Неточные совпадения
— Полно тебе врать, Иван Демьяныч! —
сказал я, давая легкий щелчок носу Ивана Демьяныча. — Мужья убивают жен только в романах да под тропиками, где кипят африканские страсти, голубчик. С нас же довольно и
таких ужасов, как кражи со взломом или проживательство по чужому виду.
— Это я не для того вам
сказал, ваше сиятельство, — спохватился Урбенин, — чтобы жаловаться или выражать неудовольствие, а просто
так… хотелось пожалеть, что
такой способный человек и страсти подвержен. А человек он трудящийся, ничего себе… недаром жалованье берет.
Даже этажерочка с книгами глядит как-то невинно, по-женски, словно ей
так и хочется
сказать, что на ней нет ничего, кроме слабеньких романов и смирных стихов…
— Со мной графы и князья не говорили
таким тоном! —
сказал Каэтан, хмурясь. — Я не люблю
такого тона.
— Да, а теперь пью… Ужасно пью! — шепнул он. — Ужасно, день и ночь, не давая себе ни минуты отдыха! И граф никогда не пил в
такой мере, в какой я теперь пью… Ужасно тяжело, Сергей Петрович! Одному только богу ведомо, как тяжело у меня на сердце! Уж именно, что с горя пью… Я вас всегда любил и уважал, Сергей Петрович, и откровенно вам
скажу… повеситься рад бы!
—
Так спят одни только лентяи да люди со спокойною совестью, —
сказал он, — а
так как вы ни то, ни другое, то вам подобало бы, друже, вставать немножко пораньше…
— Сегодня четверг! —
сказал доктор. —
Так это, голубчик, вы изволили всю среду проспать? Мило! очень мило! Сколько же это вы выпили, позвольте вас спросить?
— Я не люблю этого болвана мирового, —
сказал я, — и не могу равнодушно глядеть на его рожу, но всё-таки у меня еще хватает силы кланяться ему и пожимать протягиваемую им руку. Вероятно, я не заметил его в четверг или не узнал. Вы сегодня не в духе, щуренька, и придираетесь…
И это вы
сказали во время заседания, громко, отчетливо, —
так, что могли вас слышать все сто человек, бывшие в зале заседания!
— Не кричите, щуренька, народ смотрит, —
сказал я, обходя Павла Ивановича. — Прекратим этот разговор. Это бабий разговор…
Скажу вам только три строчки, и будет с вас. Ездил я к Калининым, потому что скучал и интересовался Наденькой… Она очень интересная девица… Может быть, я и женился бы на ней, но, узнав, что вы ранее меня попали в претенденты ее сердца, узнав, что вы к ней неравнодушны, я порешил стушеваться… Жестоко было бы с моей стороны мешать
такому хорошему малому, как вы…
Не
скажи Калинин той фразы и не будь я
так глупо горд и щепетилен, быть может, мне не понадобилось бы оглядываться, а ей — глядеть на меня
такими глазами…
— И жалуются они мне на скуку… — перебил графа Калинин. — Скучно, грустно… то да се… Одним словом, разочарован… Онегин некоторым образом… Сами, говорю, виноваты, ваше сиятельство… Как
так? Очень просто… Вы, говорю, чтобы скучно не было, служите… хозяйством занимайтесь… Хозяйство превосходное, дивное… Говорят, что они намерены заняться хозяйством, но все-таки скучно… Нет у них,
так сказать, увеселяющего, возбуждающего элемента. Нет этого… как бы
так выразиться… ээ… того… сильных ощущений…
— Собственно говоря, я не подавал никакой мысли, но только осмелился сделать его сиятельству упрек. Как это, говорю, вы, ваше сиятельство,
такой молодой… образованный, блестящий, можете жить в
такой замкнутости? Разве, говорю, это не грех? Вы никуда не выезжаете, сами никого не принимаете, нигде вас не видно… как старик какой-нибудь или отшельник… Что стоит, говорю, вам устроивать у себя собрания… журфиксы,
так сказать?
Во-первых, тогда его сиятельство, ежели у него будут вечера, познакомится с обществом… изучит,
так сказать…
Взаимный,
так сказать, обмен мыслей, разговоры, веселье…
— Конечно, конечно… Я разовью эту мысль, постараюсь… Я рад… даже очень…
Так всем и
скажите…
Мой друг, граф Карнеев, стоит позади, у самой церковной двери, за ктиторским шкафом, и продает свечи. Он прилизан, примазан и испускает из себя наркотический, удушливый запах духов. Сегодня он выглядывает
таким душкой, что, здороваясь с ним утром, я не удержался, чтобы не
сказать...
— Ну
так что же? —
сказал я. — Сегодня ли я возьму тебя или завтра — не всё ли равно? Но чем раньше, тем лучше… Идем!
— Возвращаю вам, господа, беглянку, —
сказал я, входя и садясь на свое место. — Насилу нашел… Даже утомился… Выхожу в сад, смотрю, а она изволит прохаживаться по аллее… «Зачем вы здесь?» — спрашиваю… — «Да
так, говорит, душно!..»
