Неточные совпадения
Народ кричал им: «
Бей его!» —
Пока в лесу не скрылися
И
парни, и беглец.
Усоловцы крестилися,
Начальник
бил глашатая:
«Попомнишь ты, анафема,
Судью ерусалимского!»
У
парня, у подводчика,
С испуга вожжи выпали
И волос дыбом стал!
И, как на грех, воинская
Команда утром грянула:
В Устой, село недальное,
Солдатики пришли.
Допросы! усмирение! —
Тревога! по спопутности
Досталось и усоловцам:
Пророчество строптивого
Чуть в точку не сбылось.
— Добивай! — кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, с телеги. Несколько
парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало — кнуты, палки, оглоблю — и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становится сбоку и начинает
бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.
— Мой брат недавно прислал мне письмо с одним товарищем, — рассказывал Самгин. — Брат — недалекий
парень, очень мягкий. Его испугало крестьянское движение на юге и потрясла дикая расправа с крестьянами. Но он пишет, что не в силах ненавидеть тех, которые
били, потому что те, которых
били, тоже безумны до ужаса.
Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал
бить кулаками по голове своей; Самгин видел, что по лицу
парня обильно текут слезы, видел, что большинство толпы любуется
парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека в опорках...
Но вот часы в залах, одни за другими,
бьют шесть. Двери в большую гостиную отворяются, голоса смолкают, и начинается шарканье, звон шпор… Толпы окружают закусочный стол. Пьют «под селедочку», «под
парную белужью икорку», «под греночки с мозгами» и т. д. Ровно час пьют и закусывают. Потом из залы-читальни доносится первый удар часов — семь, — и дежурный звучным баритоном покрывает чоканье рюмок и стук ножей.
Парень долго не мог успокоиться и время от времени начинал причитать как-то по-бабьи. Собственно, своим спасеньем Михей Зотыч обязан был ему. Когда
били Ермилыча, кучер убежал и спрятался, а когда толпа погналась за Михеем Зотычем, он окончательно струсил: убьют старика и за него примутся. В отчаянии он погнал на лошадях за толпой, как-то пробился и, обогнав Михея Зотыча, на всем скаку подхватил его в свою кошевку.
— Они это умеют! — отозвался
парень, хмуря брови. Плечи у него вздрогнули. — То есть боюсь я их — как чертей! А мужики — не
били?
Дядя Марк хорошо доказывал ему, что человека
бить нельзя и не надо, что побои мучат, а не учат. Сначала
парень слушал, цепко, точно клещ, впился глазами в дядино лицо, а потом — покраснел, глаза стали как финифть на меди, и ворчит...
— Люблю я тихой зимней ночью одна быть; запрёшь дверь наглухо, в горнице — темно, только лампадка чуть брезжит, а в постели тепло, как в
парном молоке; лежишь и слушаешь всем телом: тихо-тихо, только мороз о стену
бьёт!
Над ним наклонилась Палага, но он не понимал её речи, с ужасом глядя, как
бьют Савку: лёжа у забора вниз лицом,
парень дёргал руками и ногами, точно плывя по земле; весёлый, большой мужик Михайло, высоко поднимая ногу, тяжёлыми ударами пятки, чёрной, точно лошадиное копыто, бухал в его спину, а коренастый, добродушный Иван, стоя на коленях, истово ударял по шее Савки, точно стараясь отрубить голову его тупым, красным кулаком.
— Власть твоя, батюшка, — сказал с самым кротким, покорным видом
парень, —
бей меня — ты властен в этом! А только я от своего слова не отступлюсь.
— «Вы подумайте, — я равна этому
парню, с глазами вола, и другому, с птичьим лицом, мы все — вы, я и она — мы равны им, этим людям дурной крови! Людям, которых можно приглашать для того, чтобы они
били подобных им, таких же зверей, как они…».
Яков был как-то особенно густо и щеголевато испачкан сажей, говорил громко, и, хотя одежда у него была рваная, казалось, что он богат. Климков смотрел на него с удовольствием, беззлобно вспоминал, как этот крепкий
парень бил его, и в то же время боязливо спрашивал себя...
