Нечувствительным образом очутился он на русской границе. Осень уже наступала. Но ямщики, не смотря на дурную дорогу, везли его с быстротою ветра, и в 17<й> день своего путешествия прибыл он утром в
Красное Село, чрез которое шла тогдашняя большая дорога.
В то время, когда Павел Федорович Фермор сидел у тетки, к ней завернули проездом с бывшего в тот день в
Красном Селе развода три уланские офицера, из которых один, Карл Пиллар фон Пильхау, начал с сожалением рассказывать, что развод не удался.
В офицерском кругу говорили // О тугом производстве своем // И о том, чьи полки победили // На маневрах под
Красным Селом: // «Верно, явится завтра в приказе // Благодарность войскам, господа: // Сам фельдмаршал воскликнул в экстазе: // „Подавайте Европу сюда!..“» // Тут же шли бесконечные споры // О дуэли в таком-то полку // Из-за Клары, Арманс или Лоры, // А меж тем где-нибудь в уголку // Звуки грязно настроенной лиры // Костя Бурцев («поэт не для дам», // Он же член «Комитета Земфиры») // Сообщал потихоньку друзьям.
Надо заметить, что в первый же лагерный сбор, по поступлении на военную службу, Хватов не нашел в
Красном Селе избы себе по вкусу, а главное конюшни лошадям и, не задумываясь, купил землю и с изумившей всех быстротою выстроил дачу для себя и при ней образцовую конюшню.
Неточные совпадения
Садятся два крестьянина, // Ногами упираются, // И жилятся, и тужатся, // Кряхтят — на скалке тянутся, // Суставчики трещат! // На скалке не понравилось: // «Давай теперь попробуем // Тянуться бородой!» // Когда порядком бороды // Друг дружке поубавили, // Вцепились за скулы! // Пыхтят,
краснеют, корчатся, // Мычат, визжат, а тянутся! // «Да будет вам, проклятые! // Не разольешь водой!»
За спором не заметили, // Как
село солнце
красное, // Как вечер наступил. // Наверно б ночку целую // Так шли — куда не ведая, // Когда б им баба встречная, // Корявая Дурандиха, // Не крикнула: «Почтенные! // Куда вы на ночь глядючи // Надумали идти?..»
— Луиза Ивановна, вы бы
сели, — сказал он мельком разодетой багрово-красной даме, которая все стояла, как будто не смея сама
сесть, хотя стул был рядом.
«
Садись, все
садись! — кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым,
красным, как морковь, лицом, — всех довезу,
садись!» Но тотчас же раздается смех и восклицанья:
Он
сел пить кофе против зеркала и в непонятной глубине его видел свое очень истощенное, бледное лицо, а за плечом своим — большую, широколобую голову, в светлых клочьях волос, похожих на хлопья кудели; голова низко наклонилась над столом, пухлая
красная рука работала вилкой в тарелке, таская в рот куски жареного мяса. Очень противная рука.