Цитаты из русской классики со словом «араб»
И все, что училось и читалось о бедуинах и об
арабах, и о верблюдах, которые питаются после глотающих финики
арабов косточками, и самум, и Сахара — все при этой вывеске мелькнуло в памяти, и одна картина ярче другой засверкали в воображении.
Отслужат свою обедню армяне, пойдут за ними латины, на месте святе в бездушные органи играют, а за ними пойдут сирийцы да копты, молятся нелепо, козлогласуют, потом пойдут по-своему служить
арабы, а сами все в шапках и чуть не голы, пляшут, беснуются вкруг Христова гроба.
А вокруг яслей —
арабы в белых бурнусах уже успели открыть лавочки и продают оружие, шёлк, сласти, сделанные из воска, тут же какие-то неизвестной нации люди торгуют вином, женщины, с кувшинами на плечах, идут к источнику за водою, крестьянин ведет осла, нагруженного хворостом, вокруг Младенца — толпа коленопреклоненных людей, и всюду играют дети.
— Один мой знакомый, который хорошо знает арабский язык, так он сравнивал арабские поговорки с русскими. И получились прелюбопытные параллели. Например,
арабы говорят: «Честь — это алмаз, который делает нищего равным султану». А по-русски выходит: «Что за честь, коли нечего есть». То же насчет гостеприимства. Арабская пословица говорит…
И Русь оставляет Гаральд за собой,
Плывёт он размыкивать горе
Туда, где
арабы с норманнами бой
Ведут на земле и на море.
— Я теперь
араб или вроде как бы нечистый дух.
У каждого из них свое лицо: есть рыжие, как глина, и смуглые, как
арабы; у одного на лице волос едва пробивается, у другого всё лицо космато, как у зверя; у каждого своя рваная шапка, свои лохмотья, свой голос, но, тем не менее, все они непривычному глазу кажутся одинаковыми, так что долго нужно побыть между ними, чтобы научиться разбирать, кто из них Митрий, кто Иван, кто Кузьма.
— Помню я его —
араб, весь оливковый, нос, глаза… весь страсть неистовая! Точно, что чудо как был интересен. Она и с
арабами, ведь, кажется, кочевала. Кажется, так? Ее там встретил один мой знакомый путешественник — давно это, уж лет двадцать. У какого-то шейха, говорят, была любовницею, что ли.
Арабы тоже весьма похвально писали, норвежане и другие, всё замечая, что-де народ умный, трудолюбивый и смелый, а потом всё это пропало и как будто иной совсем явился народ.
«Отчего, — говорит опростоволосившаяся „La France“, — отчего Лондон никогда так не встречал маршала Пелисье, которого слава так чиста?», и даже, несмотря на то, забыла она прибавить, что он выжигал сотнями
арабов с детьми и женами так, как у нас выжигают тараканов.
Чем от нежной кусающей яблоко девушки дышит,
Чем ветерок, набежав на Корицийский шафран,
Чем зацветает впервой лоза, заболевшая гроздом,
Чем трава отдает, срезана зубом овцы,
Чем и мирт, или жнец
араб и янтарь после тренья,
Чем благовонен огонь, ладан эосский куря,
Чем земля, как ее окропить летним дождиком малость,
Чем венок, что с волос, нардом упитанных снят,
Этим дышат твои, Диадумен, поцелуи.
Что же, если бы ты все их давал не скупясь?
В то время когда другие дрожат от холода,
араб спит босой в открытой палатке, а в полуденный зной он спокойно дремлет на раскаленном песке под лучами солнца.
Он не видал этих птиц, когда они подлетали, тянувшись по небу шнурочков; один Бер видел, как этот шнурок все подвигался в треугольник, состоящий из отдельных точек, расположенных как камни, обозначающие могилу
араба, похороненного среди песчаной Сахары, и когда с неба неожиданно упало это резкое, заунывное турчанье, оно для Истомина было без сравнения страшнее слова матери, которое нарушало покой ночи осужденного на смерть.
Тетенькин муж —
араб, который служил когда-то Абдель-кадеру, но передался Франции, полюбил Париж и женился на тетушке.
Длиннобородые маги на верблюдах, одетые в яркие шелка, белокурые короли, верхом на лошадях, в роскошных локонах и в парче, кудрявые черные нумидийцы,
арабы и евреи и еще какие-то яркие, фантастически одетые фигурки из терракоты — их сотни в этой картине.
Настоящего
араба увижу, да еще араба-кабила, да еще — Гуссейн Бен-Гамо!..
Волынской очень смеялся этому анекдоту; но чтобы разделаться с своим мучителем и разом прекратить его повествование о себе, которое могло бы вновь затянуться до бесконечности, если б только вздумалось оратору связать прерванное сказание о всемилостивейшей оплеухе, велел
арабу принести обещанную пару. Между тем решительно приступил к Тредьяковскому, чтоб он без дальней благодарности и витийства дал ему весть о молдаванской княжне.
Мечты его нарушены приходом
араба, который и подал ему пакет от герцога.
— Куда ведешь этого урода? — спрашивали
араба любопытные.
— Не женщину, а поганую ведьму, — отвечал
араб, коварно усмехнувшись. — Жаль, что она совсем не околеет.
Отец был обруселый
араб, а мать совсем русская.
Из-за высокой спинки кресел видна черная, лоснящаяся голова, обвитая белоснежною чалмою, как будто для того, чтобы придать еще более достоинства ее редкой черноте. Можно бы почесть ее за голову куклы, так она неподвижна, если бы в физиономии
араба не выливалась душа возвышенно-добрая и глаза не блистали то негодованием, то жалостью при виде страданий или неволи ближнего.
