Неточные совпадения
Женская фигура, с лицом Софьи, рисовалась ему
белой, холодной статуей, где-то
в пустыне, под ясным, будто
лунным небом, но без луны;
в свете, но не солнечном, среди сухих нагих скал, с мертвыми деревьями, с нетекущими водами, с странным молчанием. Она, обратив каменное лицо к небу, положив руки на колени, полуоткрыв уста, кажется, жаждала пробуждения.
Он быстро пошел, ожесточенный этой умышленной пыткой, этим издеванием над ним и над страстью. Потом оглянулся. Шагах
в десяти от него, выступив немного на
лунный свет, она, как
белая статуя
в зелени, стоит неподвижно и следит за ним с любопытством, уйдет он или нет.
При
лунном свете на воротах можно было прочесть: «Грядет час
в онь же…» Старцев вошел
в калитку, и первое, что он увидел, это
белые кресты и памятники по обе стороны широкой аллеи и черные тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно
белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над
белым.
Опять дорога, ленивое позванивание колокольчика,
белая лента шоссе с шуршащим под колесами свежим щебнем, гулкие деревянные мосты, протяжный звон телеграфа… Опять станция, точь — в-точь похожая на первую, потом синие сумерки, потом звездная ночь и фосфорические облака, как будто налитые
лунным светом… Мать стучит
в оконце за козлами, ямщик сдерживает лошадей. Мать спрашивает, не холодно ли мне, не сплю ли я и как бы я не свалился с козел.
Полный месяц светил на
белые домики и на камни дороги. Было светло так, что всякий камушек, соломинка, помет были видны на дороге. Подходя к дому, Бутлер встретил Марью Дмитриевну,
в платке, покрывавшем ей голову и плечи. После отпора, данного Марьей Дмитриевной Бутлеру, он, немного совестясь, избегал встречи с нею. Теперь же, при
лунном свете и от выпитого вина, Бутлер обрадовался этой встрече и хотел опять приласкаться к ней.
Вон этот
белый мотылек, что с сумерек уснул на розовом листочке, и дремлет, облитый дрожащим,
лунным светом, неужто чувствует его точь-в-точь, как и я?..
Зажмурю бессонные глаза, но невольно открываю их, и передо мною опять
в лунном свете ряд
белых монахинь. Это наконец надоело; я встал, затворил дверь комнаты и понемногу заснул.
Весь мир, казалось, состоял только из черных силуэтов и бродивших
белых теней, а Огнев, наблюдавший туман
в лунный августовский вечер чуть ли не первый раз
в жизни, думал, что он видит не природу, а декорацию, где неумелые пиротехники, желая осветить сад
белым бенгальским огнем, засели под кусты и вместе со
светом напустили
в воздух и
белого дыма.
В лунном свете каждая
белая фигура казалась легкою и неторопливою и не шла, а точно скользила впереди своей черной тени, и вдруг человек пропадал
в чем-то черном, и тогда слышался его голос.
Воды ярко блестят средь полей,
А земля прихотливо одета
В волны
белого лунного светаИ узорчатых, странных теней.
Не без трепета, — не от страха, конечно, а от волнения, — открыла я высокую дверь и вошла
в зал — огромное мрачноватое помещение с холодными
белыми стенами, украшенными громадными царскими портретами
в тяжелых раззолоченных рамах, и двухсветными окнами, словно бы нехотя пропускавшими сюда сумеречно-голубой
лунный свет.
О, какой это был сон! Какой тяжелый, ужасный… Деревянная балюстрада стояла на своем месте.
В лунном свете лицо императора улыбалось с портрета. Все было прежним —
белые стены, парадные портреты, позолота массивных рам… Впору было бы успокоиться и возвращаться
в дортуар, однако новое необычное явление приковывало к себе мое внимание.
…Ночь. Мой дворец безмолвен и мертв, как будто и он лишь одна из руин старого Рима. За большим окном сад: он призрачен и
бел от
лунного света, и дымчатый столб фонтана похож на безголовый призрак
в серебряной кольчуге. Его плеск едва слышен сквозь толстые рамы — словно сонное бормотанье ночного сторожа.
Это место, где мы лежали, называется Анакапри и составляет возвышенную часть островка. Солнце уже зашло, когда мы отправились вниз, и светила неполная луна, но было все так же тепло и тихо и где-то звучали влюбленные мандолины, взывая к Марии. Везде Мария! Но великим спокойствием дышала моя любовь, была обвеяна чистотою
лунного света, как
белые домики внизу.
В таком же домике жила когда-то Мария, и
в такой же домик я увезу ее скоро, через четыре дня.
На балкон вошла юная баронесса
в сопровождении моего отца. Я хотела скрыться, но какое-то жгучее любопытство приковало меня к месту. Баронесса опиралась на руку папы и смотрела
в небо. Она казалась еще
белее, еще воздушнее при
лунном свете.
Белая, бледная, тонкая, очень красивая при
лунном свете, она ждала ласки; ее постоянные мечты о счастье и любви истомили ее, и уже она была не
в силах скрывать своих чувств, и ее вся фигура, и блеск глаз, и застывшая счастливая улыбка выдавали ее сокровенные мысли, а ему было неловко, он сжался, притих, не зная, говорить ли ему, чтобы всё, по обыкновению, разыграть
в шутку, или молчать, и чувствовал досаду и думал только о том, что здесь
в усадьбе,
в лунную ночь, около красивой, влюбленной, мечтательной девушки он так же равнодушен, как на Малой Бронной, — и потому, очевидно, что эта поэзия отжила для него так же, как та грубая проза.