Между тем, пока солдатка
била своего
парня, кто-то перелез через частокол, ощупью пробрался через двор, заставленный дровнями и колодами, и взошел в темные сени неверными шагами; усталость говорила во всех его движениях; он прислонился к стене и тяжело вздохнул; потом тихо пошел к двери избы, приложил к ней ухо и, узнав голос солдатки, отворил дверь — и взошел; догорающая лучина слабо озарила его бледное исхудавшее лицо… не говоря ни слова, он в изнеможении присел на скамью и закрыл лицо руками…
Парни хвастливы, но — трусы. Уже раза три они пробовали
побить меня, застигая ночью на улице, но это не удалось им, и только однажды меня ударили палкой по ноге. Конечно, я не говорил Ромасю о таких стычках, но, заметив, что я прихрамываю, он сам догадался, в чем дело.
Тут только мельник заметил, что подсыпку плохо держат ноги и что парубки опять подбили ему левый глаз. Харя была у этого подсыпки, сказать правду, такая паскудная, что всякому человеку, при взгляде на нее, хотелось непременно плюнуть. А поди ты: до девчат был самый проворный человек, и не раз-таки
парни делали на него облаву и бивали до полусмерти… Что бивали, это, конечно, еще не большое диво, а то чудно, что было-таки за что
бить!
«За что, говорит,
парня бьете?» — и стал отымать, вырвал у них его, да и на улицу: они за ним, да и на него.
«Неужели,
парень,
бьет оно?»
— «
Бьет на семьдесят шагов».
Молодой
парень. Что ж вы так наши-то зубы оченно уж дешево ставите — коли он нас начнет
бить, так и мы его станем.
«Хоть бы Сережка приехал! — мысленно воскликнул он и заставил себя думать о Сережке. — Это — яд-парень. Надо всеми смеется, на всех лезет с кулаками. Здоровый, грамотный, бывалый… но пьяница. С ним весело… Бабы души в нем не чают, и хотя он недавно появился — все за ним так и бегают. Одна Мальва держится поодаль от него… Не едет вот. Экая окаянная бабенка! Может, она рассердилась на него за то, что он ударил ее? Да разве ей это в новинку? Чай, как
били… другие! Да и он теперь задаст ей…»
А вскоре они, подлые, погром устроили у себя — учителя
побили, доктора, молодых
парней некоторых, чайную сожгли, библиотеку.
Парень плюнул, крякнул, взял в кулак косу своей невесты и начал карать зло. Карая зло, он, незаметно для самого себя, пришел в экстаз, увлекся и забыл, что он
бьет не Трифона Семеновича, а свою невесту. Девка заголосила. Долго он ее
бил. Не знаю, чем бы кончилась вся эта история, если бы из-за кустов не выскочила хорошенькая дочка Трифона Семеновича, Сашенька.
Девушка быстро воротилась к Тане и снова сильно, с размаху, стала сверху
бить ее по лицу. Прохожий
парень весело гаркнул...
Я испуганно таращил глаза и втягивал голову в плечи, мальчишка
бил меня кулаком по шее, а извозчики, — такие почтительные и славные, когда я ехал на них с папой или мамой, — теперь грубо хохотали, а
парень с дровами свистел и кричал...
Парень послушался и ушел. В коридор вышел Шерстобитов с беспартийным
парнем, и сквозь перегородку Женькиной комнаты нам слышен был разговор. Шерстобитов
бил себя кулаком в грудь и орал басом...
— Какие такие невинные?.. Каких тут невинных
бьют… Ты не в своем уме,
парень…
Бьют изменников…
Вдруг вокруг него выросли фигуры
парней, бросились на Спирьку. Он зарычал. Ребята схватили его за руки и стали их закручивать назад. Он вывертывался, рвался, но подбежали еще
парни. Так закрутили ему назад руки, что Спирька застонал. И вдруг Лелька увидела: Оська Головастов теперь, когда Спирька был беззащитен, яростно
бил его кулаком по шее.