Неточные совпадения
Здесь слишком заметно увлечение вещью; гремят колеса и молот и свистят локомобили только во имя качества вещи и сбыта ее; коммерческие и художественные соображения не имеют здесь никакого отношения к
наказанию, а между тем на Сахалине, как и везде на каторге, всякое предприятие должно иметь своею ближайшею и отдаленною целью только одно — исправление
преступника, и здешние мастерские должны стремиться к тому, чтобы сбывать на материк прежде всего не печные дверцы и не краны, а полезных людей и хорошо подготовленных мастеров.
A priori он признал за Сахалином следующие достоинства: 1) географическое положение, обеспечивающее материк от побегов; 2)
наказание получает надлежащую репрессивную силу, так как ссылка на Сахалин может быть признана безвозвратною; 3) простор для деятельности
преступника, решившего начать новую, трудовую жизнь; 4) с точки зрения государственной пользы, сосредоточение ссыльных на Сахалине представляется залогом для упрочения обладания нашего островом; 5) угольные залежи могут быть с выгодою эксплуатируемы ввиду громадной потребности в угле.
Этот взгляд был присущ и младшим представителям церкви; сахалинские священники всегда держались в стороне от
наказания и относились к ссыльным не как к
преступникам, а как к людям, и в этом отношении проявляли больше такта и понимания своего долга, чем врачи или агрономы, которые часто вмешивались не в свое дело.
Приступая к
наказанию одного каторжника, майор заранее объявил ему, что он жив не останется, и действительно,
преступник умер тотчас после
наказания.
Наказания, унижающие
преступника, ожесточающие его и способствующие огрубению нравов и давно уже признанные вредными для свободного населения, оставлены для поселенцев и каторжных, как будто ссыльное население подвержено меньшей опасности огрубеть, ожесточиться и окончательно потерять человеческое достоинство.
Розги, плети, прикование к тележке, —
наказания, позорящие личность
преступника, причиняющие его телу боль и мучения, — применяются здесь широко.
Очевидно, как позорящее
наказание, цепи во многих случаях достигают цели, но то чувство унижения, которое они вызывают в
преступнике, едва ли имеет что-нибудь общего со стыдом.]
Один из
преступников, желая избавиться от неумеренного количества розог, убил надзирателя перед
наказанием».
Другой род трагического — трагическое нравственного столкновения — эстетика выводит из той же мысли, только взятой наоборот: в трагическом простой вины основанием трагической судьбы считают мнимую истину, что каждое бедствие, и особенно величайшее из бедствий — погибель, есть следствие преступления; в трагическом нравственного столкновения [основываются эстетики гегелевской школы на] мысли, что за преступлением всегда следует
наказание преступника или погибелью или мучениями его собственной совести.
По вопросам государственным, политическим и общественным гласности еще никакой не было: она не простиралась даже и настолько, чтобы передавать прения дворянских съездов, но зато все понимали «благодетельную гласность» как плеть для
наказания преступника, или как дубину для самозащиты, и это было еще самое лучшее, самое чистое понимание ее.
Новский в небольшой, но энергичной речи нарисовал перед присяжными заседателями картины двух совершенных обвиняемой преступлений, выразил глубокое убеждение, что они обвинят ее, так как она сама созналась в них и это сознание вполне соответствует обстоятельствам дела, но заметил при этом, что сознание подсудимой не может быть названо чистосердечным, за которое сам закон смягчает
наказание преступнику.
«Теперь приложи сии примеры к закону: Повелевающий исторгать око за око налагает сей страх, как некие крепкие узы, на души порочных и уподобляется человеку, связавшему оных вооруженных; а кто не определил бы никакого
наказания преступникам, тот вооружил бы их бесстрашием и был бы подобен человеку, который роздал злодеям мечи и разослал их по всему городу».
Неточные совпадения
Не перевелись, а количество их только увеличилось и теми
преступниками, которые развращаются
наказаниями, и еще теми преступниками-судьями, прокурорами, следователями, тюремщиками, которые сидят и наказывают людей».
Возражение это имело бы значение, если бы было доказано, что
наказание уменьшает преступления, исправляет
преступников; но когда доказано совершенно обратное, и явно, что не во власти одних людей исправлять других, то единственное разумное, что вы можете сделать, это то, чтобы перестать делать то, что не только бесполезно, но вредно и, кроме того, безнравственно и жестоко.
Достоевский защищал
наказание только потому, что видел в самом
преступнике потребность
наказания для ослабления муки совести, а не по причинам социальной полезности.
Лучшие русские люди в верхнем культурном слое и в народе не выносят смертной казни и жестоких
наказаний, жалеют
преступника.
Не потому должен быть наказан
преступник, что этого требует безопасность общества или величие закона, но потому, что об этом вопиет сама злая воля, служащая источником содеянного преступления. Она сама настаивает на необходимости
наказания, ибо в противном случае она не совершила бы всегоестественного круга, который обязывается совершить!