Неточные совпадения
Мы грубы, но от нашей грубости терпим мы же сами. Мы исполнены предрассудков, но ведь мы же сами страдаем от них, это чувствуется нами.
Будем искать
счастья, и найдем гуманность, и станем добры, — это дело пойдет, — поживем, доживем.
Труд без знания бесплоден, наше
счастье невозможно без
счастья других. Просветимся — и обогатимся;
будем счастливы — и
будем братья и сестры, — это дело пойдет, — поживем, доживем.
Он повиновался молча. Вошел в свою комнату, сел опять за свой письменный стол, у которого сидел такой спокойный, такой довольный за четверть часа перед тем, взял опять перо… «В такие-то минуты и надобно уметь владеть собою; у меня
есть воля, — и все пройдет… пройдет»… А перо, без его ведома, писало среди какой-то статьи: «перенесет ли? — ужасно, —
счастье погибло»…
— Да, могу благодарить моего создателя, — сказала Марья Алексевна: — у Верочки большой талант учить на фортепьянах, и я за
счастье почту, что она вхожа
будет в такой дом; только учительница-то моя не совсем здорова, — Марья Алексевна говорила особенно громко, чтобы Верочка услышала и поняла появление перемирия, а сама, при всем благоговении, так и впилась глазами в гостей: — не знаю, в силах ли
будет выйти и показать вам пробу свою на фортепьянах. — Верочка, друг мой, можешь ты выйти, или нет?
Лопухов положительно знал, что
будет ординатором (врачом) в одном из петербургских военных гошпиталей — это считается большим
счастьем — и скоро получит кафедру в Академии.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она
была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать,
была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери
счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор
был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это,
быть может,
было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна
будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало
быть, тогда она
будет в состоянии видеться с дочерью, не огорчаясь.
В азарт она не приходила, а впадала больше буколическое настроение, с восторгом вникая во все подробности бедноватого быта Лопуховых и находя, что именно так следует жить, что иначе нельзя жить, что только в скромной обстановке возможно истинное
счастье, и даже объявила Сержу, что они с ним отправятся жить в Швейцарию, поселятся в маленьком домике среди полей и гор, на берегу озера,
будут любить друг друга, удить рыбу, ухаживать за своим огородом...
Сколько
было радости, сколько
счастья Вере Павловне; очень много трудов и хлопот,
были и огорчения.
А если и бывали иногда в нем тяжелые нарушения от огорчений, за них вознаграждали и особенные радостные случаи, которые встречались чаще огорчений: вот удалось очень хорошо пристроить маленьких сестру или брата той — другой девушки; на третий год, две девушки выдержали экзамен на домашних учительниц, — ведь это
было какое
счастье для них!
Вот
было счастливое время, Вера Павловна; я думаю, мало кто таким
счастьем пользовался.
Для немногих чудаков, которые не охотники до нее,
будут другие характеры
счастья, а большинству нужна идиллия.
Как он сочувствует всему, что требует сочувствия, хочет помогать всему, что требует помощи; как он уверен, что
счастье для людей возможно, что оно должно
быть, что злоба и горе не вечно, что быстро идет к нам новая, светлая жизнь.
Это
было сказано так нежно, так искренно, так просто, что Лопухов почувствовал в груди волнение теплоты и сладости, которого всю жизнь не забудет тот, кому
счастье дало испытать его.
Он целый вечер не сводил с нее глаз, и ей ни разу не подумалось в этот вечер, что он делает над собой усилие, чтобы
быть нежным, и этот вечер
был одним из самых радостных в ее жизни, по крайней мере, до сих пор; через несколько лет после того, как я рассказываю вам о ней, у ней
будет много таких целых дней, месяцев, годов: это
будет, когда подрастут ее дети, и она
будет видеть их людьми, достойными
счастья и счастливыми.
Это
будет похвала Лопухову, это
будет прославление
счастья Веры Павловны с Лопуховым; конечно, это можно
было сказать, не думая ровно ни о ком, кроме Мерцаловых, а если предположить, что он думал и о Мерцаловых, и вместе о Лопуховых, тогда это, значит, сказано прямо для Веры Павловны, с какою же целью это сказано?
Не жалей меня: моя судьба нисколько не
будет жалка оттого, что ты не лишишься через меня
счастья.
Для этого вы
будете с наслаждением заботиться о своем развитии: в нем
счастье.
По
счастью, я успел убежать на пожар, пользуясь тем, что все домашние
были в суматохе.
Итак, Вера Павловна занялась медициною; и в этом, новом у нас деле, она
была одною из первых женщин, которых я знал. После этого она, действительно, стала чувствовать себя другим человеком. У ней
была мысль: «Через несколько лет я уж
буду в самом деле стоять на своих ногах». Это великая мысль. Полного
счастья нет без полной независимости. Бедные женщины, немногие из вас имеют это
счастие!
Вот почему до меня и мужчина не знал полного
счастья любви; того, что он чувствовал до меня, не стоило называть
счастьем, это
было только минутное опьянение.
Явилась и надежда на
счастье: «теперь если в ком я найду привязанность, то
будет привязанность ко мне, а не к миллионам моего отца».
Он
был готов отдать голову за малейшее увеличение ее
счастья.