Неточные совпадения
— Да, могу благодарить моего создателя, — сказала Марья Алексевна: — у Верочки большой талант учить на фортепьянах, и
я за счастье почту, что она вхожа будет в такой дом; только учительница-то моя не совсем здорова, — Марья Алексевна говорила особенно громко, чтобы Верочка услышала и поняла появление перемирия, а сама,
при всем благоговении, так и впилась глазами в гостей: — не знаю, в силах ли будет выйти и показать вам пробу свою на фортепьянах. — Верочка, друг мой, можешь ты выйти, или нет?
— Милое дитя мое, вы удивляетесь и смущаетесь, видя человека,
при котором были вчера так оскорбляемы, который, вероятно, и сам участвовал в оскорблениях. Мой муж легкомыслен, но он все-таки лучше других повес. Вы его извините для
меня,
я приехала к вам с добрыми намерениями. Уроки моей племяннице — только предлог; но надобно поддержать его. Вы сыграете что-нибудь, — покороче, — мы пойдем в вашу комнату и переговорим. Слушайте
меня, дитя мое.
—
Я не сплетница, — отвечала она с неудовольствием: — сама не разношу вестей и мало их слушаю. — Это было сказано не без колкости,
при всем ее благоговении к посетителю. — Мало ли что болтают молодые люди между собою; этим нечего заниматься.
Михаил Иваныч лежал, и не без некоторого довольства покручивал усы. — «Это еще зачем пожаловала сюда-то? Ведь у
меня нет нюхательных спиртов от обмороков», думал он, вставая
при появлении матери. Но он увидел на ее лице презрительное торжество.
Обстоятельства были так трудны, что Марья Алексевна только махнула рукою. То же самое случилось и с Наполеоном после Ватерлооской битвы, когда маршал Груши оказался глуп, как Павел Константиныч, а Лафайет стал буянить, как Верочка: Наполеон тоже бился, бился, совершал чудеса искусства, — и остался не
при чем, и мог только махнуть рукой и сказать: отрекаюсь от всего, делай, кто хочет, что хочет и с собою, и со
мною.
Вам может казаться странным, что
я,
при своей заботливости о детях, решилась кончить дело с вами, не видев ту, которая будет иметь такое близкое отношение к моим детям.
Я всегда смотрю и думаю: отчего с посторонними людьми каждый так деликатен? отчего
при чужих людях все стараются казаться лучше, чем в своем семействе? — и в самом деле,
при посторонних людях бывают лучше, — отчего это?
— Ах, как весело будет! Только ты, мой миленький, теперь вовсе не говори со
мною, и не гляди на
меня, и на фортепьяно не каждый раз будем играть. И не каждый раз буду выходить
при тебе из своей комнаты. Нет, не утерплю, выйду всегда, только на одну минуточку, и так холодно буду смотреть на тебя, неласково. И теперь сейчас уйду в свою комнату. До свиданья, мой милый. Когда?
Каким образом Петровна видела звезды на Серже, который еще и не имел их, да если б и имел, то, вероятно, не носил бы
при поездках на службе Жюли, это вещь изумительная; но что действительно она видела их, что не ошиблась и не хвастала, это не она свидетельствует, это
я за нее также ручаюсь: она видела их. Это мы знаем, что на нем их не было; но у него был такой вид, что с точки зрения Петровны нельзя было не увидать на нем двух звезд, — она и увидела их; не шутя
я вам говорю: увидела.
И сидели они у наших, Данилыч, часа два, и наши с ними говорят просто, вот как
я с тобою, и не кланяются им, и смеются с ними; и наш-то сидит с генералом, оба развалившись, в креслах-то, и курят, и наш курит
при генерале, и развалился; да чего? — папироска погасла, так он взял у генерала-то, да и закурил свою-то.
Моя мать часто сердилась, иногда бивала
меня, но тогда, когда у нее, как она говорила, отнималась поясница от тасканья корчаг и чугунов, от мытья белья на нас пятерых и на пять человек семинаристов, и мытья полов, загрязненных нашими двадцатью ногами, не носившими калош, и ухода за коровой; это — реальное раздражение нерв чрезмерною работою без отдыха; и когда,
при всем этом, «концы не сходились», как она говорила, то есть нехватало денег на покупку сапог кому-нибудь из нас, братьев, или на башмаки сестрам, — тогда она бивала нас.
— Да, Вера Павловна, была. И
я была очень дерзкая, у
меня не было никакого стыда, и
я была всегда пьяная — у
меня оттого и болезнь, Вера Павловна, что,
при своей слабой груди, и слишком много пила.
