Неточные совпадения
Теперь этот
дом отмечен каким ему следует нумером, а в 1852 году, когда еще не
было таких нумеров, на нем
была надпись: «
дом действительного статского советника Ивана Захаровича Сторешникова».
Так говорила надпись; но Иван Захарыч Сторешников умер еще в 1837 году, и с той поры хозяин
дома был сын его, Михаил Иванович, — так говорили документы.
Дом и тогда
был, как теперь, большой, с двумя воротами и четырьмя подъездами по улице, с тремя дворами в глубину. На самой парадной из лестниц на улицу, в бель — этаже, жила в 1852 году, как и теперь живет, хозяйка с сыном. Анна Петровна и теперь осталась, как тогда
была, дама видная. Михаил Иванович теперь видный офицер и тогда
был видный и красивый офицер.
Кто теперь живет на самой грязной из бесчисленных черных лестниц первого двора, в 4-м этаже, в квартире направо, я не знаю; а в 1852 году жил тут управляющий
домом, Павел Константиныч Розальский, плотный, тоже видный мужчина, с женою Марьею Алексевною, худощавою, крепкою, высокого роста дамою, с дочерью, взрослою девицею — она-то и
есть Вера Павловна — и 9–летним сыном Федею.
По должности он не имел доходов; по
дому — имел, но умеренные: другой получал бы гораздо больше, а Павел Константиныч, как сам говорил, знал совесть; зато хозяйка
была очень довольна им, и в четырнадцать лет управления он скопил тысяч до десяти капитала.
Так с неделю гостила знакомая, и все
было тихо в
доме: Марья Алексевна всю неделю не подходила к шкапчику (где стоял графин с водкой), ключ от которого никому не давала, и не била Матрену, и не била Верочку, и не ругалась громко.
Потом опять неделю
было смирно в
доме, и гостья не кричала, а только не выходила из комнаты и потом уехала.
А они у меня ее отняли, в воспитательный
дом отдали, — и узнать-то
было нельзя, где она — так и не видала ее и не знаю, жива ли она… чать, уж где
быть в живых!
— Гнусные люди! гадкие люди! я
была два года уличною женщиной в Париже, я полгода жила в
доме, где собирались воры, я и там не встречала троих таких низких людей вместе!
— Да, могу благодарить моего создателя, — сказала Марья Алексевна: — у Верочки большой талант учить на фортепьянах, и я за счастье почту, что она вхожа
будет в такой
дом; только учительница-то моя не совсем здорова, — Марья Алексевна говорила особенно громко, чтобы Верочка услышала и поняла появление перемирия, а сама, при всем благоговении, так и впилась глазами в гостей: — не знаю, в силах ли
будет выйти и показать вам пробу свою на фортепьянах. — Верочка, друг мой, можешь ты выйти, или нет?
Жюли стала объяснять выгоды: вы избавитесь от преследований матери, вам грозит опасность
быть проданной, он не зол, а только недалек, недалекий и незлой муж лучше всякого другого для умной женщины с характером, вы
будете госпожею в
доме.
Самолюбие
было раздражено вместе с сладострастием. Но оно
было затронуто и с другой стороны: «она едва ли пойдет за вас» — как? не пойдет за него, при таком мундире и
доме? нет, врешь, француженка, пойдет! вот пойдет же, пойдет!
— Maman, будемте рассуждать хладнокровно. Раньше или позже жениться надобно, а женатому человеку нужно больше расходов, чем холостому. Я бы мог, пожалуй, жениться на такой, что все доходы с
дома понадобились бы на мое хозяйство. А она
будет почтительною дочерью, и мы могли бы жить с вами, как до сих пор.
По всей вероятности, негодная Верка не хочет выходить замуж, — это даже несомненно, — здравый смысл
был слишком силен в Марье Алексевне, чтобы обольститься хитрыми ее же собственными раздумьями о Верочке, как о тонкой интриганке; но эта девчонка устраивает все так, что если выйдет (а чорт ее знает, что у ней на уме, может
быть, и это!), то действительно уже
будет полной госпожей и над мужем, и над его матерью, и над
домом, — что ж остается?
Для содержания сына в Петербурге ресурсы отца
были неудовлетворительны; впрочем, в первые два года Лопухов получал из
дому рублей по 35 в год, да еще почти столько же доставал перепискою бумаг по вольному найму в одном из кварталов Выборгской части, — только вот в это-то время он и нуждался.
— Благодарю вас; я
пью чай только
дома.
Через два дня в «Полицейских ведомостях»
было напечатано объявление, что «благородная девица, говорящая по — французски и по — немецки и проч., ищет места гувернантки и что спросить о ней можно у чиновника такого-то, в Коломне, в NN улице, в
доме NN».
