Неточные совпадения
На тебя нельзя положиться,
что ты с первых страниц можешь различить, будет ли содержание повести
стоить того, чтобы прочесть ее, у тебя плохое чутье, оно нуждается в пособии, а пособий этих два: или имя автора, или эффектность манеры.
Марья Алексевна на другой же день подарила дочери фермуар, оставшийся невыкупленным в закладе, и заказала дочери два новых платья, очень хороших — одна материя
стоила: на одно платье 40 руб., на другое 52 руб., а с оборками да лентами, да фасоном оба платья обошлись 174 руб.; по крайней мере так сказала Марья Алексевна мужу, а Верочка знала,
что всех денег вышло на них меньше 100 руб., — ведь покупки тоже делались при ней, — но ведь и на 100 руб. можно сделать два очень хорошие платья.
Едва Верочка разделась и убрала платье, — впрочем, на это ушло много времени, потому
что она все задумывалась: сняла браслет и долго сидела с ним в руке, вынула серьгу — и опять забылась, и много времени прошло, пока она вспомнила,
что ведь она страшно устала,
что ведь она даже не могла
стоять перед зеркалом, а опустилась в изнеможении на стул, как добрела до своей комнаты,
что надобно же поскорее раздеться и лечь, — едва Верочка легла в постель, в комнату вошла Марья Алексевна с подносом, на котором была большая отцовская чашка и лежала целая груда сухарей.
Впрочем, мы знаем пока только,
что это было натурально со стороны Верочки: она не
стояла на той степени развития, чтобы стараться «побеждать дикарей» и «сделать этого медведя ручным», — да и не до того ей было: она рада была,
что ее оставляют в покое; она была разбитый, измученный человек, которому как-то посчастливилось прилечь так,
что сломанная рука затихла, и боль в боку не слышна, и который боится пошевельнуться, чтоб не возобновилась прежняя ломота во всех суставах.
Вот Верочка играет, Дмитрий Сергеич
стоит и слушает, а Марья Алексевна смотрит, не запускает ли он глаз за корсет, — нет, и не думает запускать! или иной раз вовсе не глядит на Верочку, а так куда-нибудь глядит, куда случится, или иной раз глядит на нее, так просто в лицо ей глядит, да так бесчувственно,
что сейчас видно: смотрит на нее только из учтивости, а сам думает о невестином приданом, — глаза у него не разгораются, как у Михаила Иваныча.
— Ах, боже мой! И все замечания, вместо того чтобы говорить дело. Я не знаю,
что я с вами сделала бы — я вас на колени поставлю: здесь нельзя, — велю вам стать на колени на вашей квартире, когда вы вернетесь домой, и чтобы ваш Кирсанов смотрел и прислал мне записку,
что вы
стояли на коленях, — слышите,
что я с вами сделаю?
Вот, как смешно будет: входят в комнату — ничего не видно, только угарно, и воздух зеленый; испугались:
что такое? где Верочка? маменька кричит на папеньку:
что ты
стоишь, выбей окно! — выбили окно, и видят: я сижу у туалета и опустила голову на туалет, а лицо закрыла руками.
— Ах, мой милый, скажи:
что это значит эта «женственность»? Я понимаю,
что женщина говорит контральтом, мужчина — баритоном, так
что ж из этого?
стоит ли толковать из — за того, чтоб мы говорили контральтом?
Стоит ли упрашивать нас об этом? зачем же все так толкуют нам, чтобы мы оставались женственны? Ведь это глупость, мой милый?
С минуту, — нет, несколько, поменьше, — Марья Алексевна, не подозревавшая ничего подобного,
стояла ошеломленная, стараясь понять и все не понимая,
что ж это говорит дочь,
что ж это значит и как же это?
