На побочные науки были даны другие дни. Обязательным предметом стояла и русская история. Из нее экзаменовал Павлов (Платон), только что поступивший в Петербургский университет. Более мягкого, деликатного, до слабости снисходительного экзаменатора я не видал во всю мою
академическую жизнь."Бакенбардисты"совсем одолели его. И он, указывая им на меня, повторял...
Неточные совпадения
Вопрос, по которому я с ужасом вымерил мое падение с
академических высот студентской
жизни.
Поэтому он говорил о необходимости науки, под которой разумел науку
академическую, и когда говорил о долге, то опять разумел «свой долг», свою задачу
жизни, связанную с дипломом…
Я никогда не был философом
академического типа и никогда не хотел, чтобы философия была отвлеченной и далекой от
жизни.
Сначала — что представлял собою Дерпт в его общей
жизни, как"
академический"городок и как уездный городок остзейского края, который все-таки входил в состав Русской империи и, в известной степени, испытывал неизбежное воздействие нашего государственного и национального строя.
"
Академическая Мусса"объединяла профессоров со студентами, и студенты были в ней главные хозяева и распорядители. Представительство было по корпорациям. Я тогда уже ушел из бурсацкой
жизни, но и как"дикий"имел право сделаться членом Муссы. Но что-то она меня не привлекла. А вскоре все"рутенисты"должны были выйти из нее в полном составе после того, как немцы посадили и их и нас на"ферруф".
В идею моего перехода в Дерпт потребность свободы входила несомненно, но свободы главным образом"
академической"(по немецкому термину). Я хотел серьезно учиться, не школьнически, не на моем двойственном, как бы дилетантском, камеральном разряде. Это привлекало меня больше всего. А затем и желание вкусить другой, чисто студенческой
жизни с ее традиционными дозволенными вольностями, в тех «Ливонских Афинах», где порядки напоминали уже Германию.
В университет я заглядывал на некоторых профессоров. Но студенчество (не так, как в последние годы) держало себя тихо и, к чести тогдашних поколений, не срамило себя взрывами нетерпимого расового ненавистничества. Университет и
академические сферы совсем не проявляли себя в общем ходе столичной
жизни, гораздо меньше, чем в Париже, чем даже в Москве в конце 60-х годов.
Германия, ее университетская наука и"
академические"сферы укрепили в нем его ненасытную, но неупорядоченную любознательность и слабость ко всему традиционному складу немецкой студенческой
жизни, хотя он по своей болезненности, (настоящей или мнимой) не мог, вероятно, и в юности быть кутилой.