста с Женихом, т. е. преобразится весь принудительный порядок природы в порядок свободно-благодатный.
Твои грехи остались на рабе божией Аграфене, а раба божия Авгарь тоже светлеет
душой, как и раб
божий Конон.
— Отметаются все твои старые грехи, Конон, — сказал Гермоген, кладя руку на голову новообращенного. — Взыщутся старые грехи на иноке Кирилле, а раб
божий Конон светлеет
душой перед господом.
Сад, впрочем, был хотя довольно велик, но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника и барбариса, десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами и астрами, и ни одного большого дерева, никакой тени; но и этот сад доставлял нам удовольствие, особенно моей сестрице, которая не знала ни гор, ни полей, ни лесов; я же изъездил, как говорили, более пятисот верст: несмотря на мое болезненное состояние, величие красот
божьего мира незаметно ложилось на детскую
душу и жило без моего ведома в моем воображении; я не мог удовольствоваться нашим бедным городским садом и беспрестанно рассказывал моей сестре, как человек бывалый, о разных чудесах, мною виденных; она слушала с любопытством, устремив на меня полные напряженного внимания свои прекрасные глазки, в которых в то же время ясно выражалось: «Братец, я ничего не понимаю».
— И у ней нахожу нечто вроде этого; потому что, при всем богатстве и поэтичности ее воображения, сейчас же видно, что она сближалась с разными умными людьми, наскоро позаимствовала от них многое и всеми силами
души стремится разнести это по
божьему миру; а уж это — не художественный прием!
И княжна невольно опускает на грудь свою голову. «И как хорош, как светел
божий мир! — продолжает тот же голос. — Что за живительная сила разлита всюду, что за звуки, что за звуки носятся в воздухе!.. Отчего так вдруг бодро и свежо делается во всем организме, а со дна
души незаметно встают все ее радости, все ее светлые, лучшие побуждения!»
Сказывали мне странники, что такие есть места в Чердынском уезде, в самом то есть углу, где
божьи люди
душу свою спасают.
Почему не может он прогнать этот неотвязный образ даже тогда, когда обращается всей
душою к другому, светлому и ясному, как
божий день?
Народится ли вновь на святой Руси
Та живая
душа, тот великий дух,
Чтоб от моря до моря, по всем степям,
Вдоль широкой реки, в глубине лесной
По проселкам, по селам, по всем городам
Пронеслась эта песня, как
божий гром,
И чтоб вся-то Русь православная,
Откликаючись, встрепенулася!
— Нет, я исполнился гневом против всех и всего; но еще
божья милость велика, что он скоро затих во мне; зато мною овладели два еще горшие врага: печаль и уныние, которых я до сих пор не победил, и как я ни борюсь, но мне непрестанно набегают на
душу смрадом отчаяния преисполненные волны и как бы ропотом своим шепчут мне: «Тебе теперь тяжело, а дальше еще тягчее будет…»
— Князь, вспомни суд
божий, не погуби
души своей!
Так, глядя на зелень, на небо, на весь
божий мир, Максим пел о горемычной своей доле, о золотой волюшке, о матери сырой дуброве. Он приказывал коню нести себя в чужедальнюю сторону, что без ветру сушит, без морозу знобит. Он поручал ветру отдать поклон матери. Он начинал с первого предмета, попадавшегося на глаза, и высказывал все, что приходило ему на ум; но голос говорил более слов, а если бы кто услышал эту песню, запала б она тому в
душу и часто, в минуту грусти, приходила бы на память…
Великопостная служба, так знакомая еще с далекого детства, в родительском доме, торжественные молитвы, земные поклоны — все это расшевеливало в
душе моей далекое-далекое минувшее, напоминало впечатления еще детских лет, и, помню, мне очень приятно было, когда, бывало, утром, по подмерзшей за ночь земле, нас водили под конвоем с заряженными ружьями в
божий дом.
Кроме того, что в тепле, среди яркого солнца, когда слышишь и ощущаешь всей
душою, всем существом своим воскресающую вокруг себя с необъятной силой природу, еще тяжеле становится запертая тюрьма, конвой и чужая воля; кроме того, в это весеннее время по Сибири и по всей России с первым жаворонком начинается бродяжество: бегут
божьи люди из острогов и спасаются в лесах.
