Неточные совпадения
Растворение личности, неповторимой индивидуальности в безликой божественности, в отвлеченном
божественном единстве противоположно христианской
идее о человеке и о богочеловечности.
Для меня нет более антипатичной
идеи, чем
идея растворения человека в космической жизни, признанной
божественной.
Идея Богочеловечества означает преодоление самодостаточности человека в гуманизме и вместе с тем утверждение активности человека, высшего его достоинства,
божественного в человеке.
Основная
идея Евангелия —
идея божественной духовной жизни.
Учение о Софии, которое стало популярно в религиозно-философских и поэтических течениях начала XX в., связано с платоновским учением об
идеях. «София есть выраженная, осуществленная
идея», — говорит Соловьев. «София есть тело Божие, материя Божества, проникнутая началом
Божественного единства».
Силой
божественной любви Христос возвращает миру и человечеству утраченную в грехе свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает идеальный план творения, усыновляет человека Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в
идее космоса.
Христос вошел в творение, воплотился в нем, чтобы вернуть его к Творцу, чтобы обожить человеческую природу,
божественную по
идее Творца, но ставшую греховной после своего отпадения.
Дитя-Логос — совершенное, равное Отцу по достоинству, столь же
божественное, как и Сам Отец, дитя это есть творение, как космос, как
идея бытия, каким оно должно быть.
Цензора он именовал «заведующим распространением в жизни истины и справедливости», газету называл «сводней, занимающейся ознакомлением читателя с вредоносными
идеями», а свою в ней работу — «продажей души в розницу» и «поползновением к дерзновению против
божественных учреждений».
Однако это возражение было бы неотразимо лишь в том случае, если бы мир
идей представлял собою самодовлеющую
божественную сущность, сонм богов без единого Бога.
Начало, т. е.
Божественная София, в премирном своем существовании, пребывает трансцендентна миру с его неизбежным дуализмом неба и земли,
идей и материи, но в то же время небо и земля создаются именно в Начале, обосновываются в своем бытии в сверхбытийной Софии.
Если душа очистилась, она становится
идеей и логосом и совершенно бестелесной, духовной и исполненной
божественного, откуда источник красоты и всего сродного» (ib.).
Ввиду того что
идея творения мира у него, строго говоря, отсутствует, ибо сливается с самотворением Бога, то и ничто, из которого творится или, вернее, «вырождается» мир, есть само
божественное Ничто.
В меру того, насколько сам человек положил основу своему бытию, осуществил в себе подобие Божие, выявил умопостигаемый лик свой, познал в себе
божественную свою
идею, настолько он имеет силы жизни и роста в Царствии Христовом.
Практическое устремление религии Abgeschiedenheit есть буддийская нирвана, не только акосмизм, но и антикосмизм: вырваться из мира, который возникает чрез раздвоение твари и Бога, в изначальное
божественное ничто. Очевидно, это воззрение не дает места
идее истории, мирового процесса, мирового свершения: идеал восстановления первоначального состояния, апокатастасйс, есть здесь голое отрицание мира.
Мир реален в своей
божественной основе, поскольку бытие его есть бытие в Абсолютном, — в этом сходятся
идеи как творения, так и эманации.
То, что Бог существенно и потому предвечно, вневременно представляет (отлично сознаем всю неточность этих выражений, но пользуемся ими за отсутствием надлежащих для того слов в языке человеческом), надо мыслить в смысле реальнейшем, как ens realissimum, и именно такой реальнейшей реальностью и обладает
Идея Бога,
Божественная София.
Это любовь к
идее, к красоте, к
божественной высоте.
Идея вечного блаженства и вечных мук, спасения и гибели остается экзотерической
идеей, преломлением откровения
божественной жизни в социальной обыденности.
Любовь к
идеям, к ценностям, к истине, к добру, к красоте есть лишь неосознанное и несовершенное выражение любви к Богу, к
божественному.
И человеческая личность есть верховная ценность не потому, что она является носителем общеобязательного нравственного закона, как у Канта, а именно потому, что она есть Божья
идея и Божий образ, носитель
божественного начала жизни.
Кошмарна
идея вечных адских мук, кошмарна
идея бесконечных перевоплощений, кошмарна
идея исчезновения личности в
божественном бытии, кошмарна даже
идея неизбежного всеобщего спасения.
Этим возгласом души старой монахини, на мгновенье допустившей себя до мысли с земным оттенком, всецело объяснялось невнимание к лежавшей у ее ног бесчувственной жертве людской злобы. Мать Досифея умолкла, но, видимо, мысленно продолжала свою молитву. Глаза ее были устремлены на
Божественного Страдальца, и это лицезрение, конечно, еще более укрепляло в сердце суровой монахини
идею духовного наслаждения человека при посылаемых ему небом земных страданиях.
Принудительное откровение творчества как закона, как наставления в пути противоречило бы Божьей
идее о свободе человека, Божьей воле увидеть в человеке творца, отображающего Его
божественную природу.
Он не созерцает
божественный покой красоты, ее платоническую
идею, он в ней видит огненное движение, трагическое столкновение.
Революция вдохновлена нигилистическими
идеями, она прежде всего направлена на разрушение иерархии ценностей, иерархии качеств, на которой основан
божественный миропорядок.