Неточные совпадения
Ярким летним днем Самгин ехал
в Старую Руссу; скрипучий, гремящий поезд не торопясь катился по полям Новгородской губернии; вдоль железнодорожной линии стояли
в полусотне шагов друг от друга новенькие солдатики;
в жарких
лучах солнца блестели, изгибались штыки,
блестели оловянные глаза на лицах, однообразных, как пятикопеечные монеты.
Ослепительно
блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных кучеров и грумов, их головы
в лакированных шляпах казались металлическими, на лицах застыла суровая важность, как будто они правили не только лошадьми, а всем этим движением по кругу, над небольшим озером; по спокойной, все еще розоватой
в лучах солнца воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а на берегах шумели ярко одетые дети, бросая птицам хлеб.
Жар несносный; движения никакого, ни
в воздухе, ни на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби. Вид пролива и обоих берегов поразителен под
лучами утреннего
солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета небес и воды! Как ослепительно ярко
блещет солнце и разнообразно играет
лучами в воде!
В ином месте пучина кипит золотом, там как будто горит масса раскаленных угольев: нельзя смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает
в прозрачные воды.
А
в зимний день ходить по высоким сугробам за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверканья мягкого снега, любоваться зеленым цветом неба над красноватым лесом!.. А первые весенние дни, когда кругом все
блестит и обрушается, сквозь тяжелый пар талого снега уже пахнет согретой землей, на проталинках, под косым
лучом солнца, доверчиво поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом, из оврага
в овраг клубятся потоки…
Она бывает хороша только
в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится
в упор рдеющим
лучам заходящего
солнца и
блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, — или, когда,
в ясный ветреный день, она вся шумно струится и лепечет на синем небе, и каждый лист ее, подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться вдаль.
День был светлый;
в два окна, сквозь ледяные стекла, смотрели косые
лучи зимнего
солнца; на столе, убранном к обеду, тускло
блестела оловянная посуда, графин с рыжим квасом и другой с темно-зеленой дедовой водкой, настоянной на буквице и зверобое.
Через минуту робкий
луч солнца уже
блестит в лужах дороги, на полосах падающего, как сквозь сито, мелкого прямого дождя и на обмытой, блестящей зелени дорожной травы.
Вечером, когда садилось
солнце, и на стеклах домов устало
блестели его красные
лучи, — фабрика выкидывала людей из своих каменных недр, словно отработанный шлак, и они снова шли по улицам, закопченные, с черными лицами, распространяя
в воздухе липкий запах машинного масла,
блестя голодными зубами. Теперь
в их голосах звучало оживление, и даже радость, — на сегодня кончилась каторга труда, дома ждал ужин и отдых.
Время стоит еще раннее, шестой час
в начале; золотистый утренний туман вьется над проселком, едва пропуская
лучи только что показавшегося на горизонте
солнца; трава
блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод; дорога идет зигзагами по низменности,
в которой кишат бесчисленные стада птиц.
Камышовая крутая крыша противоположного дома
блестела в лучах спускающегося
солнца.
Уже
солнце спряталось за оградой садов и раздробленными
лучами блестело сквозь прозрачные листья, когда Оленин вернулся
в сад к своим хозяевам.
Красное
солнце вышло
в мгновение из-за тучи и последними
лучами весело
блеснуло вдоль по реке, по камышам, на вышку и на казаков, собравшихся кучкой, между которыми Лукашка невольно своею бодрою фигурой обратил внимание Оленина.
«И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись
в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло
солнце, вздыхала степь,
блестела трава
в брильянтах дождя и золотом сверкала река… Был вечер, и от
лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей струей из разорванной груди Данко.
Все это говорил Глеб вечером, на другой день после того, как река улеглась окончательно
в берега свои.
Солнце уже давно село. Звезды
блистали на небе. Рыбаки стояли на берегу и окружали отца, который приготовлялся уехать с ними на реку «
лучить» рыбу.
Солнце —
в зените, раскаленное синее небо ослепляет, как будто из каждой его точки на землю, на море падает огненно-синий
луч, глубоко вонзаясь
в камень города и воду. Море
блестит, словно шелк, густо расшитый серебром, и, чуть касаясь набережной сонными движениями зеленоватых теплых волн, тихо поет мудрую песню об источнике жизни и счастья —
солнце.
Всё вокруг густо усеяно цветами акации — белыми и точно золото: всюду
блестят лучи солнца, на земле и
в небе — тихое веселье весны. Посредине улицы, щелкая копытами, бегут маленькие ослики, с мохнатыми ушами, медленно шагают тяжелые лошади, не торопясь, идут люди, — ясно видишь, что всему живому хочется как можно дольше побыть на
солнце, на воздухе, полном медового запаха цветов.
В синем небе полудня тает
солнце, обливая воду и землю жаркими
лучами разных красок. Море дремлет и дышит опаловым туманом, синеватая вода
блестит сталью, крепкий запах морской соли густо льется на берег.