Марья Алексевна и ругала его вдогонку и кричала других извозчиков, и бросалась в разные стороны на несколько шагов, и махала руками, и окончательно установилась опять под колоннадой, и топала, и бесилась; а вокруг нее уже
стояло человек пять парней, продающих разную разность у колонн Гостиного двора; парни любовались на нее, обменивались между собою замечаниями более или менее неуважительного свойства, обращались к ней с похвалами остроумного и советами благонамеренного свойства: «Ай да барыня, в кою пору успела нализаться, хват, барыня!» — «барыня, а барыня, купи пяток лимонов-то у меня, ими хорошо закусывать, для тебя дешево отдам!» — «барыня, а барыня, не слушай его, лимон не поможет, а ты поди опохмелись!» — «барыня, а барыня, здорова ты ругаться; давай об заклад ругаться, кто кого переругает!» — Марья Алексевна, сама не помня,
что делает, хватила по уху ближайшего из собеседников — парня лет 17, не без грации высовывавшего ей язык: шапка слетела, а волосы тут, как раз под рукой; Марья Алексевна вцепилась в них.
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то,
что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том,
что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать; да
что, и огорчаться-то не из
чего, потому
что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег
стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь,
что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
А мужчина говорит, и этот мужчина Дмитрий Сергеич: «это все для нас еще пустяки, милая маменька, Марья Алексевна! а настоящая-то важность вот у меня в кармане: вот, милая маменька, посмотрите, бумажник, какой толстый и набит все одними 100–рублевыми бумажками, и этот бумажник я вам, мамаша, дарю, потому
что и это для нас пустяки! а вот этого бумажника, который еще толще, милая маменька, я вам не подарю, потому
что в нем бумажек нет, а в нем все банковые билеты да векселя, и каждый билет и вексель дороже
стоит,
чем весь бумажник, который я вам подарил, милая маменька, Марья Алексевна!» — Умели вы, милый сын, Дмитрий Сергеич, составить счастье моей дочери и всего нашего семейства; только откуда же, милый сын, вы такое богатство получили?
Но если вам нет выгоды делать кому-нибудь вред, вы не станете делать его из каких-нибудь глупых страстишек; вы рассчитываете,
что не
стоит вам терять время, труд, деньги без пользы.
А если бы мне
чего было мало, мне
стоило бы мужу сказать, да и говорить бы не надобно, он бы сам заметил,
что мне нужно больше денег, и было бы у меня больше денег.
Идет ему навстречу некто осанистый, моцион делает, да как осанистый, прямо на него, не сторонится; а у Лопухова было в то время правило: кроме женщин, ни перед кем первый не сторонюсь; задели друг друга плечами; некто, сделав полуоборот, сказал: «
что ты за свинья, скотина», готовясь продолжать назидание, а Лопухов сделал полный оборот к некоему, взял некоего в охапку и положил в канаву, очень осторожно, и
стоит над ним, и говорит: ты не шевелись, а то дальше протащу, где грязь глубже.
Проходили два мужика, заглянули, похвалили; проходил чиновник, заглянул, не похвалил, но сладко улыбнулся; проезжали экипажи, — из них не заглядывали: не было видно,
что лежит в канаве;
постоял Лопухов, опять взял некоего, не в охапку, а за руку, поднял, вывел на шоссе, и говорит: «Ах, милостивый государь, как это вы изволили оступиться?
Лопухов собирался завтра выйти в первый раз из дому, Вера Павловна была от этого в особенно хорошем расположении духа, радовалась чуть ли не больше, да и наверное больше,
чем сам бывший больной. Разговор коснулся болезни, смеялись над нею, восхваляли шутливым тоном супружескую самоотверженность Веры Павловны, чуть — чуть не расстроившей своего здоровья тревогою из — за того,
чем не
стоило тревожиться.
Мое положение вот какое: я люблю вино, и передо мною
стоит кубок с очень хорошим вином; но есть у меня подозрение,
что это вино отравлено.
Комната Веры Павловны
стоит пустая. Вера Павловна, уж не скрываясь от Маши, поселилась в комнате мужа. «Какой он нежный, какой он ласковый, мой милый, и я могла вздумать,
что не люблю тебя? Какая я смешная!»
