Неточные совпадения
На ее
пальце блестело лучистое кольцо Грэя, как
на чужом, — своим не могла признать она в этот момент, не чувствовала
палец свой.
— Шш! — зашипел Лютов, передвинув саблю за спину, где она повисла, точно хвост. Он стиснул зубы,
на лице его вздулись костяные желваки, пот
блестел на виске, и левая нога вздрагивала под кафтаном. За ним стоял полосатый арлекин, детски положив подбородок
на плечо Лютова, подняв руку выше головы, сжимая и разжимая
пальцы.
Все, кроме Елены. Буйно причесанные рыжие волосы, бойкие, острые глаза, яркий наряд выделял Елену, как чужую птицу, случайно залетевшую
на обыкновенный птичий двор. Неслышно пощелкивая
пальцами, улыбаясь и подмигивая, она шепотом рассказывала что-то бородатому толстому человеку, а он, слушая, вздувался от усилий сдержать смех, лицо его туго налилось кровью, и рот свой, спрятанный в бороде, он прикрывал салфеткой. Почти голый череп его
блестел так, как будто смех пробивался сквозь кость и кожу.
Отделился и пошел навстречу Самгину жандарм,
блестели его очки; в одной руке он держал какие-то бумаги,
пальцы другой дергали
на груди шнур револьвера, а сбоку жандарма и
на шаг впереди его шагал Судаков, натягивая обеими руками картуз
на лохматую голову; луна хорошо освещала его сухое, дерзкое лицо и медную пряжку ремня
на животе; Самгин слышал его угрюмые слова...
Закурив папиросу, она долго махала пред лицом своим спичкой, не желавшей угаснуть, отблески огонька
блестели на стеклах ее пенсне. А когда спичка нагрела ей
пальцы, женщина, бросив ее в пепельницу, приложила
палец к губам, как бы целуя его.
Одет он был в покойный фрак, отворявшийся широко и удобно, как ворота, почти от одного прикосновения. Белье
на нем так и
блистало белизною, как будто под стать лысине.
На указательном
пальце правой руки надет был большой массивный перстень с каким-то темным камнем.
Но это не мешало ему иметь доступ в лучшие московские дома, потому что он был щеголь, прекрасно одевался, держал отличный экипаж, сыпал деньгами, и
на пальцах его рук, тонких и безукоризненно белых, всегда
блестело несколько перстней с ценными бриллиантами.
Цыганок не двигался, только
пальцы рук, вытянутых вдоль тела, шевелились, цапаясь за пол, и
блестели на солнце окрашенные ногти.
Вдруг, мгновенно, ее прелестные глаза наполнились слезами и засияли таким волшебным зеленым светом, каким сияет летними теплыми сумерками вечерняя звезда. Она обернула лицо к сцене, и некоторое время ее длинные нервные
пальцы судорожно сжимали обивку барьера ложи. Но когда она опять обернулась к своим друзьям, то глаза уже были сухи и
на загадочных, порочных и властных губах
блестела непринужденная улыбка.
Было, правда, между ссыльными несколько шулеров, делателей фальшивых ассигнаций и злоупотребителей помещичьей властью (был даже пожилой, но очень видный мажордом, ходивший с большим бриллиантовым перстнем
на указательном
пальце и сосланный по просьбе детей княгини Т*** за"предосудительные действия, сопровождаемые покушением войти в беззаконную связь с их родительницей"), которым, казалось бы, представлялся при этом отличнейший случай
блеснуть, но и они вели себя как-то сдержанно, в той надежде, что сдержанность эта поможет им пройти в общественном мнении зауряд с «политическими».
Весь следующий день мать провела в хлопотах, устраивая похороны, а вечером, когда она, Николай и Софья пили чай, явилась Сашенька, странно шумная и оживленная.
На щеках у нее горел румянец, глаза весело
блестели, и вся она, казалось матери, была наполнена какой-то радостной надеждой. Ее настроение резко и бурно вторглось в печальный тон воспоминаний об умершем и, не сливаясь с ним, смутило всех и ослепило, точно огонь, неожиданно вспыхнувший во тьме. Николай, задумчиво постукивая
пальцем по столу, сказал...
