Неточные совпадения
Дальше
не будет таинственности, ты всегда будешь за двадцать страниц вперед видеть развязку
каждого положения, а на первый случай я скажу тебе и развязку всей повести: дело кончится весело, с бокалами, песнью:
не будет ни эффектности, никаких прикрас.
Автору
не до прикрас, добрая публика, потому что он все думает о том, какой сумбур у тебя в голове, сколько лишних, лишних страданий делает
каждому человеку дикая путаница твоих понятий.
Словом, Сторешников с
каждым днем все тверже думал жениться, и через неделю, когда Марья Алексевна, в воскресенье, вернувшись от поздней обедни, сидела и обдумывала, как ловить его, он сам явился с предложением. Верочка
не выходила из своей комнаты, он мог говорить только с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она с своей стороны считает себе за большую честь, но, как любящая мать, должна узнать мнение дочери и просит пожаловать за ответом завтра поутру.
Было перемирие, было спокойствие, но с
каждым днем могла разразиться гроза, и у Верочки замирало сердце от тяжелого ожидания —
не нынче, так завтра или Михаил Иваныч, или Марья Алексевна приступят с требованием согласия, — ведь
не век же они будут терпеть.
Но теперь чаще и чаще стали другие случаи: порядочные люди стали встречаться между собою. Да и как же
не случаться этому все чаще и чаще, когда число порядочных людей растет с
каждым новым годом? А со временем это будет самым обыкновенным случаем, а еще со временем и
не будет бывать других случаев, потому что все люди будут порядочные люди. Тогда будет очень хорошо.
Отец его, рязанский мещанин, жил, по мещанскому званию, достаточно, то есть его семейство имело щи с мясом
не по одним воскресеньям, и даже пило чай
каждый день.
Осматривая собравшихся гостей, Лопухов увидел, что в кавалерах нет недостатка: при
каждой из девиц находился молодой человек, кандидат в женихи или и вовсе жених. Стало быть, Лопухова пригласили
не в качестве кавалера; зачем же? Подумавши, он вспомнил, что приглашению предшествовало испытание его игры на фортепьяно. Стало быть, он позван для сокращения расходов, чтобы
не брать тапера. «Хорошо, — подумал он: — извините, Марья Алексевна», и подошел к Павлу Константинычу.
— Вот видите, как жалки женщины, что если бы исполнилось задушевное желание
каждой из них, то на свете
не осталось бы ни одной женщины.
— Все равно, как
не осталось бы на свете ни одного бедного, если б исполнилось задушевное желание
каждого бедного. Видите, как же
не жалки женщины! Столько же жалки, как и бедные. Кому приятно видеть бедных? Вот точно так же неприятно мне видеть женщин с той поры, как я узнал их тайну. А она была мне открыта моею ревнивою невестою в самый день обручения. До той поры я очень любил бывать в обществе женщин; после того, — как рукою сняло. Невеста вылечила.
И ведь
не хвастался, что у него богатая невеста:
каждое слово из него надобно было клещами вытягивать.
Ошибаться может
каждый, ошибки могут быть нелепы, если человек судит о вещах, чуждых его понятиям; но было бы несправедливо выводить из нелепых промахов Марьи Алексевны, что ее расположение к Лопухову основывалось лишь на этих вздорах: нет, никакие фантазии о богатой невесте и благочестии Филиппа Эгалите ни на минуту
не затмили бы ее здравого смысла, если бы в действительных поступках и словах Лопухова было заметно для нее хотя что-нибудь подозрительное.
— Нет еще, Вера Павловна; но
не унывайте, найдется.
Каждый день я бываю в двух, в трех семействах. Нельзя же, чтобы
не нашлось, наконец, порядочное, в котором можно жить.
Я
не из тех художников, у которых в
каждом слове скрывается какая-нибудь пружина, я пересказываю то, что думали и делали люди, и только; если какой-нибудь поступок, разговор, монолог в мыслях нужен для характеристики лица или положения, я рассказываю его, хотя бы он и
не отозвался никакими последствиями в дальнейшем ходе моего романа.
А мужчина говорит, и этот мужчина Дмитрий Сергеич: «это все для нас еще пустяки, милая маменька, Марья Алексевна! а настоящая-то важность вот у меня в кармане: вот, милая маменька, посмотрите, бумажник, какой толстый и набит все одними 100–рублевыми бумажками, и этот бумажник я вам, мамаша, дарю, потому что и это для нас пустяки! а вот этого бумажника, который еще толще, милая маменька, я вам
не подарю, потому что в нем бумажек нет, а в нем все банковые билеты да векселя, и
каждый билет и вексель дороже стоит, чем весь бумажник, который я вам подарил, милая маменька, Марья Алексевна!» — Умели вы, милый сын, Дмитрий Сергеич, составить счастье моей дочери и всего нашего семейства; только откуда же, милый сын, вы такое богатство получили?
Сначала
каждая девушка брала всю ее и расходовала отдельно от других: у
каждой были безотлагательные надобности, и
не было привычки действовать дружно.
Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по городам и селам и хватает жертвы даже из самых заботливых рук; — но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я в твоей беде
не виновата, и ты, мой друг, в ней
не виновата»; все-таки
каждая из этих обыкновенных историй приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше дела: иногда нужно бывало искать, чтобы помочь; чаще искать
не было нужды, надобно было только помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и
не о чем будет плакать».
Тут всего было: танцовали в 16 пар, и только в 12 пар, зато и в 18, одну кадриль даже в 20 пар; играли в горелки, чуть ли
не в 22 пары, импровизировали трое качелей между деревьями; в промежутках всего этого пили чай, закусывали; с полчаса, — нет, меньше, гораздо меньше, чуть ли
не половина компании даже слушала спор Дмитрия Сергеича с двумя студентами, самыми коренными его приятелями из всех младших его приятелей; они отыскивали друг в друге неконсеквентности, модерантизм, буржуазность, — это были взаимные опорочиванья; но, в частности, у
каждого отыскивался и особенный грех.
Каждый из них — человек отважный,
не колеблющийся,
не отступающий, умеющий взяться за дело, и если возьмется, то уже крепко хватающийся за него, так что оно
не выскользнет из рук: это одна сторона их свойств: с другой стороны,
каждый из них человек безукоризненной честности, такой, что даже и
не приходит в голову вопрос: «можно ли положиться на этого человека во всем безусловно?» Это ясно, как то, что он дышит грудью; пока дышит эта грудь, она горяча и неизменна, — смело кладите на нее свою голову, на ней можно отдохнуть.
И
не только нравственно развилась она: если красота женщины настоящая красота, то у нас на севере женщина долго хорошеет с
каждым годом.
И действительно, она порадовалась; он
не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые должен был проводить в гошпитале и Академии; так прожила она около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем, что было с
каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они
каждый день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
Но пока итальянской оперы для всего города нет, можно лишь некоторым, особенно усердным меломанам пробавляться кое-какими концертами, пока 2–я часть «Мертвых душ»
не была напечатана для всей публики, только немногие, особенно усердные любители Гоголя изготовляли,
не жалея труда,
каждый для себя, рукописные экземпляры ее.
Кирсанов лежит на диване, курит и думает: «Будь честен, то есть расчетлив,
не просчитывайся в расчете, помни сумму, помни, что она больше своей части, то есть, твоя человеческая натура сильнее, важнее для тебя, чем
каждое отдельное твое стремление, предпочитай же ее выгоды выгодам
каждого отдельного твоего стремления, если они как-нибудь разноречат, — вот только и всего, это и называется попросту: будь честен, и все будет отлично.
Будет время, когда все потребности натуры
каждого человека будут удовлетворяться вполне, это мы с тобою знаем; но мы оба одинаково твердо знаем, что это время еще
не пришло.
— Я на твоем месте, Александр, говорил бы то же, что ты; я, как ты, говорю только для примера, что у тебя есть какое-нибудь место в этом вопросе; я знаю, что он никого из нас
не касается, мы говорим только, как ученые, о любопытных сторонах общих научных воззрений, кажущихся нам справедливыми; по этим воззрениям,
каждый судит о всяком деле с своей точки зрения, определяющейся его личными отношениями к делу, я только в этом смысле говорю, что на твоем месте стал бы говорить точно так же, как ты.
Отчего Кирсанов
не вальсирует на этой бесцеремонной вечеринке, на которой сам Лопухов вальсирует, потому что здесь общее правило: если ты семидесятилетний старик, но попался сюда, изволь дурачиться вместе с другими; ведь здесь никто ни на кого
не смотрит, у
каждого одна мысль — побольше шуму, побольше движенья, то есть побольше веселья
каждому и всем, — отчего же Кирсанов
не вальсирует?
Это всегда так бывает: если явилось в человеке настроение искать чего-нибудь, он во всем находит то, чего ищет; пусть
не будет никакого следа, а он так вот и видит ясный след; пусть
не будет и тени, а он все-таки видит
не только тень его, что ему нужно, но и все, что ему нужно, видит в самых несомненных чертах, и эти черты с
каждым новым взглядом, с
каждою новою мыслью его делаются все яснее.
А после обеда Маше дается 80 кол. сер. на извозчика, потому что она отправляется в целых четыре места, везде показать записку от Лопухова, что, дескать, свободен я, господа, и рад вас видеть; и через несколько времени является ужасный Рахметов, а за ним постепенно набирается целая ватага молодежи, и начинается ожесточенная ученая беседа с непомерными изобличениями
каждого чуть
не всеми остальными во всех возможных неконсеквентностях, а некоторые изменники возвышенному прению помогают Вере Павловне кое-как убить вечер, и в половине вечера она догадывается, куда пропадала Маша, какой он добрый!
