Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб
знали: что вот, дискать,
какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер. Сам не
знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом,
как узнал невинность Антона Антоновича и
как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
— Не
знаю я, Матренушка.
Покамест тягу страшную
Поднять-то поднял он,
Да в землю сам ушел по грудь
С натуги! По лицу его
Не слезы — кровь течет!
Не
знаю, не придумаю,
Что будет?
Богу ведомо!
А про себя скажу:
Как выли вьюги зимние,
Как ныли кости старые,
Лежал я на печи;
Полеживал, подумывал:
Куда ты, сила, делася?
На что ты пригодилася? —
Под розгами, под палками
По мелочам ушла!
Г-жа Простакова.
Бог вас
знает,
как вы нынче судите. У нас, бывало, всякий того и смотрит, что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка, других посмышленее, так сколько трудисся! Вот и теперь, сюда шедши, я видела, что к тебе несут какой-то пакет.
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не
знаю как!"За что же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему. А он не то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.
— Состояние у меня, благодарение
богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно,
какие есть насчет этого законы — те
знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно одному
богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен,
узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
— Не
знаете? То
как же вы сомневаетесь в том, что
Бог сотворил всё? — с веселым недоумением сказал священник.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он
знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он
знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к
Богу. Всё это теперь,
как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться,
как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
Те же,
как всегда, были по ложам какие-то дамы с какими-то офицерами в задах лож; те же,
Бог знает кто, разноцветные женщины, и мундиры, и сюртуки; та же грязная толпа в райке, и во всей этой толпе, в ложах и в первых рядах, были человек сорок настоящих мужчин и женщин. И на эти оазисы Вронский тотчас обратил внимание и с ними тотчас же вошел в сношение.
— Потому, что ехать
Бог знает куда, по
каким дорогам, гостиницам. Ты стеснять меня будешь, — говорил Левин, стараясь быть хладнокровным.
— Без тебя
Бог знает что бы было!
Какая ты счастливая, Анна! — сказала Долли. — У тебя всё в душе ясно и хорошо.
«Что бы я был такое и
как бы прожил свою жизнь, если б не имел этих верований, не
знал, что надо жить для
Бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он всё-таки не мог представить себе того зверского существа, которое бы был он сам, если бы не
знал того, для чего он жил.
Весь день этот Анна провела дома, то есть у Облонских, и не принимала никого, так
как уж некоторые из ее знакомых, успев
узнать о ее прибытии, приезжали в этот же день. Анна всё утро провела с Долли и с детьми. Она только послала записочку к брату, чтоб он непременно обедал дома. «Приезжай,
Бог милостив», писала она.
— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда ни с кем не говорил об этом. И ни с кем я не могу говорить об этом,
как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, всё; но я
знаю, что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но, ради
Бога, будь вполне откровенен.
Будет и того, что болезнь указана, а
как ее излечить — это уж
Бог знает!
Слава
Богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым — не
знаю. Да и
какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..
— А
Бог его
знает! Живущи, разбойники! Видал я-с иных в деле, например: ведь весь исколот,
как решето, штыками, а все махает шашкой, — штабс-капитан после некоторого молчания продолжал, топнув ногою о землю: — Никогда себе не прощу одного: черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все, что я слышал, сидя за забором; он посмеялся, — такой хитрый! — а сам задумал кое-что.
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною,
как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного
бог знает из
какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
— Да
как же в самом деле: три дни от тебя ни слуху ни духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал, говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем, на сколько времени? Помилуй, братец,
как же можно этак поступать? А я
бог знает чего не передумал в эти дни!
На старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и был прав, потому что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром,
бог весть
какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро в деревенской церкви,
зная, что отец не любит офицеров по странному предубеждению, будто бы все военные картежники и мотишки.
— Попробую, приложу старанья, сколько хватит сил, — сказал Хлобуев. И в голосе его было заметно ободренье, спина распрямилась, и голова приподнялась,
как у человека, которому светит надежда. — Вижу, что вас
Бог наградил разуменьем, и вы
знаете иное лучше нас, близоруких людей.
Главная досада была не на бал, а на то, что случилось ему оборваться, что он вдруг показался пред всеми
бог знает в
каком виде, что сыграл какую-то странную, двусмысленную роль.
Бог их
знает какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или,
как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще, нежели в неге — так вот зацепит за сердце, да и поведет по всей душе,
как будто смычком.
Старуха задумалась. Она видела, что дело, точно,
как будто выгодно, да только уж слишком новое и небывалое; а потому начала сильно побаиваться, чтобы как-нибудь не надул ее этот покупщик; приехал же
бог знает откуда, да еще и в ночное время.
Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: «Ведь черт его
знает, может быть, он просто хвастун,
как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и
бог весть.
Сказавши это, старик вышел. Чичиков задумался. Значенье жизни опять показалось немаловажным. «Муразов прав, — сказал он, — пора на другую дорогу!» Сказавши это, он вышел из тюрьмы. Часовой потащил за ним шкатулку, другой — чемодан белья. Селифан и Петрушка обрадовались,
как бог знает чему, освобожденью барина.
— Да шашку-то, — сказал Чичиков и в то же время увидел почти перед самым носом своим и другую, которая,
как казалось, пробиралась в дамки; откуда она взялась, это один только
Бог знал. — Нет, — сказал Чичиков, вставши из-за стола, — с тобой нет никакой возможности играть! Этак не ходят, по три шашки вдруг.