Араб с своею соотечественницею отошли в сторону, чтобы потосковать о родине, шепнуть друг другу слово любви и между тем задержать в коридоре служанку княжны, вышедшую за завтраком. Мариула поспешила закрыть свое безобразие, но, за скоростью и боязнью, сделала это так неловко, что при входе ее в комнату страшный глаз ее, будто впадина в черепе мертвеца, и багровые швы, которыми было исписано полулицо, первые бросились в глаза княжны.
Носились мы как безумные по полям да лугам — плетень не плетень, ров не ров — вдвоем с тетенькой, лихо сидевшей на казачьем седле — дамских седел не признавала, — она на своем
арабе Неджеде, а я на дядином стиплере Огоньке.
А теперь (
араб ужасно взглянул на свою жертву) ох! кабы моя воля… нож ей в бок — одним крокодилом на свете меньше!
Пажи унизали карету ожерельем, которому служат как бы замком два
араба в золотых шубах и в белых чалмах.
— Выдь вон, — сказал Волынской
арабу, потом, обратившись к своему секретарю, произнес ласково: — Ну что слышно о малороссиянине?
Мычание повторилось, но в то самое время, как Волынской, со всею осторожностью, вытягивал из узла громоздкое творение,
араб вкладывал на место его так же осторожно полновесный фолиант.
Лицо Хромого, как широкий нож, покрытый ржавчиной от крови, в которую он погружался тысячи раз; его глаза узки, но они видят всё, и блеск их подобен холодному блеску царамута, любимого камня
арабов, который неверные зовут изумрудом и который убивает падучую болезнь. А в ушах царя — серьги из рубинов Цейлона, из камней цвета губ красивой девушки.
— Когда вы говорите мне слово ласковое, — отвечал тронутый
араб, — мне кажется, что со мною говорит старик отец, зарезанный в глазах моих. Вы мне вместо отца, и матери, и родины.
— Все лето рыбачил да охотился сынок-то, видите, каким
арабом стал.
— Смело за мною, — сказал
араб, входя на крыльцо у маленького дворцового подъезда, и потом, изредка оборачиваясь к своей спутнице и ободряя ее взором, повел сквозь саранчу придворных слуг по извилинам лестниц и коридоров.
Араб приложил палец к толстым губам своим и покачал головой.
Затем велено
арабу ехать во дворец, отдать книгу княжне Мариорице Лелемико от имени ее учителя, Василия Кирилловича, который, дескать, ночует у господина Волынского и приказал-де ей выучить к завтрашнему дню, для произнесения пред государыней, первые десять стихов из этой книги, и приказал-де еще переплет поберечь, книги никому не давать и возвратить ее рано поутру человеку, который за ней придет.
Наши мужчины ревнивы, как
арабы, — Эмилия понимала, чем грозит ей возвращение мужа.
В самом деле,
араб только что успел встать, как вошел секретарь кабинет-министра. Смущение на лице господина и слуги встретило его; но он сделал вид, что ничего не примечает, скорчил свою обыкновенную гримасу и, съежившись, ожидал вызова Артемия Петровича начать разговор.
Арабу наказано было отдать посылку как можно осторожнее, или в собственные руки княжны, или горничной, однако ж так, чтобы он слышал, что книга отдана княжне.
Как доволен был хозяин, когда гости удалились! Он продолжал и кончил письмо.
Арабу поручено доставить его во что б ни стало и сейчас.
Великан, потеряв их из виду, опять сделался крошкою. К нему присоединился кто-то, вышедший вслед за ним из саней. Свет месяца осветил лицо
араба Волынского. Малютка был Зуда. Ходули помогли ему исполински вырасти в один миг и испугать кого нужно было.
Волынской дал знак согласия, и скоро принесена огромная тетрадь, прекрасным почерком написанная. Зуда сел и начал читать вслух главу из Махиавелева «Il principe», [«О государе» (ит.).] которого он, по назначению кабинет-министра, перевел для поднесения государыне. Но едва успел пробежать две-три страницы, прерываемый по временам замечаниями Волынского, присовокупляя к ним свои собственные или делая возражения, как вошел
араб и доложил о прибытии Тредьяковского.
Я весь влился в артель и, проработав с месяц, стал чернее
араба, набил железные мускулы и не знал устали.
Волынской и Зуда бросились на этот крик в гардеробную, но в ней, за темнотой, нельзя было ничего различить. Только слышно было, что хрипел человек, выбивавшийся из шкапа, который стоял у стены кабинета. Подали свечи, и что же представилось? Барская барыня в обмороке, растрепанная, исцарапанная, и
араб подле нее, хохотавший от всей души.
Позван был
араб и получил наставления провесть цыганку во дворец к княжне Лелемико. При наказе Мариуле, чтобы она исполнила хорошенько поручение, Артемий Петрович хотел пожаловать ей золотую монету. Но цыганка с гордостью оттолкнула руку его, обещаясь, впрочем, взять деньги, когда все уладит.
Осмотрев ледяную статую, Зуда и
араб похоронили ее в снежном сугробе на берегу Невы.
— У
арабов, батя мой, есть пословица: «Глупость честной молодости поучительнее деяний злой старости».
Волынской позвал своего
араба.
Он родился в России и не имел понятия ни об
арабах, ни об Аравии.
Араб бросился в ноги к Артемию Петровичу и сказал...
(Глаза
араба заискрились, и улыбающиеся черные губы его показали два ряда жемчужин.)
Предложения со словом «араб»
- В группе молодых арабов был один человек, который привлёк моё особое внимание.
- Дожди здесь крайне редки и появляются лишь в виде коротких, но яростных гроз в марте и апреле, в это время дует сухой и жаркий пустынный ветер, который арабы называют хамсин.
- Именно арабы стали причиной первого из поворотных пунктов в византийской истории.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «араб»
Дополнительно