Иногда огородницы говорили знакомые юноше зазорные слова, о которых дьячком Кореневым было сказано, что «лучше не знать их, дабы не поганить глаголы
души, которая есть колокол
божий».
А он ответил — давайте ей полную волю во всём, чего она хочет, тогда она сама себя одолеет и пожрёт, и освободится
душа, чиста служению
божью.
Может быть, я в ней люблю природу, олицетворение всего прекрасного природы; но я не имею своей воли, а чрез меня любит ее какая-то стихийная сила, весь мир
Божий, вся природа вдавливает любовь эту в мою
душу и говорит: люби.
Кто может описать чувство умирающего грешника, когда перст
божий коснулся
души его? Он видел всю мерзость прошедших дел своих, возгнушался самим собою, ненавидел себя; но не отчаяние, а надежда и любовь наполняли его
душу.
У Софии в Полоцке, бывало,
Позвонят к заутрене, а он
В Киеве, едва заря настала,
Колокольный слышит перезвон.
И хотя в его могучем теле
Обитала вещая
душа,
Все ж страданья князя одолели,
И погиб он, местию дыша.
Так свершил он путь свой небывалый.
И сказал Боян ему тогда:
«Князь Всеслав! Ни мудрый, ни удалый
Не минуют
божьего суда».
Юсов. Мне можно плясать. Я все в жизни сделал, что предписано человеку. У меня
душа покойна, сзади ноша не тянет, семейство обеспечил — мне теперь можно плясать. Я теперь только радуюсь на
Божий мир! Птичку увижу, и на ту радуюсь, цветок увижу, и на него радуюсь: премудрость во всем вижу.
В
душе он считал Рогожина дурачком, или по крайней мере «
божьим человеком».
Затем он проговорил молитву на исход
души и благословил усопшего узника, в мире раба
божьего Трофима, а потом громко наизусть принялся читать заупокойный канон о единоумершем. Службу церковную он знал наизусть, потому что по-печатному разбирал с грехом пополам, за что много претерпел и от своего попа Мирона, и от покойного игумена Поликарпа.
Страшно ему вдруг сделалось за свою грешную
душу, за смелость, с какой он вошел в святой
божий храм, за свое грешное бессилие, точно постригали его, а не безвестного служку Герасима.
— А у меня ещё до этой беды мечта была уйти в монастырь, тут я говорю отцу: «Отпустите меня!» Он и ругался и бил меня, но я твёрдо сказал: «Не буду торговать, отпустите!» Будучи напуган Лизой, дал он мне свободу, и — вот, за четыре года в третьей обители живу, а — везде торговля, нет
душе моей места! Землёю и словом
божьим торгуют, мёдом и чудесами… Не могу видеть этого!
Разум — от плоти, а сия — от дьявола, сила же
души — частицы духа
божьего; откровение даруется праведному через созерцание.
Ловлю я его слова внимательно, ничего не пропуская: кажется мне, что все они большой мысли дети. Говорю, как на исповеди; только иногда, бога коснувшись, запнусь: страшновато мне да и жалко чего-то. Потускнел за это время лик
божий в
душе моей, хочу я очистить его от копоти дней, но вижу, что стираю до пустого места, и сердце жутко вздрагивает.
Нерушимое
Обещаньице даю:
Опорожнится коробушка,
На Покров домой приду
И тебя, душа-зазнобушка,
В
божью церковь поведу...
Я ничего не жду на небесах,
Я ничего не жду под небесами;
Я мести
душу подарил; не жди,
Чтоб я помедлил отослать
Тебя туда — где ждет суд
божийТебе подобных! Видишь этот нож —
Он над тобой. Оставь же добровольно
Свой умысел.
Так, так, совсем, совсем забытый сирота!..
В великом
божьем мире ни одной
Ты не найдешь
души себе родной!..
Питался я не материнской грудью
И не спал на ее коленях. Чуждый голос
Учил меня родному языку
И пел над колыбелию моей.
