Отвечая на главный пункт вопроса, касающийся удешевления порций, они предложили свои собственные табели, которые, однако, обещали совсем не те сбережения, каких хотело тюремное ведомство. «Сбережения материального не будет, — писали они, — но взамен того можно ожидать улучшения количества и качества арестантского труда, уменьшения числа больных и слабосильных, подымется общее состояние здоровья арестантов, что отразится благоприятно и на колонизации Сахалина, дав
для этой цели полных сил и здоровья поселенцев».
Неточные совпадения
Я начну с Александровской долины, с селений, расположенных на реке Дуйке. На Северном Сахалине
эта долина была первая избрана
для поселений не потому, что она лучше всех исследована или отвечает
целям колонизации, а просто случайно, благодаря тому обстоятельству, что она была ближайшей к Дуэ, где впервые возникла каторга.
Цель учреждения
этих селений и кордонов при них: «дать возможность проезжающей из Николаевска почте, пассажирам и каюрам иметь приют и охрану во время пути и установить общий полицейский надзор за береговою линией, представляющею из себя единственный (?) возможный путь
для беглых арестантов, а равно провоза запрещенного
для вольной продажи спирта».
Кононович приказал нанимать гиляков в надзиратели; в одном из его приказов сказано, что
это делается ввиду крайней необходимости в людях, хорошо знакомых с местностью, и
для облегчения сношений местного начальства с инородцами; на словах же он сообщил мне, что
это нововведение имеет
целью также и обрусение.
Труд здешнего землепашца был не только принудительным, но и тяжким, и если основными признаками каторжного труда считать принуждение и напряжение физических сил, определяемое словом «тяжкий», то в
этом смысле трудно было подыскать более подходящее занятие
для преступников, как земледелие на Сахалине; до сих пор оно удовлетворяло самым суровым карательным
целям.
Поляков писал: «Хлеб в Мало-Тымовском поселении был до такой степени плох, что не всякая собака решается есть его; в нем была масса неперемолотых,
целых зерен, мякины и соломы; один из присутствовавших при осмотре хлеба моих сотоварищей справедливо заметил: „Да,
этим хлебом так же легко завязить все зубы, как и найти в них зубочистку
для их очистки“».]
Если чиновник говорит, что он
целую неделю или месяц питался арестантскою пищей и чувствовал себя прекрасно, то
это значит, что в тюрьме
для него готовили особо.]
Павел от огорчения в продолжение двух дней не был даже у Имплевых. Рассудок, впрочем, говорил ему, что это даже хорошо, что Мари переезжает в Москву, потому что, когда он сделается студентом и сам станет жить в Москве, так уж не будет расставаться с ней; но, как бы то ни было, им овладело нестерпимое желание узнать от Мари что-нибудь определенное об ее чувствах к себе.
Для этой цели он приготовил письмо, которое решился лично передать ей.
Да и не в одной Москве, а и везде в России, везде, где жил человек, — везде пахло. Потому что везде было изобилие, и всякий понимал, что изобилия стыдиться нечего. Еще очень недавно, в Пензе, хозяйственные купцы не очищали ретирад, а содержали
для этой цели на дворах свиней. А в Петербурге этих свиней ели под рубрикой"хлебной тамбовской ветчины". И говорили: у нас в России трихин в ветчине не может быть, потому что наша свинья хлебная.
Неточные совпадения
Стародум(
целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все
это прийти к тебе может; однако
для тебя есть счастье всего
этого больше.
Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
На
это отвечу:
цель издания законов двоякая: одни издаются
для вящего народов и стран устроения, другие —
для того, чтобы законодатели не коснели в праздности…"
Поэтому почти наверное можно утверждать, что он любил амуры
для амуров и был ценителем женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения женского наряда.] просто, без всяких политических
целей; выдумал же
эти последние лишь
для ограждения себя перед начальством, которое, несмотря на свой несомненный либерализм, все-таки не упускало от времени до времени спрашивать: не пора ли начать войну?
Минуты
этой задумчивости были самыми тяжелыми
для глуповцев. Как оцепенелые застывали они перед ним, не будучи в силах оторвать глаза от его светлого, как сталь, взора. Какая-то неисповедимая тайна скрывалась в
этом взоре, и тайна
эта тяжелым, почти свинцовым пологом нависла над
целым городом.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что
это было глупо, знал, что
это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом
этот был
целый мир
для Левина.
Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою жизнью, которая
для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.