«И почему ему скучно отдавать мне много времени? Ведь я знаю,
что это ему
стоит усилия. Неужели оттого,
что он серьезный и ученый человек? Но ведь Кирсанов., нет, нет, он добрый, добрый, он все для меня сделал, все готов с радостью для меня сделать! Кто может так любить меня, как он? И я его люблю, и я готова на все для него…»
— Как ты счастлив,
что в твоем распоряжении порядочная лаборатория. Пожалуйста, повтори, повтори повнимательнее. Ведь полный переворот всего вопроса о пище, всей жизни человечества, — фабричное производство главного питательного вещества прямо из неорганических веществ. Величайшее дело,
стоит ньютонова открытия. Ты согласен?
С четверть часа, а, может быть, и побольше, Лопухов
стоял перед столом, рассматривая там, внизу, ручку кресел. Оно, хоть удар был и предвиденный, а все-таки больно; хоть и обдумано, и решено вперед все,
что и как надобно сделать после такого письма или восклицания, а все-таки не вдруг соберешься с мыслями. Но собрался же наконец. Пошел в кухню объясняться с Машею...
— Рассказывая про завод, друг мой Верочка, я забыл сказать тебе одну вещь о новом своем месте, это, впрочем, неважно и говорить об этом не
стоило, а на случай скажу; но только у меня просьба: мне хочется спать, тебе тоже; так если
чего не договорю о заводе, поговорим завтра, а теперь скажу в двух словах.
Его честный образ действия в ней едва — едва достаточен для покрытия его прежней вины,
что он не предотвратил эту мелодраму подготовлением вас, да и себя, вероятно, к очень спокойному взгляду на все это, как на чистый вздор, из — за которого не
стоит выпить лишний стакан чаю или не допить одного стакана чаю.
Конногвардейский бульвар и Маша, Рахель и Гороховая улица, так ведь о них и сказано по пяти слов или того меньше, потому
что действие их такое, которое больше пяти слов не
стоит, а посмотрите — ко, сколько страниц отдано Рахметову.
Я изображал их с любовью и уважением, потому
что каждый порядочный человек
стоит любви и уважения.
Вы видите теперь,
что они
стоят просто на земле: это оттого только казались они вам парящими на облаках,
что вы сидите в преисподней трущобе.
Осталось и разделение комнат на нейтральные и ненейтральные; осталось и правило не входить в ненейтральные комнаты друг к другу без разрешения, осталось и правило не повторять вопрос, если на первый вопрос отвечают «не спрашивай»; осталось и то,
что такой ответ заставляет совершенно ничего не думать о сделанном вопросе, забыть его: осталось это потому,
что осталась уверенность,
что если бы
стоило отвечать, то и не понадобилось бы спрашивать, давно все было бы сказано без всякого вопроса, а в том, о
чем молчат, наверное нет ничего любопытного.
Теперь, видите сами, часто должно пролетать время так,
что Вера Павловна еще не успеет подняться, чтобы взять ванну (это устроено удобно,
стоило порядочных хлопот: надобно было провести в ее комнату кран от крана и от котла в кухне; и правду сказать, довольно много дров выходит на эту роскошь, но
что ж, это теперь можно было позволить себе? да, очень часто Вера Павловна успевает взять ванну и опять прилечь отдохнуть, понежиться после нее до появления Саши, а часто, даже не чаще ли, так задумывается и заполудремлется,
что еще не соберется взять ванну, как Саша уж входит.
Вот почему до меня и мужчина не знал полного счастья любви; того,
что он чувствовал до меня, не
стоило называть счастьем, это было только минутное опьянение.
— Да ведь я тогда думал,
что надену сюртук на другой день, то есть третьего дня; а третьего дня думал,
что надену вчера, вчера —
что ныне. Думал, не
стоит тревожить вас.
Вот буйные сани опять поехали шагом, отстали, а небуйные сани едут коварно, не показали, обгоняя, никакого вида,
что запаслись оружием; вот буйные сани опять несутся на них с гвалтом и гиканьем, небуйные сани приготовились дать отличный отпор сюрпризом, но
что это? буйные сани берут вправо, через канавку, — им все нипочем, — проносятся мимо в пяти саженях: «да, это она догадалась, схватила вожжи сама,
стоит и правит», говорят небуйные сани: — «нет, нет, догоним! отомстим!