Он нашел ее полуживую, под пылающими угольями разрушенной хижины; неизъяснимая жалость зашевелилась
в глубине души его, и он поднял Зару, — и с этих пор она жила
в его палатке, незрима и прекрасна как ангел;
в ее чертах всё дышало небесной гармонией, ее движения говорили, ее глаза ослепляли волшебным блеском, ее беленькая ножка, исчерченная лиловыми жилками, была восхитительна как фарфоровая игрушка, ее смугловатая твердая грудь воздымалась от малейшего вздоха… страсть
блистала во всем:
в слезах,
в улыбке,
в самой неподвижности — судя по ее наружности она не могла быть существом обыкновенным; она была или божество или демон, ее душа была или чиста и ясна как веселый
луч солнца, отраженный слезою умиления, или черна как эти очи, как эти волосы, рассыпающиеся подобно водопаду по круглым бархатным плечам… так думал Юрий и предался прекрасной мусульманке, предался и телом и душою, не удостоив будущего ни единым вопросом.
Быстро носясь кругами
в высоте, стая гонных, или чистых, голубей то
блестит на
солнце яркой белизной, то мелькает темными пятнами, когда залетит за облако, застеняющее стаю от солнечных
лучей.
Улыбается
солнце, желтоносые грачи
блестят в его
лучах черной сталью оперения, хлопотливо каркают, строя гнезда.
Лес осенью был еще красивее, чем летом: темная зелень елей и пихт
блестела особенной свежестью; трепетная осина, вся осыпанная желтыми и красными листьями, стояла точно во сне и тихо-тихо шелестела умиравшею листвой,
в которой червонным золотом играли
лучи осеннего
солнца; какие-то птички весело перекликались по сторонам дороги; шальной заяц выскакивал из-за кустов, вставал на задние лапы и без оглядки летел к ближайшему лесу.
Пред ним, по пояс
в воде, стояла Варенька, наклонив голову, выжимая руками мокрые волосы. Её тело — розовое от холода и
лучей солнца, и на нём
блестели капли воды, как серебряная чешуя. Они, медленно стекая по её плечам и груди, падали
в воду, и перед тем как упасть, каждая капля долго
блестела на
солнце, как будто ей не хотелось расстаться с телом, омытым ею. И из волос её лилась вода, проходя между розовых пальцев девушки, лилась с нежным, ласкающим ухо звуком.
Все меньше становилось снега и все больше воды; тепло и радостно светило
солнце, и
в лучах его
блестел и сверкал тающий нежный покров.
Вот ящерица здесь меж зелени и плит,
Блестя как изумруд, извилисто скользит,
И любо ей играть
в молчании могильном,
Где на пол
солнца луч столбом ударил пыльным…
В самом деле, пора было успокоиться: все сияло и
блестело под ослепительными
лучами солнца.
Снова поставили паруса. Снова высокое голубое небо. Воздух полон острой свежести, какая бывает после грозы. Вымоченные насквозь матросские рубахи быстро высыхают под ослепительными
лучами солнца, и только
в снастях еще
блестят кое-где, словно брильянты, крупные дождевые капли. Снова поставлен тент, защищающий головы моряков от палящих
лучей, и снова матросы продолжают свои работы.
Первые
лучи солнца, пробив сквозившую тучу,
блеснули в небе и пробежали по земле и небу. Туман волнами стал переливаться
в лощинах, роса,
блестя, заиграла на зелени, прозрачные побелевшие тучки спеша разбегались по синевшему своду. Птицы гомозились
в чаще и, как потерянные, щебетали что-то счастливое; сочные листья радостно и спокойно шептались
в вершинах, и ветви живых дерев медленно, величаво зашевелились над мертвым, поникшим деревом.
«Топор низом звучал глуше и глуше. Дерево погнулось, послышался треск его
в стволе, и, ломая сучья, оно рухнулось макушей на сырую землю. Звуки топора и шагов затихли… Деревья еще радостнее красовались на новом просторе своими неподвижными ветвями. Первые
лучи солнца пробежали по земле и небу. Роса,
блестя, заиграла на зелени. Сочные листья радостно и спокойно шептались на верхушках, и ветви живых дерев медленно, величаво зашевелились над мертвым поникшим деревом».
Образ Анжелики, двойника Марго, носился перед ним, и кровь ключом кипела
в его венах; чудная летняя ночь своим дыханием страсти распаляла воображение Николая Герасимовича. С ним случился даже род кошмара, ему казалось, что это точно бархатное черное небо, усыпанное яркими золотыми звездами, окутывает его всего, давит, не дает свободно дышать, останавливает биение его сердца — сидя
в кресле, он лишился чувств и пришел
в себя лишь тогда, когда на востоке
блеснул первый
луч солнца.
Едва первый
луч солнца блеснул в вершинах дубровных, как враги стремительно бросились к столице; сошлись войска, и
солнце осветило страшную битву, где кровь иноплеменных мешалась с кровью христианской и трупы валялись кучами. Ожесточенный враг наступал сильно, но Десница Вышнего покрыла щитом своим и столицу, и войска, ополчила руки воинов на врага строптивого и укрепила мышцы их: враг не коснулся места освященного и, подобно Мамаю, со стыдом и злобою бессильною, отступил от столицы.
Экипаж поравнялся с оградою дворика: тут Анна Иоанновна, по какому-то внутреннему побуждению, обернулась направо, и
в глаза ее
блеснула под
лучом полуденного
солнца ледяная статуя.