Неточные совпадения
— Что ж? примем ее как новую стихию жизни… Да нет, этого не бывает, не может быть у нас! Это не твоя грусть; это общий недуг
человечества. На тебя брызнула одна капля… Все это страшно, когда человек отрывается от жизни… когда нет опоры. А у нас… Дай Бог, чтоб эта грусть твоя была то, что я думаю, а не признак какой-нибудь болезни… то хуже. Вот горе, перед которым я упаду без защиты, без силы… А то, ужели туман, грусть, какие-то сомнения, вопросы могут лишить нас нашего
блага, нашей…
Но, может быть, это все равно для
блага целого
человечества: любить добро за его безусловное изящество и быть честным, добрым и справедливым — даром, без всякой цели, и не уметь нигде и никогда не быть таким или быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию? Казалось бы, все равно, но отчего же это противно? Не все ли равно, что статую изваял Фидий, Канова или машина? — можно бы спросить…
Прочтя нагорную проповедь, всегда трогавшую его, он нынче в первый раз увидал в этой проповеди не отвлеченные, прекрасные мысли и большею частью предъявляющие преувеличенные и неисполнимые требования, а простые, ясные и практически исполнимые заповеди, которые, в случае исполнения их (что было вполне возможно), устанавливали совершенно новое устройство человеческого общества, при котором не только само собой уничтожалось всё то насилие, которое так возмущало Нехлюдова, но достигалось высшее доступное
человечеству благо — Царство Божие на земле.
Если утверждается, что война сама по себе не есть
благо, что она связана со злом и ужасом, что желанно такое состояние
человечества, при котором войны невозможны и ненужны, то это очень элементарно и слишком неоспоримо.
Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных
благ — хоть один только такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья в пустыне и бесновался, побеждая плоть свою, чтобы сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший
человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с тем, чтобы в то же время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь в насмешку, что никогда не в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не выйдет великанов для завершения башни, что не для таких гусей великий идеалист мечтал о своей гармонии.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции
блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего
человечества и всего мира, вера в возможность окончательного социального устроения
человечества и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Человечество как бы сошло с ума, с языческого, естественного ума, пленилось таинственной личностью Христа, отказалось во имя этой личности от всех
благ античной культуры.
Всякий верующий в прогресс ждет, что прогресс приведет к хорошему,
благому концу, что восторжествует царство счастливого, свободного, сильного, божественного
человечества, и вдохновляется этим грядущим земным совершенством.
Пусть так; только это состояние отрадное — вера в
человечество, стремящееся, несмотря на все закоулки, к чему-нибудь высокому, хорошему,
благому.
Однако философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для
блага всего
человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно, приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое слово и движение.
— Отвори же! Понимаешь ли ты, что есть нечто высшее, чем драка… между
человечеством; есть минуты блага-а-родного лица… Шатов, я добр; я прощу тебя… Шатов, к черту прокламации, а?
Начальствующие, возбуждавшие, содействовавшие делу и распоряжавшиеся им, скажут, что делают то, что делают, потому, что такие дела необходимы для поддержания существующего порядка; поддержание же существующего порядка необходимо для
блага отечества,
человечества, для возможности общественной жизни и движения прогресса.
Человек древнего мира мог считать себя вправе пользоваться
благами мира сего в ущерб другим людям, заставляя их страдать поколениями, потому что он верил, что люди рождаются разной породы, черной и белой кости, Яфетова и Хамова отродья. Величайшие мудрецы мира, учители
человечества Платон, Аристотель не только оправдывали существование рабов и доказывали законность этого, но даже три века тому назад люди, писавшие о воображаемом обществе будущего, утопии, не могли представить себе его без рабов.
Вы всю жизнь толкуете о
благе общества, о любви к
человечеству.
Общую формулу, — что человеку естественно стремиться к лучшему, все принимают; но разногласия возникают из-за того, что же должно считать
благом для
человечества.
Из всех женщин, которые должны бы быть помощницами в движении
человечества к истине и
благу, он во имя своего удовольствия делает не помощниц, но врагов.
Вы заметьте: если цель
человечества —
благо, добро, любовь, как хотите; если цель
человечества есть то, что сказано в пророчествах, что все люди соединятся воедино любовью, что раскуют копья на серпы и т. д., то ведь достижению этой цели мешает что?
— Дело не в состоянии, — возразил доктор, — но вы забываете, что я служитель и жрец науки, что практикой своей я приношу пользу
человечеству; неужели я мое знание и мою опытность должен зарыть в землю и сделаться тунеядцем?.. Такой ценой нельзя никаких
благ мира купить!
