Неточные совпадения
Я не буду говорить о том, что основные
понятия, из которых выводится у Гегеля определение прекрасного], теперь уже признаны не выдерживающими критики; не буду говорить и о том, что прекрасное [у Гегеля] является только «призраком», проистекающим от непроницательности взгляда, не просветленного философским мышлением, перед которым исчезает кажущаяся полнота проявления идеи в отдельном предмете, так что [по системе Гегеля] чем выше развито мышление, тем более исчезает перед ним прекрасное, и, наконец, для вполне развитого мышления есть только истинное, а прекрасного нет; не буду опровергать этого фактом, что на самом деле развитие мышления в
человеке нисколько не разрушает в нем эстетического чувства: все это уже было высказано много раз.
Она отпечатывается в выражении лица, всего яснее в глазах — потому выражение лица, о котором так мало говорится в народных песнях, получает огромное значение в
понятиях о красоте, господствующих между образованными
людьми; и часто бывает, что
человек кажется нам прекрасен только потому, что у него прекрасные, выразительные глаза.
Совершенно излишне пускаться в подробные доказательства мысли, что красотою в царстве животных кажется
человеку то, в чем выражается по человекообразным
понятиям жизнь свежая, полная здоровья и сил.
Некрасивым кажется все «неуклюжее», т. е. до некоторой степени уродливое по нашим
понятиям, везде отыскивающим сходство с
человеком.
Определяя прекрасное как полное проявление идеи в отдельном существе, мы необходимо придем к выводу: «прекрасное в действительности только призрак, влагаемый в нее нашею фантазиею»; из этого будет следовать, что «собственно говоря, прекрасное создается нашею фантазиею, а в действительности (или, [по Гегелю]: в природе) истинно прекрасного нет»; из того, что в природе нет истинно прекрасного, будет следовать, что «искусство имеет своим источником стремление
человека восполнить недостатки прекрасного в объективной действительности» и что «прекрасное, создаваемое искусством, выше прекрасного в объективной действительности», — все эти мысли составляют сущность [гегелевской эстетики и являются в ней] не случайно, а по строгому логическому развитию основного
понятия о прекрасном.
Если так, то гораздо неодолимее потребность спать: самый страстный любовник едва ли может пробыть без сна четверо суток; гораздо неодолимее потребности «любить» потребность есть и пить: это истинно безграничная потребность, потому что нет
человека, не признающего силы ее, между тем как о любви очень многие не имеют и
понятия; из-за этой потребности совершается гораздо больше и гораздо труднейших подвигов, нежели от «всесильного» могущества любви.
Но если по определениям прекрасного и возвышенного, нами принимаемым, прекрасному и возвышенному придается (независимость от фантазии, то, с другой стороны, этими определениями выставляется на первый план отношение к
человеку вообще и к его
понятиям тех предметов и явлений, которые находит
человек прекрасными и возвышенными: прекрасное то, в чем мы видим жизнь так, как мы понимаем и желаем ее, как она радует нас; великое то, что гораздо выше предметов, с которыми сравниваем его мы.
Из этого изложения видно, что
понятие трагического в немецкой эстетике соединяется с
понятием судьбы, так что трагическая участь
человека представляется обыкновенно как «столкновение
человека с судьбою», как следствие «вмешательства судьбы».
Это введение
понятия о судьбе в науку посредством эстетического воззрения на сущность трагического было сделано с чрезвычайным глубокомыслием, свидетельствующим о великой силе умов, трудившихся над примирением чуждых науке воззрений на жизнь с
понятиями науки; но эта глубокомысленная попытка служит решительным доказательством того, что подобные стремления никогда не могут быть успешны: наука может только объяснить происхождение фантастических мнений полудикого
человека, но не примирить их с истиною.
Наука дает
человеку понятие о том, что жизнь природы, жизнь растений и животных совершенно отлична от человеческой жизни.
Здесь можно указать на одну сторону этой связи: по греческим
понятиям о судьбе, в погибели своей бывает всегда виноват сам
человек; если бы он поступил иначе, его не постигла бы погибель.
Ограничиваясь этим указанием на философскую несостоятельность воззрения, из которого произошло подведение всех человеческих стремлений под абсолют, станем для нашей критики на другую точку зрения, более близкую к чисто эстетическим
понятиям, и скажем, что вообще деятельность
человека не стремится к абсолютному и ничего не знает о нем, имея в виду различные, чисто человеческие, цели.
По господствующим эстетическим
понятиям, «искусство имеет своим источником стремление
человека освободить прекрасное от недостатков (нами рассмотренных), мешающих прекрасному на степени своего реального существования в действительности быть вполне удовлетворительным для
человека.
7) Трагическое по
понятиям нового европейского образования есть «ужасное в жизни
человека».
Портрет пишется не потому, чтобы черты живого
человека не удовлетворяли нас, а для того, чтобы помочь нашему воспоминанию о живом
человеке, когда его нет перед нашими глазами, и дать о нем некоторое
понятие тем
людям, которые не имели случая его видеть.
Екатерина прибавила как другие языки (особливож совершенное знание Российского), так и все необходимые для государственного просвещения науки, которые, смягчая сердце, умножая
понятия человека, нужны и для самого благовоспитанного Офицера: ибо мы живем уже не в те мрачные, варварские времена, когда от воина требовалось только искусство убивать людей; когда вид свирепый, голос грозный и дикая наружность считались некоторою принадлежностию сего состояния.
Неточные совпадения
Науки бывают разные; одни трактуют об удобрении полей, о построении жилищ человеческих и скотских, о воинской доблести и непреоборимой твердости — сии суть полезные; другие, напротив, трактуют о вредном франмасонском и якобинском вольномыслии, о некоторых якобы природных
человеку понятиях и правах, причем касаются даже строения мира — сии суть вредные.
Но что же может значить слово"создавать"в
понятиях такого
человека, который с юных лет закалился в должности прохвоста?
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по
понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся
люди.
Вронский защищал Михайлова, но в глубине души он верил этому, потому что, по его
понятию,
человек другого, низшего мира должен был завидовать.
Знаете, один из этих диких новых
людей, которые теперь часто встречаются; знаете, из тех вольнодумцев, которые d’emblée [сразу] воспитаны в
понятиях неверия, отрицания и материализма.