Раз, потому, что изограф Севастьян был человек задумчивый, а еще того более потому, что сам я не тот стал: витал в
душе моей анахорит Памва, и уста шептали слова пророка Исаии, что «дух
божий в ноздрех человека сего».
Великую ты правду,
[Василь Андреич], говоришь. Я стар,
Заматерел в грехах; а
Божье слово
В час утренней молитвы возвышает
Мне
душу грешную, и рвутся цепи,
К земле гнетущие!
И вот, благословясь, я раздавала
По храмам
Божьим на помин
души,
И нищей братье по рукам, в раздачу,
Убогим, и слепым, и прокаженным,
Сиротам и в убогие дома,
Колодникам и в тюрьмах заключенным,
В обители: и в Киев, и в Ростов,
В Москву и Углич, в Суздаль и Владимир,
На Бело-озеро, и в Галич, и в Поморье,
И в Грецию, и на святую Гору,
И не могла раздать.
Павлин. Между прочим, гражданин Звонцов в речи своей коснулся — и весьма обидно — церкви. Среди многих обычных и легкомысленных поношений, коими господа интеллигенты привыкли обременять духовенство, указал он и на то, что, дескать, нужно устранить из богослужения древнеславянский язык, дабы сделать глас
божий более вразумительным
душе пасомых — наивной
душе народа нашего.
И, наконец, он подал знак рукой,
И тот исчез быстрей китайской тени.
Проворный, хитрый, с смелою
душой,
Он жил у Саши как служебный гений,
Домашний дух (по-русски домовой);
Как Мефистофель, быстрый и послушный,
Он исполнял безмолвно, равнодушно,
Добро и зло. Ему была закон
Лишь воля господина. Ведал он,
Что кроме Саши, в целом
божьем мире
Никто, никто не думал о Зафире.
Но горячая любовь к природе и живым творениям, населяющим
божий мир, не остывала в
душе моей, и через пятьдесят лет, обогащенный опытами охотничьей жизни страстного стрелка и рыбака, я оглянулся с любовью на свое детство — и попытки мальчика осуществил шестидесятилетний старик: вышли в свет «Записки об уженье рыбы» и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии».
Всем говорило евангелие; исчезли племена и состояния, фарисей и саддукей отвергнуты, эллин и иудей приняты; всех манило оно в лоно
божье, всех в объятия братства — первый Адам стал
душою живущей, последний Адам есть дух животворящий.
Солнце уже склонялось к западу, пышная природа Юга была во всей красе своего вечного лета, когда в длинной платановой аллее, обвитой каменною оградой монастыря, показался игумен с юным другом своим, Феодором; уже неоднократно изливал он долго страдавшую
душу свою в этот чистый сосуд, сосуд церковный,
божий.
Здесь на колена
Я упадаю пред тобой,
Прости, прости меня… глупец я злой
И недостойный! может ли измена
Такую
душу омрачить?
Я чувствую: я не достоин жить.
Здесь, здесь клянусь не знать успокоенья,
Пока коварный клеветник,
Как я перед тобой теперь, у ног моих
Не будет умолять о жизни и прощеньи,
На
божий суд пойду я с ним…
Скажи мне: я прощен? я вновь тобой любим?
Но это однообразие не прискучивало Вере Львовне и не утомляло ее, потому что на весь
божий мир она глядела сквозь радужную пелену тихого очарованья, переполнявшего ее
душу.
«Ничего не бойся, это так надобно, потому что ямщик, который нас вез, я его не знаю, а он нас не знает. Он с тем за три золотых нанялся, чтобы тебя увезть, а ему бы свою
душу спасти. Теперь над нами будь воля
божья: вот село Сухая Орлица — тут смелый священник живет, отчаянные свадьбы венчает и много наших людей проводил. Мы ему подарок подарим, он нас до вечера спрячет и перевенчает, а к вечеру ямщик опять подъедет, и мы тогда скроемся».
Повсюду враг
Божий плевелы свои обильно сеет, повсюду в сети свои, окаянный, христианские
души уловляет.