Неточные совпадения
«Не для нужд своих жить, а для
Бога. Для какого
Бога? И что можно сказать бессмысленнее того, что он сказал? Он сказал, что не надо жить для своих нужд, то есть что не надо жить для того, что мы понимаем, к чему нас влечет, чего нам хочется, а надо жить для чего-то непонятного, для
Бога, которого никто ни понять, ни
определить не может. И что же? Я не понял этих бессмысленных слов Федора? А поняв, усумнился в их справедливости? нашел их глупыми, неясными, неточными?».
Страшная, потому что неопределимая, а
определить нельзя потому, что
Бог задал одни загадки.
— Червонца стоит твое слово, ослица, и пришлю тебе его сегодня же, но в остальном ты все-таки врешь, врешь и врешь; знай, дурак, что здесь мы все от легкомыслия лишь не веруем, потому что нам некогда: во-первых, дела одолели, а во-вторых, времени
Бог мало дал, всего во дню
определил только двадцать четыре часа, так что некогда и выспаться, не только покаяться.
Особенно отталкивает меня, когда очень ортодоксальные православные
определяют свое отношение к советской России на основании принципа: «Несть бо власти, аще не от
Бога».
— Ступай, брат, с миром, и
бог да
определит тебя к месту по желанию твоему!
Гурмыжская (садится у окна). Ну, слава
Богу, теперь все улажено, и я могу вполне наслаждаться своим счастьем. Сколько я перенесла неприятностей за эту глупую комедию с родственниками! И поделом. Но уж зато теперь я покойна совершенно. Алексис будет управлять имением, а я займусь только добрыми делами.
Определю себе для этого сумму, конечно, небольшую, и буду совершенно в своей сфере.
Потому ей
бог в небесах такое положение
определил, чтоб, значит, каждый имел полную праву ее насчет покаяния молить.
В десятники его ставили, он было всех баб перебил; в конюшни
определили, так как это в кавалерии соответственнее, он под лошадь попал, только, слава
богу, под смирную: она так над ним всю ночь не двинулась и простояла; тогда его от этой опасности в огуменные старосты назначили, но тут он сделал княгине страшные убытки: весь скирдник, на многие тысячи хлеба, трубкой сжег.
— Ах, какой ты, Михайло Потапыч… Слушай дальше-то. Как я после-то раздумался, так все и понял, вот до ниточки все, точно у меня глаза раскрылись… Ей-богу!.. Вот я теперь пятнадцать лет все добиваюсь в золотой стол попасть и не могу — она это и сказала, что мне не след туда попадать. Ты думаешь, я ей зря золотой-то принес? Ну, а щепочки, которые она по воде спущала, обозначают, что ты меня должон на караван
определить…
Кузьма Петрович Мирошев существо тихое, скромное, покорное, по преимуществу доброе и вполне верующее, с благодарностью принимающее от
бога и радость, и печаль: человек божий, в том высоком нравственном значении, в каком употреблялись эти слова в старину, но которыми теперь уже
определяют у нас совсем другого рода человека.
— Церковные, — говорю, — и на небо смотрят не с верою, а в Аристетилевы врата глядят и путь в море по звезде языческого
бога Ремфана
определяют; а ты с ними в одну точку смотреть захотел?
Общее содержание отрицательного богословия, развиваемого преимущественно в первой и отчасти во второй книге «De divisione naturae», основного трактата Эриугены, последний
определяет так: в нем выясняется, что «
Бога Ничто из всего, что существует и чего не существует, не выражает в Его сущности, что и сам Он совершенно не знает, что Он есть, ибо Он никоим образом не может быть
определяем по величине или свойству, ибо ничто не подходит к Нему и сам Он ничем не постигается, и что сам Он в том, что существует и не существует, собственно говоря, не выражается в самом себе, — род незнания, превосходящий всякое знание и понимание»***.
Наиболее грандиозный пример этому дает нам священная природа власти египетского фараона, почитавшегося сыном
бога и
богом, причем это убеждение на протяжении тысячелетий
определяло собой религиозно-политическую жизнь Египта.
Он называет «бредом о творении» (creatürlicher Wahn) мысль, «будто
Бог есть нечто чуждое, и пред временем создания тварей и этого мира держал в себе в троице своей мудростью совет, что Он хочет сделать и к чему принадлежит всякое существо, и таким образом сам почерпнул из себя повеление (Fürsatz), куда надо
определить какую вещь [IV, 405.].
Но, с другой стороны, процесс миротворения есть, в глазах Шеллинга, и объективно-теогонический (как он многократно и
определяет его), именно в нем получают бытие, «напрягаются» (Spannung) «потенции» в
Боге, которые, в состоянии проявленности чрез мир, соответствуют трем ипостасям Св.
Мы можем
определить поэтому религиозную функцию как отношение человека к
богу.
НЕ-что не имеет никаких определений что, является бескачественным [Так
определяет Бога (αποιος) уже Филон Александрийский: Leg.