Мать взглянула
на сына. Лицо у него было грустное. А глаза Рыбина
блестели темным блеском, он смотрел
на Павла самодовольно и, возбужденно расчесывая
пальцами бороду, говорил...
Пользуясь теснотою, он отыскал ее мизинец и крепко пожал его двумя
пальцами. Она,
блеснув на него глазами, убрала свою руку и шепнула ему: кш! — как
на курицу.
Волосы у неё были причёсаны короной и
блестели, точно пыльное золото, она рассматривала
на свет свои жалобно худенькие руки, — Матвей, идя сбоку, тоже смотрел
на прозрачные
пальцы, налитые алою кровью, и думал...
Ерш имеет необыкновенно большие навыкате, темно-синие глаза; от самой головы, как я уже сказал, идет у него жесткий гребень, почти в вершок вышиною; он оканчивается, не доходя
пальца на два до хвоста, но и это место занято у него другим небольшим гребешком, уже мягким, похожим
на обыкновенное плавательное рыбье перо; ерш колется, как окунь, если взять его неосторожно; он весь пестрый, кроме брюшка, но пестрины какого-то темноватого, неопределенного цвета; он весь
блестит зеленовато-золотистым лоском, особенно щеки; кожа его покрыта густою слизью в таком изобилии, что ерш превосходит в этом отношении линя и налима; хвост и верхние перья пестроваты, нижние перья беловато-серые.
Чернота
на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять загремел гром; едва он умолк, как молния
блеснула так широко, что Егорушка сквозь щели рогожи увидел вдруг всю большую дорогу до самой дали, всех подводчиков и даже Кирюхину жилетку. Черные лохмотья слева уже поднимались кверху, и одно из них, грубое, неуклюжее, похожее
на лапу с
пальцами, тянулось к луне. Егорушка решил закрыть крепко глаза, не обращать внимания и ждать, когда все кончится.
Инстинктивно Фома бросился грудью
на бревна плота и протянул руки вперед, свесив над водой голову. Прошло несколько невероятно долгих секунд… Холодные, мокрые
пальцы схватили его за руки, темные глаза
блеснули перед ним…
В тёмный час одной из подобных сцен Раиса вышла из комнаты старика со свечой в руке, полураздетая, белая и пышная; шла она, как во сне, качаясь
на ходу, неуверенно шаркая босыми ногами по полу, глаза были полузакрыты,
пальцы вытянутой вперёд правой руки судорожно шевелились, хватая воздух. Пламя свечи откачнулось к её груди, красный, дымный язычок почти касался рубашки, освещая устало открытые губы и
блестя на зубах.
Вот он идёт рядом с Мироном по двору фабрики к пятому корпусу, этот корпус ещё только вцепился в землю, пятый
палец красной кирпичной лапы; он стоит весь опутанный лесами,
на полках лесов возятся плотники,
блестят их серебряные топоры,
блестят стеклом и золотом очки Мирона, он вытягивает руку, точно генерал
на старинной картинке ценою в пятачок, Митя, кивая головою, тоже взмахивает руками, как бы бросая что-то
на землю.
Не без намерения употребил я слово «опрятный»: не только сама хозяйка казалась образцом чистоты, но и все вокруг нее, все в доме так и лоснилось, так и
блистало; все было выскребено, выглажено, вымыто мылом; самовар
на круглом столе горел как жар; занавески перед окнами, салфетки так и коробились от крахмала, так же как и платьица и шемизетки тут же сидевших четырех детей г. Ратча, дюжих, откормленных коротышек, чрезвычайно похожих
на мать, с топорными крепкими лицами, вихрами
на висках и красными обрубками
пальцев.
Он как во сне зашевелил ручонкою с растопыренными сморщенными
пальцами и открыл мутные глазенки, как будто отыскивая или вспоминая что-то; вдруг эти глазенки остановились
на мне, искра мысли
блеснула в них, пухлые оттопыренные губки стали собираться и открылись в улыбку.