Вся прошедшая жизнь
человечества, сознательно и бессознательно, имела идеалом стремление достигнуть разумного самопознания и поднятия воли человеческой к воле божественной; во все времена
человечество стремилось к нравственно
благому, свободному деянию.
«Многие из знатных и богатых, — говорит автор, — мыслят, что если кто не причастен
благ слепого счастья и щедрот Плутуса, тот недостоин с ними сообщения; а те, которые уже совсем в бедном состоянии, те им кажутся не имеющими на себе подобного им
человечества».
Быть избранником, служить вечной правде, стоять в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше сделают
человечество достойным царствия божия, то есть избавят людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и страданий, отдать идее все — молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть для общего
блага, — какой высокий, какой счастливый удел!
Не только
благо нашего отечества, но и
благо целого мира утверждено победами Екатерины. Давно ли еще знамя лжепророка грозило стенам Венским? Новый Магомет II мог быть новым истребителем государств Европейских: сколь же бедственны успехи Оттоманского оружия для
человечества и просвещения? Теперь варвары уже не опасны для Европы; теперь слабый Паша Виддина презирает могущество Порты!.. И сия безопасность есть дело Великой Екатерины, Которая потрясла и разрушила сей колосс ужасный.
— Что может быть выше призвания апостольского?.. С живым словом в душе, с пламенною верой, с пламенной любовью ко всему
человечеству и к каждому человеку идет он в общество людей. Для их
блага переносит гонения и страдания; в их души, не отверстые истине, зароняет слово веры — и какое наслаждение, когда слово не погибнет — разовьется. Сильно живое слово, ничто не остановит его; тщетно земной человек противудействует своему спасению. Оно увлечет его.
Конечно, греки того времени мало уже походили на своих великих предков, народ, составляющий навсегда честь и украшение
человечества; вместо древних добродетелей усиливались между ними — продажность, хитрость, вероломство, пренебрежение общественного
блага, роскошь, мелочное тщеславие.
— Отойдите от нас, не искушайте; деятельность ваша вредна: проповедь ваша клонится к низвержению всех тех
благ, которые завоевало себе
человечество кровью и пóтом всех прежних поколений. Всё погибнет, если уничтожится власть запирать и убивать тех, кого мы считаем преступниками.
И если бы даже не было бога, святого и доброго, жизнь духовная была бы все-таки разгадкой тайны и полярной звездой для движущегося
человечества, потому что она одна дает истинное
благо.
— Не сочувствуете, потому что не знаете их. Это несочувствие с чужого голоса. Иезуиты, поверьте мне, в принципе стремятся к высшему
благу, к торжеству высшей свободы всего
человечества.
Историческое
человечество, по мысли Федорова, не должно ничего оставлять на дело Сына Человеческого, кроме
благого примера, а христианское откровение о Св.
Власть есть средство для осуществления
блага государства, нации, цивилизации,
человечества.
И различие тут нужно видеть прежде всего в том, что христианская любовь конкретна и лична, гуманистическая же любовь отвлеченна и безлична, что для христианской любви дороже всего человек, для гуманистической же любви дороже всего «идея», хотя бы то была «идея»
человечества и человеческого
блага.
И те и другие лжеучители, несмотря на то, что учения и тех и других основаны на одном и том же грубом непонимании основного противоречия человеческой жизни, всегда враждовали и враждуют между собой. Оба учения эти царствуют в нашем мире и, враждуя друг с другом, наполняют мир своими спорами, — этими самыми спорами скрывая от людей те определения жизни, открывающие путь к истинному
благу людей, которые уже за тысячи лет даны
человечеству.
Но мало того: допустив только возможность замены стремления к своему
благу стремлением к
благу других существ, человек не может не видеть и того, что это-то самое постепенное, большее и большее отречение его личности и перенесение цели деятельности из себя в другие существа и есть всё движение вперед
человечества и тех живых существ, которые ближе к человеку.
С самых древних времен и в самых различных народах великие учителя
человечества открывали людям всё более и более ясные определения жизни, разрешающие ее внутреннее противоречие, и указывали им истинное
благо и истинную жизнь, свойственные людям.
В большем и большем уяснении этого несомненного, ненарушимого борьбою, страданиями и смертью
блага человека и состоит всё движение вперед
человечества с тех пор, как мы знаем его жизнь.