— Не всем же, душа моя, жить
так роскошно, как граф, —
сказал я. — Но оставим в покое мое богатство. Какой добрый гений занес тебя в мою берлогу?
— Постой, Сережа, ты помнешь мне мое платье… Опусти меня наземь… К тебе я, голубчик, на минутку! Дома я всем
сказала, что поеду к Акатьихе, графской прачке, что тут живет недалеко, за три дома от тебя… Ты меня отпусти, голубчик, а то неловко… Почему ты не приезжал
так долго?
— Поздно… но
так тому и быть! —
сказала Оля, решительно махнув рукой. — Лишь бы только хуже не было, а то еще можно жить… Прощай! Пора уж идти…
— Я
так хочу. Причины знать тебе не нужно, и я их не
скажу. Идут… Отойди от меня.
— Я понимаю, —
сказал он, томно щуря глаза и кладя под голову руки, — ты деликатен и щепетилен. Ты не ездишь ко мне из боязни нарушить наш дуэт… помешать… Гость не вовремя хуже татарина, гость же в медовый месяц хуже чёрта рогатого. Я тебя понимаю. Но, друг мой, ты забываешь, что ты друг, а не гость, что тебя любят, уважают… Да своим присутствием ты только дополнил бы гармонию… А уж и гармония, братец ты мой!
Такая гармония, что и описать тебе не могу!
— Да
так! Некогда было пить, всё время думал… Я, надо
сказать тебе, Сережа, увлекся серьезно, не на шутку. Она мне понравилась страшно. Да оно и понятно… Женщина она редкая, недюжинная, не говоря уж о наружности. Умишко неособенный, но сколько чувства, изящества, свежести!.. Сравнивать ее с моими обычными Амалиями, Анжеликами да Грушами, любовью которых я доселе пользовался, невозможно. Она нечто из другого мира, мира, который мне незнаком.
— Моя связь с Ольгой тут ни при чем. Муж он ей или не муж, но, раз он украл, я должен открыто назвать его вором. Но оставим плутовство в стороне.
Скажи мне: честно или не честно получать жалованье и по целым дням валяться без просыпу пьяным? Он пьян каждый день! Нет того дня, чтоб я не видел, как он пишет мыслете! Гадко и низко!
Так дела порядочные люди не делают.
— Замучился я с этой Ольгой! —
сказал он, махнув рукой. — Рассердилась на меня сегодня утром, пригрозила утопиться, ушла из дому, и вот, как видишь, до сих пор ее нет. Я знаю, что она не утопится, но все-таки скверно. Вчера целый день куксила и била посуду, третьего дня объелась шоколату. Чёрт знает что за натура!
— И
так далее и
так далее, —
сказал я. — Вы сбережете его громадное состояние, будете творить благие дела… Весь уезд будет благословлять вас и видеть в вас ангела, ниспосланного на утешение несчастных… Вы будете матерью и воспитаете его детей… Да, великая задача! Умная вы девушка, а рассуждаете, как гимназист!
Будущее мое было не прозрачно, но все-таки можно было с большею вероятностью
сказать, что мне ничто не угрожает, что черных туч вблизи нет.
— Да-с. Сторож Николай сидел у ворот и
сказал мне, что господ дома нет и что они на охоте. Я изнемогал от усталости, но желание видеть жену было сильнее боли. Пришлось, ни минуты не отдыхая, идти пешком к месту, где охотились. По дороге я не пошел, а отправился лесочками… Мне каждое дерево знакомо, и заблудиться в графских лесах мне
так же трудно, как в своей квартире.
— Всё это прекрасно придумано, Петр Егорыч, —
сказал я. — Но знаете ли, следователи плохо верят в
такие редкие случайности, как совпадение убийства с вашей случайной прогулкой и проч. Придумано недурно, но объясняет очень мало.
— Послушайте, Петр Егорыч, —
сказал я, — вчера и третьего дня вы были
так убиты горем, что еле держались на ногах, и едва выговаривали лаконические ответы; сегодня же, напротив, вы имеете
такой цветущий, конечно, сравнительно, и веселый вид и даже пускаетесь в разглагольствования. Обыкновенно ведь горюющим людям не до разговоров, а вы мало того, что длинно разговариваете, но еще и высказываете мелочное неудовольствие. Чем объяснить
такую резкую перемену?
— Думал, что
скажу, а теперь вот страшно. Нет, ваше благородие, отпустите меня… лучше завтра
скажу… Если я
скажу, то вы
так разгневаетесь, что мне пуще Сибири достанется, — засудите…
— Узнал я, что здесь, в Москве, в номерах Андреева, живет сын Урбенина, —
сказал Камышев. — Хочу устроить
так, чтобы граф принял от него подачку… Пусть хоть один будет наказан! Но, однако, adieu! [прощайте! (франц.).]