Неточные совпадения
Городничий. Зачем! Так уж, видно, судьба! (
Вздохнув.)До сих пор, благодарение
богу, подбирались к другим городам; теперь пришла очередь к нашему.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело
вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради
Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
«При смерти на одре привел
Бог заплакать», — произнес он слабым голосом и тяжело
вздохнул, услышав о Чичикове, прибавя тут же: «Эх, Павлуша! вот как переменяется человек! ведь какой был благонравный, ничего буйного, шелк!
— Нет, Платон Михайлович, — сказал Хлобуев,
вздохнувши и сжавши крепко его руку, — не гожусь я теперь никуды. Одряхлел прежде старости своей, и поясница болит от прежних грехов, и ревматизм в плече. Куды мне! Что разорять казну! И без того теперь завелось много служащих ради доходных мест. Храни
бог, чтобы из-за меня, из-за доставки мне жалованья прибавлены были подати на бедное сословие: и без того ему трудно при этом множестве сосущих. Нет, Платон Михайлович,
бог с ним.
И начинает понемногу
Моя Татьяна понимать
Теперь яснее — слава
Богу —
Того, по ком она
вздыхатьОсуждена судьбою властной:
Чудак печальный и опасный,
Созданье ада иль небес,
Сей ангел, сей надменный бес,
Что ж он? Ужели подражанье,
Ничтожный призрак, иль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Чужих причуд истолкованье,
Слов модных полный лексикон?..
Уж не пародия ли он?
Не могу я это тебе выразить, тут, — ну вот ты математику знаешь хорошо, и теперь еще занимаешься, я знаю… ну, начни проходить ей интегральное исчисление, ей-богу не шучу, серьезно говорю, ей решительно все равно будет: она будет на тебя смотреть и
вздыхать, и так целый год сряду.
— Напоминает мне ваше теперешнее ложе, государи мои, — начал он, — мою военную, бивуачную жизнь, перевязочные пункты, тоже где-нибудь этак возле стога, и то еще слава
богу. — Он
вздохнул. — Много, много испытал я на своем веку. Вот, например, если позволите, я вам расскажу любопытный эпизод чумы в Бессарабии.
— Не угодные мы
богу люди, — тяжко
вздохнул Денисов. — Ты — на гору, а черт — за ногу. Понять невозможно, к чему эта война затеяна?
«У него тоже были свои мысли, — подумал Самгин,
вздохнув. — Да, “познание — третий инстинкт”. Оказалось, что эта мысль приводит к
богу… Убого. Убожество. “Утверждение земного реального опыта как истины требует служения этой истине или противодействия ей, а она, чрез некоторое время, объявляет себя ложью. И так, бесплодно, трудится, кружится разум, доколе не восчувствует, что в центре круга — тайна, именуемая
бог”».
— Нет, я о себе. Сокрушительных размышлений книжка, — снова и тяжелее
вздохнул Захарий. — С ума сводит. Там говорится, что время есть
бог и творит для нас или противу нас чудеса. Кто есть
бог, этого я уж не понимаю и, должно быть, никогда не пойму, а вот — как же это, время —
бог и, может быть, чудеса-то творит против нас? Выходит, что
бог — против нас, — зачем же?
Здесь
бог знает что творится, — продолжала она,
вздохнув.
— Честь имею, — сказал полковник,
вздыхая. — Кстати: я еду в командировку… на несколько месяцев. Так в случае каких-либо недоразумений или вообще… что-нибудь понадобится вам, — меня замещает здесь ротмистр Роман Леонтович. Так уж вы — к нему. С богом-с!
— Та совсем дикарка — странная такая у меня.
Бог знает в кого уродилась! — серьезно заметила Татьяна Марковна и
вздохнула. — Не надоедай же пустяками брату, — обратилась она к Марфеньке, — он устал с дороги, а ты глупости ему показываешь. Дай лучше нам поговорить о серьезном, об имении.
— Самоубийство есть самый великий грех человеческий, — ответил он,
вздохнув, — но судья тут — един лишь Господь, ибо ему лишь известно все, всякий предел и всякая мера. Нам же беспременно надо молиться о таковом грешнике. Каждый раз, как услышишь о таковом грехе, то, отходя ко сну, помолись за сего грешника умиленно; хотя бы только воздохни о нем к
Богу; даже хотя бы ты и не знал его вовсе, — тем доходнее твоя молитва будет о нем.
Тут я развил перед ним полную картину полезной деятельности ученого, медика или вообще друга человечества в мире и привел его в сущий восторг, потому что и сам говорил горячо; он поминутно поддакивал мне: «Так, милый, так, благослови тебя
Бог, по истине мыслишь»; но когда я кончил, он все-таки не совсем согласился: «Так-то оно так, —
вздохнул он глубоко, — да много ли таких, что выдержат и не развлекутся?