То, что так понимала и понимает жизнь большая половина
человечества, — то, что величайшие умы понимали жизнь так же, — то, что никак нельзя ее понимать иначе, нисколько не смущает их. Они так уверены в том, что все вопросы жизни, если не разрешаются самым удовлетворительным образом, то устраняются телефонами, оперетками, бактериологией, электрическим светом, робуритом и т. п., что мысль об отречении от
блага жизни личной представляется им только отголоском древнего невежества.
С древнейших времен учение о том, что признание своей жизни в личности есть уничтожение жизни и что отречение от
блага личности есть единственный путь достижения жизни, было проповедуемо великими учителями
человечества.
Ложная наука, взявшая за исходную точку отсталое представление о жизни, при котором не видно то противоречие жизни человеческой, которое составляет главное ее свойство, — эта мнимая наука в своих последних выводах приходит к тому, чего требует грубое большинство
человечества, — к признанию возможности
блага одной личной жизни, к признанию для человека
благом одного животного существования.
Значение жизни открыто в сознании человека, как стремление к
благу. Уяснение этого
блага, более и более точное определение его, составляет главную цель и работу жизни всего
человечества, и вот, вследствие того, что работа эта трудна, т. е. не игрушка, а работа, люди решают, что определение этого
блага и не может быть найдено там, где оно положено, т. е. в разумном сознании человека, и что поэтому надо искать его везде, — только не там, где оно указано.
Жизнь, как личное существование, отжита
человечеством, и вернуться к ней нельзя, и забыть то, что личное существование человека не имеет смысла, невозможно. Что бы мы ни писали, ни говорили, ни открывали, как бы ни усовершенствовали нашу личную жизнь, отрицание возможности
блага личности остается непоколебимой истиной для всякого разумного человека нашего времени.
То же и с положением о невозможности
блага личности, высказанным и Браминами, и Буддой, и Лаодзы, и Соломоном, и Стоиками, и всеми истинными мыслителями
человечества.
А так как положение в мире всех людей одинаково, и потому одинаково для всякого человека противоречие его стремления к своему личному
благу и сознания невозможности его, то одинаковы, по существу, и все определения истинного
блага и потому истинной жизни, открытые людям величайшими умами
человечества.
Человек видит, что лучшие люди
человечества осуждают поиски за наслаждениями, призывают людей к воздержности, а самые лучшие люди, восхваляемые потомством, показывают примеры жертвы своим существованием для
блага других.
Он также проникнут мессианским пафосом и претендует нести
благую весть о спасении
человечества от всех бедствий и страданий.
— К сожалению, надо заметить, что и самое добро, самое просвещение не иначе можно ввести в необразованные массы, как силою умной, непреклонной воли. Для этой-то массы необходим человек-властитель, подобный тому, что едет теперь перед нами. Советую и тебе, мой друг, действовать для
блага здешнего
человечества не иначе, как через этот могучий проводник.
И для будущего
человечества я не хочу погибать, не имею на это ни малейшего желания! Если вчерашний человек страдал для меня, а я должен страдать для завтрашнего, а завтрашний будет страдать для послезавтрашнего, то где же конец, где смысл в этой бессмыслице? Нет, довольно этого обмана. Сам хочу жить и пользоваться всеми
благами жизни, а не навозить собою землю для какого-то будущего джентльмена-белоручки… ненавижу его со всем его блаженством! Не нужно мне этого барина.
Люди могут отступать от него, скрывая его от других, но все-таки движение
человечества к
благу может совершаться только на этом пути.
Христианское учение в его истинном значении, признающее высшим законом жизни человеческой закон любви, не допускающий ни в каком случае насилие человека над человеком, учение это так близко сердцу человеческому, дает такую несомненную свободу и такое ни от чего не зависимое
благо и отдельному человеку, и обществам людей, и всему
человечеству, что, казалось бы, стоило только узнать его, чтобы все люди приняли его за руководство своей деятельности.
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к
благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшею властью, и потому возможностью сделать
благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил
человечество, еслиб имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку Божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей, и говорит только...
Философ, какого бы он ни был толка — идеалист, спиритуалист, пессимист, позитивист, — на вопрос: зачем он живет так, как он живет, т. е. несогласно с своим философским учением? — всегда вместо ответа на этот вопрос заговорит о прогрессе
человечества, о том историческом законе этого прогресса, который он нашел и по которому
человечество стремится к
благу.
Следование разуму для достижения
блага — в этом было всегда учение всех истинных учителей
человечества, и в этом всё учение Христа, и его-то, т. е. разум, отрицать разумом уже никак нельзя.