Пред ним, по пояс в воде, стояла Варенька, наклонив голову, выжимая руками мокрые волосы. Её тело — розовое от холода и лучей солнца, и
на нём
блестели капли воды, как серебряная чешуя. Они, медленно стекая по её плечам и груди, падали в воду, и перед тем как упасть, каждая капля долго
блестела на солнце, как будто ей не хотелось расстаться с телом, омытым ею. И из волос её лилась вода, проходя между розовых
пальцев девушки, лилась с нежным, ласкающим ухо звуком.
Нина Ивановна тоже сильно постарела и подурнела, как-то осунулась вся, но все еще по-прежнему была затянута, и бриллианты
блестели у нее
на пальцах.
Подали большую, очень жирную индейку. Отец Андрей и Нина Ивановна продолжали свой разговор. У Нины Ивановны
блестели бриллианты
на пальцах, потом
на глазах заблестели слезы, она заволновалась.
Мать его, высокая и полная женщина, почти старушка, с нежным и кротким лицом, сохранившим еще следы былой красоты, в сбившемся, по обыкновению, чуть-чуть набок черном кружевном чепце, прикрывавшем темные, начинавшие серебриться волосы, как-то особенно горячо и порывисто обняла сына после того, как он поцеловал эту милую белую руку с красивыми длинными
пальцами,
на одном из которых
блестели два обручальных кольца.
Сердце его сжалось. Как будто холодные
пальцы какого-то страшного чудовища стиснули его. Заныла
на миг душа… До боли захотелось радости и жизни; предстал
на одно мгновенье знакомый образ,
блеснули близко-близко синие задумчивые глаза, мелькнула черная до синевы головка и тихая улыбка засияла где-то там, далеко…
Она, восемнадцатилетняя девочка, стояла, глядела в ноты и дрожала, как струна, которую сильно дернули
пальцем. Ее маленькое лицо то и дело вспыхивало, как зарево.
На глазах
блестели слезы, готовые каждую минуту закапать
на музыкальные значки с черными булавочными головками. Если бы шёлковые золотистые волосы, которые водопадом падали
на ее плечи и спину, скрыли ее лицо от людей, она была бы счастлива.
На крупных
пальцах его с неприятно белыми ногтями
блестели кольца.
Высокая, стройная, чудно сложенная, той умеренной полноты, не уничтожающей грации, а напротив, придающей ей пластичность, с точно выточенными, украшенными браслетами руками,
на длинно-тонких
пальцах которых
блестело множество колец, и миниатюрными ножками, обутыми в ажурные чулки цвета бордо и такие же атласные туфельки с золотыми пряжками, Маргарита Николаевна была той пленительной женщиной, которые мало говорят уму, но много сердцу, понимая последнее в смысле усиленного кровообращения.
На безымянном
пальце этой руки
блестело золотое кольцо с крупным изумрудом.
«Дела-то его, как видно, не блестящие», — вывел он заключение, заметив, что
на Перелешине даже не было часов, не говоря уже о кольцах и перстнях, которые всегда, бывало,
блестели на его выхоленных
пальцах с длинными ногтями.
Наконец, наступило 8 января — день, назначенный для свадьбы Рачинского и Олениной. Бракосочетание было совершено в дворцовой церкви, в шесть часов вечера, в присутствии всего двора и московской аристократии.
На невесте сияло великолепное жемчужное ожерелье с аграфом из крупных бриллиантов, подарок венценосной посаженной матери.
На одном из
пальцев левой руки жениха
блестел золотой перстень с изумрудом.
Выбившаяся из-под одеяла маленькая ручка покоилась
на краю постели.
На одном из исхудавших
пальцев ее
блестело обручальное кольцо.
Немножко я забылась и вижу: подмигивает и улыбается мне Домбрович. Его pince-nez
блестит на носу, и серые бакенбарды точно шевелятся.
На голове у него колпак, тот самый, что был в субботу. Из-за Домбровича выглядывают все мои подруги и собутыльники… Капочка грозит
пальцем и говорит...
В гостиной кипел самовар
на круглом столе. Перед ним сидела Наталья Николаевна. Соня морщилась и улыбалась под рукой матери, щекотавшей ее, когда отец и сын с сморщенными оконечностями
пальцев и лоснящимися щеками и лбами (у отца особенно
блестела лысина), с распушившимися белыми и черными волосами и сияющими лицами вошли в комнату.