— Так оно уничтожено, слава
Богу! — проговорила она медленно,
вздохнув, и перекрестилась.
— Ох, напрасно, напрасно… — хрипел Данилушка, повертывая головой. — Старики ндравные, чего говорить, характерные, а только они тебя любят пуще родного детища… Верно тебе говорю!.. Может, слез об тебе было сколько пролито. А Василий-то Назарыч так и по ночам о тебе все
вздыхает… Да. Напрасно, Сереженька, ты их обегаешь! Ей-богу… Ведь я тебя во каким махоньким на руках носил, еще при покойнике дедушке. Тоже и ты их любишь всех, Бахаревых-то, а вот тоже у тебя какой-то сумнительный характер.
— Какое болен! Поперек себя толще, и лицо такое,
Бог с ним, окладистое, даром что молод… А впрочем, Господь ведает! (И Овсяников глубоко
вздохнул.)
— Насчет гречихи я не могу вам сказать: это часть Григория Григорьевича. Я уже давно не занимаюсь этим; да и не могу: уже стара! В старину у нас, бывало, я помню, гречиха была по пояс, теперь
бог знает что. Хотя, впрочем, и говорят, что теперь все лучше. — Тут старушка
вздохнула; и какому-нибудь наблюдателю послышался бы в этом вздохе вздох старинного осьмнадцатого столетия.
Когда все разошлись, Келлер нагнулся к Лебедеву и сообщил ему: «Мы бы с тобой затеяли крик, подрались, осрамились, притянули бы полицию; а он вон друзей себе приобрел новых, да еще каких; я их знаю!» Лебедев, который был довольно «готов»,
вздохнул и произнес: «Утаил от премудрых и разумных и открыл младенцам, я это говорил еще и прежде про него, но теперь прибавляю, что и самого младенца
бог сохранил, спас от бездны, он и все святые его!»
— Да не дурак ли? —
вздохнул угнетенно Петр Васильич. —
Бог счастья послал, а он испугался…
— Этак вечерком лежу я в формовочной, — рассказывал Никитич таинственным полуголосом, — будто этак прикурнул малость… Лежу и слышу: кто-то как дохнет всею пастью! Ей-богу, Петр Елисеич… Ну, я выскочил в корпус, обошел все, сотворил молитву и опять спать. Только-только стану засыпать, и опять дохнет… Потом уж я догадался, что это моя-то старуха домна
вздыхала. Вот сейчас провалиться…
— Штой-то, Ефим Андреич, не на пасынков нам добра-то копить. Слава
богу, хватит и смотрительского жалованья… Да и по чужим углам на старости лет муторно жить. Вон курицы у нас, и те точно сироты бродят… Переехали бы к себе в дом, я телочку бы стала выкармливать… На тебя-то глядеть, так сердечушко все изболелось! Сам не свой ходишь, по ночам
вздыхаешь… Долго ли человеку известись!
Пришла Палагея, не молодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась
богу, подошла к ручке,
вздохнула несколько раз, по своей привычке всякий раз приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», — села у печки, подгорюнилась одною рукой и начала говорить, немного нараспев: «В некиим царстве, в некиим государстве…» Это вышла сказка под названием «Аленький цветочек» [Эту сказку, которую слыхал я в продолжение нескольких годов не один десяток раз, потому что она мне очень нравилась, впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимками, оханьем и вздыханьем Палагеи.
—
Бог все видит и все знает, и на все его святая воля, — сказал он, выпрямляясь во весь рост и тяжело
вздыхая.
Ну, да этот убогонький, за нас
богу помолит! — думает Марья Петровна, — надо же кому-нибудь и
богу молиться!.."И все-то она одна, все-то своим собственным хребтом устроила, потому что хоть и был у ней муж, но покойник ни во что не входил, кроме как подавал батюшке кадило во время всенощной да каждодневно
вздыхал и за обедом, и за ужином, и за чаем о том, что не может сам обедню служить.
Какие-то благочестивые мерзавцы явились:
вздыхают,
богу молятся — и объегоривают!
Она встала и, не умываясь, не молясь
богу, начала прибирать комнату. В кухне на глаза ей попалась палка с куском кумача, она неприязненно взяла ее в руки и хотела сунуть под печку, но,
вздохнув, сняла с нее обрывок знамени, тщательно сложила красный лоскут и спрятала его в карман, а палку переломила о колено и бросила на шесток. Потом вымыла окна и пол холодной водой, поставила самовар, оделась. Села в кухне у окна, и снова перед нею встал вопрос...
— Ну, что ж? Слава
богу — хоть на это гожусь! — сказала она
вздыхая. — Кому я нужна? Никому. А пытать не будут, говорят…
— Ну, слава
богу! — облегченно
вздохнув, сказала мать. — Слава
богу!