— Да, это дело очень серьезное, мсье Лопухов. Уехать из
дома против воли родных, — это, конечно, уже значит вызывать сильную ссору. Но это, как я вам говорила,
было бы еще ничего. Если бы она бежала только от грубости и тиранства их, с ними
было бы можно уладить так или иначе, — в крайнем случае, несколько лишних денег, и они удовлетворены. Это ничего. Но… такая мать навязывает ей жениха; значит, жених богатый, очень выгодный.
— Позвольте мне
быть невежею, Марья Алексевна: я так расстроен, что надобно мне отдохнуть в приятном и уважаемом мною обществе; а такого общества я нигде не нахожу, кроме как в вашем
доме. Позвольте мне напроситься обедать у вас нынче и позвольте сделать некоторые поручения вашей Матрене. Кажется, тут
есть недалеко погреб Денкера, у него вино не бог знает какое, но хорошее.
— Прекрасно. Приходит ко мне знакомый и говорит, что в два часа
будет у меня другой знакомый; а я в час ухожу по делам; я могу попросить тебя передать этому знакомому, который зайдет в два часа, ответ, какой ему нужен, — могу я просить тебя об этом, если ты думаешь оставаться
дома?
— Да, я заведу со временем; это
будет моя цель. Теперь я принимаю заказы на
дому.
Это все равно, как иному хочется выстроить хороший
дом, другому — развести хороший сад или оранжерею, чтобы на них любоваться: так вот мне хочется завести хорошую швейную мастерскую, чтобы весело
было любоваться на нее.
Лопуховы бывают в гостях не так часто, почти только у Мерцаловых, да у матери и отца Мерцаловой; у этих добрых простых стариков
есть множество сыновей, занимающих порядочные должности по всевозможным ведомствам, и потому в
доме стариков, живущих с некоторым изобилием, Вера Павловна видит многоразличное и разнокалиберное общество.
Он отправился на свои обыкновенные занятия; за вечерним чаем говорил, что, кажется, совершенно все прошло, но поутру на другой день сказал, что ему надобно
будет несколько времени посидеть
дома.
Лопухов собирался завтра выйти в первый раз из
дому, Вера Павловна
была от этого в особенно хорошем расположении духа, радовалась чуть ли не больше, да и наверное больше, чем сам бывший больной. Разговор коснулся болезни, смеялись над нею, восхваляли шутливым тоном супружескую самоотверженность Веры Павловны, чуть — чуть не расстроившей своего здоровья тревогою из — за того, чем не стоило тревожиться.
— Ты дурно поступаешь со мною, Дмитрий. Я не могу не исполнить твоей просьбы. Но, в свою очередь, я налагаю на тебя одно условие. Я
буду бывать у вас; но, если я отправлюсь из твоего
дома не один, ты обязан сопровождать меня повсюду, и чтоб я не имел надобности звать тебя, — слышишь? — сам ты, без моего зова. Без тебя я никуда ни шагу, ни в оперу, ни к кому из знакомых, никуда.
Но он жалел каждой копейки на какую-нибудь пищу, кроме говядины; говядину он велел хозяйке брать самую отличную, нарочно для него самые лучшие куски, но остальное
ел у себя
дома все только самое дешевое.
Но у него беспрестанно бывали люди, то все одни и те же, то все новые; для этого у него
было положено:
быть всегда
дома от 2 до З часов; в это время он говорил о делах и обедал.
Но я не говорил того, что я знаю все от него, и я не мог бы этого сказать, потому что, действительно, знаю все не от него, а от Дмитрия Сергеича, который просидел у меня часа два; я
был предуведомлен, что он
будет у меня, потому и находился
дома, он сидел у меня часа два или более после того, как он написал записку, столько огорчившую вас.
А Гороховая улица, этак, выйдет уж самое главное действующее лицо, потому что без нее не
было б и
домов, стоящих на ней, значит, и
дома Сторешникова, значит, не
было бы и управляющего этим
домом, и дочери управляющего этим
домом не
было бы, а тогда ведь и всего рассказа вовсе бы не
было.
Как
быть с таким человеком, чтобы
дом показался ему именно
домом, а не дворцом?
Надобно на той же картинке нарисовать хоть маленький уголок дворца; он по этому уголку увидит, что дворец — это, должно
быть, штука совсем уж не того масштаба, как строение, изображенное на картинке, и что это строение, действительно, должно
быть не больше, как простой, обыкновенный
дом, в каких, или даже получше, всем следовало бы жить.
«Маша, вы не ждите меня обедать: я не
буду ныне обедать
дома».
— «Да везде, где тепло и хорошо, — говорит старшая сестра: — на лето, когда здесь много работы и хорошо, приезжает сюда множество всяких гостей с юга; мы
были в
доме, где вся компания из одних вас; но множество
домов построено для гостей, в других и разноплеменные гости и хозяева поселяются вместе, кому как нравится, такую компанию и выбирает.
впрочем, отчий-то
дом был не слишком мил и в самом деле. Так я
пою ему: я уйду с тобою. Как вы думаете, что он мне отвечает?