Но
при всем моем стыде — смешно сказать, Вера Павловна:
при моем стыде, а ведь это правда, —
я все-таки сказала: «Как это вы захотели приласкать
меня, Александр Матвеич?» А он сказал: «Потому, Настенька, что вы теперь честная девушка».
Но только,
при всей скромности, уж как он любовался на
меня!
При этом подразумевалось бы: «
Я знаю, как стал бы ты держать себя, оставаясь: ведь так, чтобы ничем не обнаружить своего чувства, потому что только в этом случае ты и не будешь негодяем, оставаясь.
Я едва могла удержаться, чтобы не заплакать тут же
при всех, от радости такого неожиданного избавления.
Причина различения была основательная: «то, что ест, хотя по временам, простой народ, и
я смогу есть
при случае.
Когда
я отвел хозяина в сторону спросить его, кто вы,
я указал на вас глазами, потому что ведь вы все равно должны были заметить, что
я спрашиваю о вас, кто вы; следовательно, напрасно было бы не делать жестов, натуральных
при таком вопросе.
При всей дикости этого случая Рахметов был совершенно прав: и в том, что начал так, потому что ведь он прежде хорошо узнал обо
мне и только тогда уже начал дело, и в том, что так кончил разговор;
я действительно говорил ему не то, что думал, и он, действительно, имел право назвать
меня лжецом, и это нисколько не могло быть обидно, даже щекотливо для
меня «в настоящем случае», по его выражению, потому что такой был случай, и он, действительно, мог сохранять ко
мне прежнее доверие и, пожалуй, уважение.
В глазах Веры Павловны стало выражаться недоумение; ей все яснее думалось: «
я не знаю, что это? что же
мне думать?» О, Рахметов,
при всей видимой нелепости своей обстоятельной манеры изложения, был мастер, великий мастер вести дело! Он был великий психолог, он знал и умел выполнять законы постепенного подготовления.
Я часто слыхивал от них, то есть от этих и от подобных им, такие вещи, что тут же хохотал среди их патетических уверений, что, дескать, это для
меня было совершенно ничего, очень легко: разумеется, хохотал, когда уверения делались передо
мною человеком посторонним, и
при разговоре только вдвоем.
При порядочной прислуге разве не пошло бы все почти так же, хотя бы
я гораздо меньше занималась сама?
Но теперь
я дошел до такого обстоятельства, что,
при всей бесстыдной низости моих понятий, на
меня нападает робость, и думаю
я: «Не лучше ли было бы скрыть эту вещь?
И с тех пор как
я родилась, царства их стали падать быстро, быстро, и они вовсе падут, — из них следующая не могла заменить прежних, и они оставались
при ней.
Наскоро дав им аттестацию, Кирсанов пошел сказать больной, что дело удалось. Она
при первых его словах схватила его руку, и он едва успел вырвать, чтоб она не поцеловала ее. «Но
я не скоро пущу к вам вашего батюшку объявить вам то же самое, — сказал он: — он у
меня прежде прослушает лекцию о том, как ему держать себя». Он сказал ей, что он будет внушать ее отцу и что не отстанет от него, пока не внушит ему этого основательно.
— Но мое посещение
при нем могло бы вам показаться попыткою вмешательства в ваши отношения без вашего согласия. Вы знаете мое правило: не делать ничего без воли человека, в пользу которого
я хотел бы действовать.
Еще хорошо, что Катя так равнодушно перенесла, что
я погубил ее состояние, оно и
при моей-то жизни было больше ее, чем мое: у ее матери был капитал, у
меня мало; конечно,
я из каждого рубля сделал было двадцать, значит, оно, с другой стороны, было больше от моего труда, чем по наследству; и много же
я трудился! и уменье какое нужно было, — старик долго рассуждал в этом самохвальном тоне, — потом и кровью, а главное, умом было нажито, — заключил он и повторил в заключение предисловие, что такой удар тяжело перенести и что если б еще да Катя этим убивалась, то он бы, кажется, с ума сошел, но что Катя не только сама не жалеет, а еще и его, старика, поддерживает.
Конечно, первая мысль Катерины Васильевны была тогда,
при первом его вопросе о Кирсановой, что он влюблен в Веру Павловну. Но теперь было слишком видно, что этого вовсе нет. Сколько теперь знала его Катерина Васильевна, она даже думала, что Бьюмонт и не способен быть влюбленным. Любить он может, это так. Но если теперь он любит кого-нибудь, то «
меня», думала Катерина Васильевна.
—
Я одному удивляюсь, — продолжал Бьюмонт на следующий день (они опять ходили вдоль по комнатам, из которых в одной сидел Полозов): —
я одному удивляюсь, что
при таких условиях еще бывают счастливые браки.