Неточные совпадения
Два взрослых человека должны были с самым серьезным вниманием
смотреть,
как третий пьет кофе и грызет сухарики.
То мне хотелось уйти в монастырь, сидеть там по целым дням у окошка и
смотреть на деревья и поля; то я воображал,
как я покупаю десятин пять земли и живу помещиком; то я давал себе слово, что займусь наукой и непременно сделаюсь профессором какого-нибудь провинциального университета.
И когда я стоял у двери и
смотрел,
как Орлов пьет кофе, я чувствовал себя не лакеем, а человеком, которому интересно все на свете, даже Орлов.
— Ах, милый мой! — сказала она, зажмуривая глаза. — Все хорошо, что хорошо кончается, но, прежде чем кончилось хорошо, сколько было горя! Вы не
смотрите, что я смеюсь; я рада, счастлива, но мне плакать хочется больше, чем смеяться. Вчера я выдержала целую баталию, — продолжала она по-французски. — Только один бог знает,
как мне было тяжело. Но я смеюсь, потому что мне не верится. Мне кажется, что сижу я с вами и пью кофе не наяву, а во сне.
Затем она, продолжая говорить по-французски, рассказала,
как вчера разошлась с мужем, и ее глаза то наполнялись слезами, то смеялись и с восхищением
смотрели на Орлова.
Все стали говорить о неутомимости Кукушкина в любовных делах,
как он неотразим для женщин и опасен для мужей и
как на том свете черти будут поджаривать его на угольях за беспутную жизнь. Он молчал и щурил глаза и, когда называли знакомых дам, грозил мизинцем — нельзя-де выдавать чужих тайн. Орлов вдруг
посмотрел на часы.
Через минуту Зинаида Федоровна уже не помнила про фокус, который устроили духи, и со смехом рассказывала,
как она на прошлой неделе заказала себе почтовой бумаги, но забыла сообщить свой новый адрес и магазин послал бумагу на старую квартиру к мужу, который должен был заплатить по счету двенадцать рублей. И вдруг она остановила свой взгляд на Поле и пристально
посмотрела на нее. При этом она покраснела и смутилась до такой степени, что заговорила о чем-то другом.
Стоять и
смотреть на нее, когда она пила кофе и потом завтракала, подавать ей в передней шубку и надевать на ее маленькие ножки калоши, причем она опиралась на мое плечо, потом ждать, когда снизу позвонит мне швейцар, встречать ее в дверях, розовую, холодную, попудренную снегом, слушать отрывистые восклицания насчет мороза или извозчика, — если б вы знали,
как все это было для меня важно!
Когда она посылала меня куда-нибудь или объясняла,
как обращаться с новою лампой или что-нибудь вроде, то лицо у нее было необыкновенно ясное, доброе и приветливое, и глаза
смотрели мне прямо в лицо.
Один старинный социолог
смотрел на всякую дурную страсть
как на силу, которую при уменье можно направить к добру, а у нас и благородная, красивая страсть зарождается и потом вымирает,
как бессилие, никуда не направленная, не понятая или опошленная.
И, не придумав, что сказать, я раза два ударил его бумажным свертком по лицу. Ничего не понимая и даже не удивляясь, — до такой степени я ошеломил его, — он прислонился спиной к фонарю и заслонил руками лицо. В это время мимо проходил какой-то военный доктор и видел,
как я бил человека, но только с недоумением
посмотрел на нас и пошел дальше.
Вдруг в передней раздался звонок. У меня екнуло сердце. Уж не Орлов ли это, которому пожаловался на меня Кукушкин?
Как мы с ним встретимся? Я пошел отворять. Это была Поля. Она вошла, стряхнула в передней со своего бурнуса снег и, не сказав мне ни слова, отправилась к себе. Когда я вернулся в гостиную, Зинаида Федоровна, бледная,
как мертвец, стояла среди комнаты и большими глазами
смотрела мне навстречу.
Я
смотрю вниз на давно знакомые гондолы, которые плывут с женственною грацией, плавно и величаво,
как будто живут и чувствуют всю роскошь этой оригинальной, обаятельной культуры.
Я любил сидеть на солнышке, слушать гондольера, не понимать и по целым часам
смотреть на домик, где, говорят, жила Дездемона, — наивный, грустный домик с девственным выражением, легкий,
как кружево, до того легкий, что, кажется, его можно сдвинуть с места одною рукой.
Я зашел к Зинаиде Федоровне с таким чувством,
как будто я был отцом ребенка. Она лежала с закрытыми глазами, худая, бледная, в белом чепчике с кружевами. Помню, два выражения были на ее лице: одно равнодушное, холодное, вялое, другое детское и беспомощное,
какое придавал ей белый чепчик. Она не слышала,
как я вошел, или, быть может, слышала, но не обратила на меня внимания. Я стоял,
смотрел на нее и ждал.
Я читал это письмо, а Соня сидела на столе и
смотрела на меня внимательно, не мигая,
как будто знала, что решается ее участь.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).Прошу
посмотреть,
какие пули отливает! и старика отца приплел! (Вслух.)И на долгое время изволите ехать?
Городничий. А так,
посмотрите,
какое у нас течение дел… порядок
какой…
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато,
смотри, чтоб лошади хорошие были! Ямщикам скажи, что я буду давать по целковому; чтобы так,
как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где ему
смотреть на тебя? И с
какой стати ему
смотреть на тебя?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот
посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в
какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)