Неточные совпадения
Волга задумчиво текла в берегах, заросшая
островами, кустами, покрытая мелями. Вдали желтели песчаные бока гор, а на них синел лес; кое-где
белел парус, да чайки, плавно махая крыльями, опускаясь на воду, едва касались ее и кругами поднимались опять вверх, а над садами высоко и медленно плавал коршун.
Говорят, жители не показывались нам более потому, что перед нашим приездом умерла вдовствующая королева, мать регента, управляющего
островами вместо малолетнего короля. По этому случаю наложен траур на пятьдесят дней. Мы видели многих в
белых травяных халатах. Известно, что
белый цвет — траурный на Востоке.
Но, обойдя
остров с северной и восточной сторон, мы видели только огромный утес и
белую кайму буруна, набегающего со всех сторон на берег.
9-го февраля, рано утром, оставили мы Напакианский рейд и лавировали, за противным ветром, между большим Лю-чу и другими, мелкими Ликейскими
островами, из которых одни путешественники назвали Ама-Керима, а миссионер Беттельгейм говорит, что Ама-Керима на языке ликейцев значит: вон там дальше — Керима. Сколько по
белу свету ходит переводов и догадок, похожих на это!
Левый, возвышенный, террасообразный берег реки имеет высоту около 30 м и состоит из
белой глины, в массе которой можно усмотреть блестки колчедана. Где-то в горах удэгейцы добывают довольно крупные куски обсидиана. Растительность в низовьях Кусуна довольно невзрачная и однообразная. Около реки, на
островах и по сухим протокам, — густые заросли тальников, имеющих вид высоких пирамидальных тополей, с ветвями, поднимающимися кверху чуть ли не от самого корня. Среди них попадается осина, немало ольхи.
Волшебными подводными
островами тихо наплывают и тихо проходят
белые круглые облака — и вот вдруг все это море, этот лучезарный воздух, эти ветки и листья, облитые солнцем, — все заструится, задрожит беглым блеском, и поднимется свежее, трепещущее лепетанье, похожее на бесконечный мелкий плеск внезапно набежавшей зыби.
Круглые, низкие холмы, распаханные и засеянные доверху, разбегаются широкими волнами; заросшие кустами овраги вьются между ними; продолговатыми
островами разбросаны небольшие рощи; от деревни до деревни бегут узкие дорожки; церкви
белеют; между лозниками сверкает речка, в четырех местах перехваченная плотинами; далеко в поле гуськом торчат драхвы; старенький господский дом со своими службами, фруктовым садом и гумном приютился к небольшому пруду.
Или иначе: на замок нападают казаки и гайдамаки, весь
остров в
белом дыму…
Начальник
острова пользуется на Сахалине огромною и даже страшною властью, но однажды, когда я ехал с ним из Верхнего Армудана в Арково, встретившийся гиляк не постеснялся крикнуть нам повелительно: «Стой!» — и потом спрашивать, не встречалась ли нам по дороге его
белая собака.
Стреляют также зайцев (с весны, в конце лета, когда выкосят травы, и осенью) из-под гончих собак целым обществом охотников, и многие находят эту стрельбу очень веселою, особенно в глубокую осень, когда все зайцы
побелеют и вместе с ними может выскочить на охотника из
острова красный зверь: волк или лиса.
Издали можно было разглядеть на Крестовых
островах поднимавшийся дым костров и какое-то
белое пятно, точно сидела громадная бабочка.
— Завтра утром, когда тень от
острова коснется мыса Чиу-Киу, садитесь в пироги и спешно плывите на бледнолицых. Грозный бог войны, великий Коокама, сам предаст
белых дьяволов в ваши руки. Меня же не дожидайтесь. Я приду в разгар битвы.
Пошли
острова с деревьями, пошла длинная коса с
белым песком.
Над Монте-Соляро [Монте-Соляро — высшая горная точка
острова Капри, 585 м. над уровнем моря.] раскинулось великолепное созвездие Ориона, вершина горы пышно увенчана
белым облаком, а обрыв ее, отвесный, как стена, изрезанный трещинами, — точно чье-то темное, древнее лицо, измученное великими думами о мире и людях.
Утро, еще не совсем проснулось море, в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли
остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней на вершине и толпою
белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с
острова идут за сардинами. В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Еще бывши юным, нескладным, застенчивым школьником, он, в нескладном казенном мундире и в безобразных
белых перчатках, которых никогда не мог прибрать по руке, ездил на Васильевский
остров к некоему из немцев горному генералу, у которого была жена и с полдюжины прехорошеньких собой дочерей.
Вот что мне представлялось: ночь, луна, свет от луны
белый и нежный, запах… ты думаешь, лимона? нет, ванили, запах кактуса, широкая водная гладь, плоский
остров, заросший оливами; на
острове, у самого берега, небольшой мраморный дом, с раскрытыми окнами; слышится музыка, бог знает откуда; в доме деревья с темными листьями и свет полузавешенной лампы; из одного окна перекинулась тяжелая бархатная мантия с золотой бахромой и лежит одним концом на воде; а облокотясь на мантию, рядом сидят он и она и глядят вдаль туда, где виднеется Венеция.
Тут есть тихая бухта, по которой ходят пароходы и лодки с разноцветными парусами; отсюда видны и Фиуме, и далекие
острова, покрытые лиловатою мглой, и это было бы картинно, если бы вид на бухту не загораживали отели и их dépendance'ы [Пристройки (фр.).] нелепой мещанской архитектуры, которыми застроили весь этот зеленый берег жадные торгаши, так что большею частью вы ничего не видите в раю, кроме окон, террас и площадок с
белыми столиками и черными лакейскими фраками.