Абсолютное выше бытия, оно создает бытие, и это создание есть творение из ничего, положение бытия в небытии [Вопрос этот составлял предмет спора между итальянскими мыслителями Розмини и Джоберти, причем первый
определяет Бога именно как абсолютное бытие, второй же различает сущее и существующее, причем, по формуле Джоберти, сущее творит существующее (ср. В. Эрн.
Если мы говорим, что мир есть творение Божие, мы установляем тем самым, что он не есть causa sui [Причина самого себя (лат.).] (как
определяет субстанцию Спиноза), он имеет причину и источник бытия не в себе самом, но вне себя, в
Боге.
Баадер противопоставляет творение и эманацию (2, 89, ib.) и видит пантеизм в объединении
Бога с творением, считая ложным, противоречащим всякой религии утверждением, что «
Бог дает себе содержание лишь чрез творение, и что всеопределяющее
определяет, наполняет, осуществляет себя лишь чрез акт творения, становясь действительным
Богом из того, что не есть
Бог» (I, 396, ib. 119).
Если бы люди веры стали рассказывать о себе, что они видели и узнавали с последней достоверностью, то образовалась бы гора, под которой был бы погребен и скрыт от глаз холм скептического рационализма. Скептицизм не может быть до конца убежден, ибо сомнение есть его стихия, он может быть только уничтожен, уничтожить же его властен
Бог Своим явлением, и не нам
определять пути Его или объяснять, почему и когда Он открывается. Но знаем достоверно, что может Он это сделать и делает…
Антропология неизбежно ставит человека между
Богом и природой или между культурой и природой, и в зависимости от того, как она
определяет эти соотношения, слагаются ее типы.
Я уже
определил сострадание как соединение со страдающею тварью в ее богооставленности, любовь же — как соединение с тварью в Боге-Творце.
Вот как можно формулировать принцип творческой этики о соотношении свободной совести и социальности: совесть твоя никогда не должна определяться социальностью, социальными группировками, мнением общества, она должна определяться из глубины духа, т. е. быть свободной, быть стоянием перед
Богом, но ты должен быть социальным существом, т. е. из духовной свободы
определить свое отношение к обществу и к вопросам социальным.
«Распуста! — выговорил он про себя то самое слово, которое выплыло у него в лесу, когда он там, дорогой в Мироновку, впервые
определил Серафиму. — Злоба какая зверская! — толпились в нем мысленно приговоры. — Хоть бы одна человеческая черта… Никакой сдержки! Да и откуда?.. Ни
Бога, ни правды в сердце! Ничего, кроме своей воли да бабьей похоти!»
Успокоившись теперь, я не нахожу в сердце к нему жалости, несмотря на то, что он был отец моего милого крошки, которому
Бог так мало
определил пожить на этом свете…
Ибо изначальный грех и есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие
определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в необходимости «мира», а не в свободе
Бога.
Призвав
Бога в помощь, размыслив зрело о предмете, столь близком к нашему сердцу и столь важном для государства, и находя, что существующие постановления о порядке наследования престола, у имеющих на него право, не отъемлют свободы отрешить от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании престола, — с согласия августейшей родительницы нашей, по дошедшему до нас наследственно верховному праву главы императорской фамилии, и по врученной нам от
Бога самодержавной власти, мы
определили: во-первых — свободному отречению первого брата нашего, цесаревича и великого князя Константина Павловича от права на всероссийский престол быть твердым и неизменным; акт же сего отречения, ради достоверной известности, хранить в московском Большой Успенском соборе и в трех высших правительственных местах Империи нашей: в святейшем синоде, государственном совете и правительствующем сенате; во-вторых — вследствие того, на точном основании акта о наследовании Престола, наследником нашим быть второму брату нашему, великому князю Николаю Павловичу.
Страшная, потому что неопределимая, а
определить нельзя, потому что
Бог создал одни загадки.
Что же может сделать, не говорю Христос-бог, но пророк, но самый обыкновенный учитель, уча такой народ, не нарушая тот закон, который уже
определил всё до малейших подробностей?
Ответ этот совершенно удовлетворителен, если мы верим, что власть дана была ему от
Бога. Но как скоро мы не признаем этого, необходимо
определить, чтò такое эта власть одного человека над другими.
Христос в обоих случаях
определяет, что̀ должно разуметь под словами: жизнь вечная; когда он употребляет их, то говорит евреям то же самое, что сказано много раз в законе их, а именно: исполнение воли
бога есть жизнь вечная.
Вступление это в брак своим вытекающим из него последствием — рождением детей —
определяет для вступивших в брак новую, более ограниченную форму служения
Богу и людям. До брака человек непосредственно в самых разнообразных формах мог служить
Богу и людям; вступление же в брак ограничивает его область деятельности и требует от него возращения и воспитания происходящего от брака потомства, будущих служителей
Богу и людям.
Как же это я говорил, что то, что
бог велел исполнять, то, исполнение чего он так точно
определил, и сказал, что исполнять это легко, то, что он сам исполнил как человек и что исполняли первые последователи его; как же это я говорил, что исполнять это так трудно, что даже невозможно без сверхъестественной помощи?