Как они делают,
бог их ведает: кажется, и не очень мудреные вещи говорят, а девица то и дело качается на стуле от смеха; статский же советник
бог знает что расскажет: или поведет речь о том, что Россия очень пространное государство, или отпустит комплимент, который, конечно, выдуман не без остроумия, но от него ужасно пахнет книгою; если же скажет что-нибудь смешное, то сам несравненно больше смеется, чем та, которая его слушает.
Поди ты сладь с человеком! не верит в
Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное
как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть
какой дряни, которая,
бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
— А, херсонский помещик, херсонский помещик! — кричал он, подходя и заливаясь смехом, от которого дрожали его свежие, румяные,
как весенняя роза, щеки. — Что? много наторговал мертвых? Ведь вы не
знаете, ваше превосходительство, — горланил он тут же, обратившись к губернатору, — он торгует мертвыми душами! Ей-богу! Послушай, Чичиков! ведь ты, — я тебе говорю по дружбе, вот мы все здесь твои друзья, вот и его превосходительство здесь, — я бы тебя повесил, ей-богу, повесил!
Бог знает до
какой бы громадной цифры не возросли благодатные суммы, если бы какой-то нелегкий зверь не перебежал поперек всему.
Однако ж минуту спустя он тут же стал хитрить и попробовал было вывернуться, говоря, что, впрочем, в Англии очень усовершенствована механика, что видно по газетам,
как один изобрел деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека
бог знает в
какие места, так что после нигде и отыскать его нельзя было.
— Это — другое дело, Афанасий Васильевич. Я это делаю для спасения души, потому что в убеждении, что этим хоть сколько-нибудь заглажу праздную жизнь, что
как я ни дурен, но молитвы все-таки что-нибудь значат у
Бога. Скажу вам, что я молюсь, — даже и без веры, но все-таки молюсь. Слышится только, что есть господин, от которого все зависит,
как лошадь и скотина, которою пашем,
знает чутьем того, <кто> запрягает.
— Афанасий Васильевич! вновь скажу вам — это другое. В первом случае я вижу, что я все-таки делаю. Говорю вам, что я готов пойти в монастырь и самые тяжкие,
какие на меня ни наложат, труды и подвиги я буду исполнять там. Я уверен, что не мое дело рассуждать, что взыщется <с тех>, которые заставили меня делать; там я повинуюсь и
знаю, что
Богу повинуюсь.
Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку,
какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями,
как закутываться, а холостым — наверное не могу сказать, кто делает,
бог их
знает, я никогда не носил таких косынок.
С каким-то неопределенным чувством глядел он на домы, стены, забор и улицы, которые также с своей стороны,
как будто подскакивая, медленно уходили назад и которые,
бог знает, судила ли ему участь увидеть еще когда-либо в продолжение своей жизни.
Гм! гм! Читатель благородный,
Здорова ль ваша вся родня?
Позвольте: может быть, угодно
Теперь
узнать вам от меня,
Что значит именно родные.
Родные люди вот
какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождестве их навещать
Или по почте поздравлять,
Чтоб остальное время года
Не думали о нас они…
Итак, дай
Бог им долги дни!
Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.
Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть, и думаешь: «Когда же я буду большой, перестану учиться и всегда буду сидеть не за диалогами, а с теми, кого я люблю?» Досада перейдет в грусть, и,
бог знает отчего и о чем, так задумаешься, что и не слышишь,
как Карл Иваныч сердится за ошибки.
— Я вам скажу,
как истинному другу, — прервала его бабушка с грустным выражением, — мне кажется, что все это отговорки, для того только, чтобы ему жить здесь одному, шляться по клубам, по обедам и
бог знает что делать; а она ничего не подозревает.
— Ясные паны! — произнес жид. — Таких панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда. Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. — Голос его замирал и дрожал от страха. —
Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украине! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт
знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?
В подобных случаях водилось у запорожцев гнаться в ту ж минуту за похитителями, стараясь настигнуть их на дороге, потому что пленные
как раз могли очутиться на базарах Малой Азии, в Смирне, на Критском острове, и
бог знает в
каких местах не показались бы чубатые запорожские головы. Вот отчего собрались запорожцы. Все до единого стояли они в шапках, потому что пришли не с тем, чтобы слушать по начальству атаманский приказ, но совещаться,
как ровные между собою.
— А пан разве не
знает, что
Бог на то создал горелку, чтобы ее всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич будет бежать верст пять за бочкой, продолбит
как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю бочку; верно, тут есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида, посадить в тюрьму жида!» Потому что все, что ни есть недоброго, все валится на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают, уж и не человек, коли жид.
Я
знаю, есть между вас такие, что чуть
Бог пошлет
какую корысть, — пошли тот же час драть китайку и дорогие оксамиты [Оксамит — бархат.] себе на онучи.
— Я не знаю-с. Это только она сегодня-с так… это раз в жизни… ей уж очень хотелось помянуть, честь оказать, память… а она очень умная-с. А впрочем,
как вам угодно-с, и я очень, очень, очень буду… они все будут вам… и вас бог-с… и сироты-с…
— Я не веровал, а сейчас вместе с матерью, обнявшись, плакали; я не верую, а ее просил за себя молиться. Это
бог знает,
как делается, Дунечка, и я ничего в этом не понимаю.
— Просто роза весенняя! И
как это к тебе идет, если б ты
знал; Ромео десяти вершков росту! Да
как ты вымылся сегодня, ногти ведь отчистил, а? Когда это бывало? Да ей-богу же, ты напомадился! Нагнись-ка!
— Ах, Дунечка,
бог его
знает, придет ли! И
как я могла решиться оставить Родю!.. И совсем, совсем не так воображала его найти!
Как он был суров, точно он нам не рад…