Под глинистой утесистой горой,
Унизанной лачужками, направо,
Катилася широкой пеленой
Родная Волга, ровно, величаво…
У пристани двойною чередой
Плоты и барки, как табун, теснились,
И флюгера на длинных мачтах бились,
Жужжа на ветре, и скрипел канат
Натянутый; и серой мглой объят,
Виднелся дальний берег, и
белелиВкруг
острова края песчаной мели.
Снегу, казалось, не будет конца.
Белые хлопья все порхали, густо садясь на ветки талины, на давно побелевшую землю, на нас. Только у самого огня протаяло и было черно. Весь видимый мир для нас ограничивался этим костром да небольшим клочком
острова с выступавшими, точно из тумана, очертаниями кустов… Дальше была
белая стена мелькающего снега.
Прошло с четверть часа, и нос лодки уткнулся в крутой и обрывистый берег.
Остров был плоский, и укрыться от снега было негде; ямщики нарубили сухого тальнику, и
белый дым костра смешался с густой сеткой снега… Я посмотрел на часы: было уже довольно поздно, и скоро за снеговой тучей должно было сесть солнце…
Стоит там глубокое озеро да большое, ровно как море какое, а зовут то озеро Лопонским [Лоп-Нор, на
островах которого и по берегам, говорят, живет несколько забеглых раскольников.] и течет в него с запада река Беловодье [Ак-су — что значит по-русски
белая вода.].
По двору между тремя образовавшимися
островами: мельницей, бараком и домиком Алексея Степановича, скользили две большие и неуклюжие лодки, и мельники,
белые от муки, со смехом и шутками вылавливали поднятый водою тес.
Корвет вошел в него и очутился в большом, глубоко вдавшемся заливе, с несколькими на нем
островами, среди зелени которых
белели постройки.
Эта лагуна, окруженная со всех сторон, представляет собой превосходную тихую гавань или рейд, в глубине которого, утопая весь в зелени и сверкая под лучами заходящего солнца красно-золотистым блеском своих выглядывавших из-за могучей листвы
белых хижин и красных зданий набережной, приютился маленький Гонолулу, главный город и столица Гавайского королевства на Сандвичевых
островах.
Пуская черные клубы дыма из своей
белой трубы, «Коршун» полным ходом приближается к пенящимся бурунам, которые волнистой серебристой лентой белеются у
острова. Это могучие океанские волны с шумом разбиваются о преграду, поднявшуюся благодаря вековечной работе маленьких полипов из неизмеримых глубин океана, — об узкую надводную полоску кольцеобразного кораллового рифа у самого
острова.
Наконец, на покатости горы показалось что-то ослепительно
белое. Это Фунчаль, городок на благодатном
острове. Его маленькие
белые домики лепятся один возле другого, словно соты в улье, в гирлянде зелени, а над ними высокие зеленые горы, на которых там и сям красуются дачи и виллы, утопающие в листве. На одной из гор стоит высокий
белый монастырь. И все это окаймлено густыми и кудрявыми тропическими деревьями.
Кроме французских солдат, одетых в темно-синие куртки и
белые широкие, стянутые у ног штаны и в анамских шляпах на головах, тут были темнокожие тагалы в пестрых, светло-синих рубахах и таких же штанах, с несколько выкаченными глазами и толстыми губами, добродушные на вид люди, молчаливо покуривавшие сигары и с недоумением поглядывающие на берега чужой страны, куда их, неизвестно почему, перевезли вдруг с родного
острова и теперь везут для усмирения таких же туземцев, как и они сами.
— Вот хоть бы взять и нас обоих? Вы с тех пор, как мы встречались на
острову, — из красного сделались розовым, а потом и совсем
побелели. А я все краснел по сие время. Может быть, дойду и до густо-красного колера?
Наняли комнату в два окна на Васильевском
острове, на углу 12-й линии и Среднего проспекта, в двухэтажном флигельке в глубине двора. Хозяйка — полная старуха с румяными, как крымские яблоки, щеками. И муж у нее — повар Андрей, маленький старичок с
белыми усами. Он обычно сидел в темной прихожей и курил трубку, — курить в комнате жена не позволяла.
И опять заливаются серебряные бубенцы. Мороз безжалостно пощипывает нас за носы, Щеки, уши. Бешен быстрый бег коней. Дивно хорошо сейчас на
Островах, в эту звездную декабрьскую ночь.
Белые деревья, запушенная инеем снежно-белая как скатерть дорога. А над головами — небо, испещренное сверкающим золотым сиянием опаловых огней.
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его в своих объятиях;
остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов
острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали ходить
белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен, на своей даче на Каменном
Острову, ей был представлен немолодой, с
белыми как снег волосами и черными, блестящими глазами, обворожительный m-r de Jobert, un Jésuite à robe courte, [г-н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к Богу, к Христу, к сердцу Божьей Матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною, католическою религией.
Прежде чем нога путника становилась на берег, он видел, что зеленые
острова усеяны иноками и послушниками в их
белых холщовых кафтанах и таких же колпачках, и все они, не покладая рук, «ворошили» и гребли свежее, скошенное сено.
Вчера вечером мы ездили на
острова. Там очень хорошо, было много гуляющих. Вышла в море, несмотря на ночь, какая-то яхта с очень
белыми парусами и долго еще виднелась на горизонте.