Неточные совпадения
В большом
доме напротив, у инженера Должикова играли
на рояле. Начинало темнеть, и
на небе замигали звезды. Вот медленно, отвечая
на поклоны, прошел отец в старом цилиндре с широкими загнутыми вверх полями, под руку с сестрой.
К сожалению, он был у нас единственным архитектором, и за последние пятнадцать-двадцать лет,
на моей памяти, в городе не было построено ни одного порядочного
дома.
И почему-то все эти выстроенные отцом
дома, похожие друг
на друга, смутно напоминали мне его цилиндр, его затылок, сухой и упрямый.
В
доме у меня была своя комната, но жил я
на дворе в хибарке, под одною крышей с кирпичным сараем, которую построили когда-то, вероятно, для хранения сбруи, — в стены были вбиты большие костыли, — теперь же она была лишней, и отец вот уже тридцать лет складывал в ней свою газету, которую для чего-то переплетал по полугодиям и не позволял никому трогать.
Живя здесь, я реже попадался
на глаза отцу и его гостям, и мне казалось, что если я живу не в настоящей комнате и не каждый день хожу в
дом обедать, то слова отца, что я живу у него
на шее, звучат уже как будто не так обидно.
Меня поджидала сестра. Она тайно от отца принесла мне ужин: небольшой кусочек холодной телятины и ломтик хлеба. У нас в
доме часто повторяли: «деньги счет любят», «копейка рубль бережет» и тому подобное, и сестра, подавленная этими пошлостями, старалась только о том, как бы сократить расходы, и оттого питались мы дурно. Поставив тарелку
на стол, она села
на мою постель и заплакала.
Среди охотников до любительских спектаклей, концертов и живых картин с благотворительной целью первое место в городе принадлежало Ажогиным, жившим в собственном
доме на Большой Дворянской; они всякий раз давали помещение, и они же принимали
на себя все хлопоты и расходы.
— Мой отец говорил о вас, — сказала она сухо, не глядя
на меня и краснея. — Должиков обещал вам место
на железной дороге. Отправляйтесь к нему завтра, он будет
дома.
В скоромные дни в
домах пахло борщом, а в постные — осетриной, жаренной
на подсолнечном масле.
В думе, у губернатора, у архиерея, всюду в
домах много лет говорили о том, что у нас в городе нет хорошей и дешевой воды и что необходимо занять у казны двести тысяч
на водопровод; очень богатые люди, которых у нас в городе можно было насчитать десятка три и которые, случалось, проигрывали в карты целые имения, тоже пили дурную воду и всю жизнь говорили с азартом о займе — и я не понимал этого; мне казалось, было бы проще взять и выложить эти двести тысяч из своего кармана.
В ворота был виден просторный двор, поросший бурьяном, и старый барский
дом с жалюзи
на окнах и с высокою крышей, рыжею от ржавчины.
По сторонам
дома, направо и налево, стояли два одинаковых флигеля; у одного окна были забиты досками, около другого, с открытыми окнами, висело
на веревке белье и ходили телята.
Было густо, и сад казался непроходимым, но это только вблизи
дома, где еще стояли тополи, сосны и старые липы-сверстницы, уцелевшие от прежних аллей, а дальше за ними сад расчищали для сенокоса, и тут уже не пáрило, паутина не лезла в рот и в глаза, подувал ветерок; чем дальше вглубь, тем просторнее, и уже росли
на просторе вишни, сливы, раскидистые яблони, обезображенные подпорками и гангреной, и груши такие высокие, что даже не верилось, что это груши.
На ковре перед террасой большого
дома мы пили чай, и доктор, стоя
на коленях, пил из блюдечка и говорил, что он испытывает блаженство.
А просить
на чай не стыдились даже почтенные старики, имевшие в Макарихе собственные
дома, и было досадно и стыдно, когда ребята гурьбой поздравляли какое-нибудь ничтожество с первоначатием или окончанием и, получив от него гривенник, униженно благодарили.
Наступила дождливая, грязная, темная осень. Наступила безработица, и я дня по три сидел
дома без дела или же исполнял разные не малярные работы, например, таскал землю для черного наката, получая за это по двугривенному в день. Доктор Благово уехал в Петербург. Сестра не приходила ко мне. Редька лежал у себя
дома больной, со дня
на день ожидая смерти.
Почему-то вина и сигары инженер получал из-за границы беспошлинно; икру и балыки кто-то присылал ему даром, за квартиру он не платил, так как хозяин
дома поставлял
на линию керосин; и вообще
на меня он и его дочь производили такое впечатление, будто все лучшее в мире было к их услугам и получалось ими совершенно даром.
Как-то за ужином мы вместе с инженером съели целого омара. Возвращаясь потом домой, я вспомнил, что инженер за ужином два раза сказал мне «любезнейший», и я рассудил, что в этом
доме ласкают меня, как большого несчастного пса, отбившегося от своего хозяина, что мною забавляются и, когда я надоем, меня прогонят, как пса. Мне стало стыдно и больно, больно до слез, точно меня оскорбили, и я, глядя
на небо, дал клятву положить всему этому конец.
Мужики называли этот
дом палатами; в нем было больше двадцати комнат, а мебели только одно фортепиано да детское креслице, лежавшее
на чердаке, и если бы Maшa привезла из города всю свою мебель, то и тогда все-таки нам не удалось бы устранить этого впечатления угрюмой пустоты и холода.
Мельничного дела он не любил и считал его скучным и невыгодным, а жил
на мельнице только для того, чтобы не жить
дома.
Маша, бледная, оторопев, думая, что сейчас к ней ворвутся в
дом, высылает
на полведра; после этого шум стихает, и длинные бревна одно за другим ползут обратно со двора.
А она останавливалась и смотрела
на него со вниманием, точно в лае этого дурачка находила ответ
на свои мысли, и, вероятно, он притягивал ее так же, как брань Степана. А
дома ожидало ее какое-нибудь известие, вроде того, например, что деревенские гуси потолкли у нас
на огороде капусту или что Ларион вожжи украл, и она говорила, пожав плечами, с усмешкой...
Я никуда не выходил из
дому, а все сидел за ее столом, около ее шкапа с сельскохозяйственными книгами, этими бывшими фаворитами, теперь уже ненужными, смотревшими
на меня так сконфуженно.
Я оставил их и вернулся в
дом; жена лежала в постели, уже одетая. Я рассказал ей о том, что происходило
на дворе, и не скрыл даже, что бил Моисея.
Павел сказал мне, что никого нет
дома: Виктор Иваныч уехал в Петербург, а Мария Викторовна, должно быть, у Ажогиных
на репетиции.
Когда я очнулся, то увидел, что я уже не
дома, а
на улице, вместе с доктором стою около фонаря.
В нашем
доме на Большой Дворянской было темно.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в
дом целый полк
на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
А вы — стоять
на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в
дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож
на такого человека, что хочет подать
на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит
на цыпочках вслед за квартальными.)
Его благородию, милостивому государю, Ивану Васильевичу Тряпичкину, в Санкт-Петербурге, в Почтамтскую улицу, в
доме под номером девяносто седьмым, поворотя
на двор, в третьем этаже направо».
Неласково // Глядит
на них семья, // Они в
дому шумливые, //
На улице драчливые, // Обжоры за столом…
Ни
дома уцелевшего, // Одна тюрьма спасенная, // Недавно побеленная, // Как белая коровушка //
На выгоне, стоит.