Неточные совпадения
Проводить в подробности по различным царствам
природы мысль, что прекрасное есть жизнь, и ближайшим
образом, жизнь напоминающая
о человеке и
о человеческой жизни, я считаю излишним потому, что [и Гегель, и Фишер постоянно говорят
о том], что красоту в
природе составляет то, что напоминает человека (или, выражаясь [гегелевским термином], предвозвещает личность), что прекрасное в
природе имеет значение прекрасного только как намек на человека [великая мысль, глубокая!
Приписывать его действия произволу человекообразного существа еще легче, нежели объяснять подобным
образом другие явления
природы и жизни, потому что именно действия случая скорее, нежели явления других сил, могут пробудить мысль
о капризе, произволе,
о всех тех качествах, которые составляют исключительную принадлежность человеческой личности.
Если так, то для
природы нет потребности поддерживать прекрасным и то немногое прекрасное, которое она случайно производит: жизнь стремится вперед, не заботясь
о гибели
образа, или сохраняет его только искаженным.
Но мы уже заметили, что в этой фразе важно слово «
образ», — оно говорит
о том, что искусство выражает идею не отвлеченными понятиями, а живым индивидуальным фактом; говоря: «искусство есть воспроизведение
природы в жизни», мы говорим то же самое: в
природе и жизни нет ничего отвлеченно существующего; в «их все конкретно; воспроизведение должно по мере возможности сохранять сущность воспроизводимого; потому создание искусства должно стремиться к тому, чтобы в нем было как можно менее отвлеченного, чтобы в нем все было, по мере возможности, выражено конкретно, в живых картинах, в индивидуальных
образах.
Неуместные распространения
о красотах
природы еще не так вредны художественному произведению: их можно выпускать, потому что они приклеиваются внешним
образом; «
о что делать с любовною интригою? ее невозможно опустить из внимания, потому что к этой основе все приплетено гордиевыми узлами, без нее все теряет связь и смысл.
Неточные совпадения
Под этим небом, в этом воздухе носятся фантастические призраки; под крыльями таких ночей только снятся жаркие сны и необузданные поэтические грезы
о нисхождении Брамы на землю,
о жаркой любви богов к смертным — все эти страстные
образы, в которых воплотилось чудовищное плодородие здешней
природы.
Он предлагает новое антропологическое доказательство бытия Божьего. «Идея Бога действительно дана человеку, но только она дана ему не откуда-нибудь извне, в качестве мысли
о Боге, а предметно-фактически осуществлена в нем
природою его личности, как нового
образа Бога.
Будучи от
природы весьма обыкновенных умственных и всяких других душевных качеств, она всю жизнь свою стремилась раскрашивать себя и представлять, что она была женщина и умная, и добрая, и с твердым характером; для этой цели она всегда говорила только
о серьезных предметах, выражалась плавно и красноречиво, довольно искусно вставляя в свою речь витиеватые фразы и возвышенные мысли, которые ей удавалось прочесть или подслушать; не жалея ни денег, ни своего самолюбия, она входила в знакомство и переписку с разными умными людьми и, наконец, самым публичным
образом творила добрые дела.
И таким
образом идет изо дня в день с той самой минуты, когда человек освободился от ига фатализма и открыто заявил
о своем праве проникать в заветнейшие тайники
природы. Всякий день непредвидимый недуг настигает сотни и тысячи людей, и всякий день"благополучный человек"продолжает твердить одну и ту же пословицу:"Перемелется — мука будет". Он твердит ее даже на крайнем Западе, среди ужасов динамитного отмщения, все глубже и шире раздвигающего свои пределы.
Если бы кто спросил, в чем собственно состоял гений Крапчика, то можно безошибочно отвечать, что, будучи, как большая часть полувосточных человеков, от
природы зол, честолюбив, умен внешним
образом, без всяких
о чем бы то ни было твердых личных убеждений.