— Нет, доченька, — сказал он,
вздохнувши и махнув рукой, — нам теперича об эвтом разговаривать нечего; живи с
богом да не поминай нас лихом, потому как мы здешнего света уж не жильцы… что ж, ваше благородие, спрашивать, что ли, будете или прямиком на казенную фатеру прикажете?
— Пообещалась, баушка; вот третий год замужем, а деток все
бог не дает… Старуха
вздыхает.
И Иона оборачивается, чтобы рассказать, как умер его сын, но тут горбач легко
вздыхает и заявляет, что, слава
богу, они наконец приехали.
— Что ж… я?! повертелся-повертелся —
вздохнул и пошел в овошенную… там уж свою обязанность выполнил… Ах, друзья, друзья! наше ведь положение… очень даже щекотливое у нас насчет этих иностранцев положение! Разумеется, предостерег-таки я его:"Смотри, говорю, однако, Альфонс Иваныч, мурлыкай свою републик, только ежели, паче чаяния, со двора или с улицы услышу… оборони
бог!"
Смущенный витязь поневоле
Ползком оставил грязный ров;
Окрестность робко озирая,
Вздохнул и молвил оживая:
«Ну, слава
богу, я здоров...
Он казался мне бессмертным, — трудно было представить, что он может постареть, измениться. Ему нравилось рассказывать истории о купцах, о разбойниках, о фальшивомонетчиках, которые становились знаменитыми людьми; я уже много слышал таких историй от деда, и дед рассказывал лучше начетчика. Но смысл рассказов был одинаков: богатство всегда добывалось грехом против людей и
бога. Петр Васильев людей не жалел, а о
боге говорил с теплым чувством,
вздыхая и пряча глаза.
— Не ожидал этого! Убей меня
бог, не ожидал! — отвечал Термосесов,
вздохнув и закачав головой.
А мужики больше
вздыхают: очень-де трудно жить на земле этой;
бог — не любит, начальство — не уважает, попы — ничему не учат, самим учиться — охоты нет, и никак невозможно понять, на что мы родились и какое удовольствие в Тупом Углу жить?
— Ну,
бог с ней! — решил Кожемякин, облегчённо
вздыхая. — Ты однако не говори, что она из этих!
— Дай-то
бог! — заключает Фома Фомич, благочестиво
вздыхая и подымаясь с кресла, чтоб отойти к послеобеденному сну. Фома Фомич всегда почивал после обеда.
Она охала,
вздыхала, била себя кулаками в грудь и живот (это была ее привычка), говорила, что такая любовь смертный грех перед
богом и что
бог за нее накажет.
— Не знаю, матушка, мне ли в мои лета и при тяжких болезнях моих (при этом она глубоко
вздохнула) заниматься, кто куда ходит, своей кручины довольно… Пред вами, как перед
богом, не хочу таить: Якиша-то опять зашалил — в гроб меня сведет… — Тут она заплакала.
Он был, по их речам, и страшен и злонравен. И, верно, Душенька с чудовищем жила. Советы скромности в сей час она забыла, Сестры ли в том виной, судьба ли то, иль рок, Иль Душенькин то был порок, Она,
вздохнув, сестрам открыла, Что только тень одну в супружестве любила, Открыла, как и где приходит тень на срок, И происшествия подробно рассказала, Но только лишь сказать не знала, Каков и кто ее супруг, Колдун, иль змей, иль
бог, иль дух.
— Усталому-то последняя верста тяжелее пяти первых кажется…
Вздохнешь маленько,
бог даст, поправишься…
Даст
бог, окончим благополучно промысел, пройдет осень,
вздохну за все дни!..
— Ложись, батюшка, ложись… —
вздохнула старуха, зевая. — Господи Иисусе Христе! Сама и сплю, и слышу, как будто кто стучит. Проснулась, гляжу, а это грозу
бог послал. Свечечку бы засветить, да не нашла.
— Лучше вас —
бог не даст! —
вздохнув и улыбаясь, сказал Илья.
— Какие? — переспросил он, крепко потирая лоб рукой. — Забыл я. Ей-богу, забыл! Погоди, может, вспомню. У меня их всегда в башке — как пчёл в улье… так и жужжат! Иной раз начну сочинять, так разгорячусь даже… Кипит в душе, слёзы на глаза выступают… хочется рассказать про это гладко, а слов нет… — Он
вздохнул и, тряхнув головой, добавил: — В душе замешано густо, а выложишь на бумагу — пусто…
— Э-эх, ваше степенство! —
вздохнул мужик. — Горе заставит — бык соловьем запоет… А вот барыня с чего поет, так… это уж
богу одному известно… а поет она — ложись и помирай! Н-ну, — барыня!
— Для
бога, значит! — пояснил подрядчик, оглядывая мужиков, и, благочестиво
вздохнув, добавил: — Это верно, — ох, верно это!