Да, при всей дикости его манеры,
каждый оставался убежден, что Рахметов поступил именно так, как благоразумнее и проще всего было поступить, и свои страшные резкости, ужаснейшие укоризны он говорил так, что никакой рассудительный человек
не мог ими обижаться, и, при всей своей феноменальной грубости, он был, в сущности, очень деликатен.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в
каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же
не останется времени — так и быть, потому что это
не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России,
не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Понаслаждался, послушал, как дамы убиваются, выразил три раза мнение, что «это безумие»-то есть,
не то, что дамы убиваются, а убить себя отчего бы то ни было, кроме слишком мучительной и неизлечимой физической болезни или для предупреждения какой-нибудь мучительной неизбежной смерти, например, колесования; выразил это мнение
каждый раз в немногих, но сильных словах, по своему обыкновению, налил шестой стакан, вылил в него остальные сливки, взял остальное печенье, — дамы уже давно отпили чай, — поклонился и ушел с этими материалами для финала своего материального наслаждения опять в кабинет, уже вполне посибаритствовать несколько, улегшись на диване, на каком спит
каждый, но который для него нечто уже вроде капуанской роскоши.
Если бы вы были в спокойном состоянии духа, вы
не только знали бы ее наизусть, форма
каждой буквы навеки врезалась бы в вашей памяти, так долго и внимательно вы смотрели на нее.
Те читатели, которые близко знают живых людей этого типа, надеюсь, постоянно видели с самого начала, что главные мои действующие лица — нисколько
не идеалы, а люди вовсе
не выше общего уровня людей своего типа, что
каждый из людей их типа переживал
не два,
не три события, в которых действовал нисколько
не хуже того, как они у меня.
Но
каждый порядочный человек вовсе
не счел бы геройством поступить на месте этих изображенных мною людей точно так же, как они, и совершенно готов к этому, если бы так случилось, и много раз поступал
не хуже в случаях
не менее, или даже и более трудных, и все-таки
не считает себя удивительным человеком, а только думает о себе, что я, дескать, так себе, ничего, довольно честный человек.
Вера Павловна, возвратившись в Петербург, увидела, что если и нужно ей бывать в этой швейной, то разве изредка, ненадолго; что если она продолжает бывать там почти
каждый день, то, собственно, потому только, что ее влечет туда ее привязанность, и что там встречает ее привязанность; может быть, на несколько времени еще и
не вовсе бесполезны ее посещения, все-таки Мерцалова еще находит иногда нужным советоваться с нею; но это берет так мало времени и бывает все реже; а скоро Мерцалова приобретет столько опытности, что вовсе перестанет нуждаться в Вере Павловне.
Целые армии пехоты разгонялись, как стада овец, несколькими сотнями всадников; до той поры, когда явились на континент английские пехотинцы из гордых, самостоятельных мелких землевладельцев, у которых
не было этой боязни, которые привыкли никому
не уступать без боя; как только пришли во Францию эти люди, у которых
не было предубеждения, что они должны бежать перед конницею, — конница, даже далеко превосходившая их числом, была разбиваема ими при
каждой встрече; знаешь, знаменитые поражения французских конных армий малочисленными английскими пехотинцами и при Кресси, и при Пуатье, и при Азенкуре.
Я, нисколько
не совестясь, уж очень много компрометировал Веру Павловну со стороны поэтичности; например,
не скрывал того, что она
каждый день обедала, и вообще с аппетитом, а кроме того, по два раза в день пила чай.
Но как хорошо
каждый день поутру брать ванну; сначала вода самая теплая, потом теплый кран завертывается, открывается кран, по которому стекает вода, а кран с холодной водой остается открыт и вода в ванне незаметно, незаметно свежеет, свежеет, как это хорошо! Полчаса, иногда больше, иногда целый час
не хочется расставаться с ванною…
Каждый, если
не сам испытал, то хоть начитался, какая разница для девушки или юноши между тем вечером, который просто вечер, и тем вечером, на котором с нею ее милый или с ним его милая, между оперою, которую слушаешь и только, и тою оперою, которую слушаешь, сидя рядом с тем или с тою, в кого влюблен.
«Знаешь эти сказки про людей, которые едят опиум: с
каждым годом их страсть растет. Кто раз узнал наслаждение, которое дает она, в том она уж никогда
не ослабеет, а все только усиливается».
«Будто мой аппетит ослабевает, будто мой вкус тупеет оттого, что я
не голодаю, а
каждый день обедаю без помехи и хорошо. Напротив, мой вкус развивается оттого, что мой стол хорош. А аппетит я потеряю только вместе с жизнью, без него нельзя жить» (это уж грубый материализм, замечаю я вместе с проницательным читателем).
Эти домы,
не роскошные снаружи, — какое богатство изящества и высокого уменья наслаждаться показывают они внутри: на
каждую вещь из мебели и посуды можно залюбоваться.
И вот должна явиться перед ним женщина, которую все считают виновной в страшных преступлениях: она должна умереть, губительница Афин,
каждый из судей уже решил это в душе; является перед ними Аспазия, эта обвиненная, и они все падают перед нею на землю и говорят: «Ты
не можешь быть судима, ты слишком прекрасна!» Это ли
не царство красоты?
Лицо богини ее самой лицо, это ее живое лицо, черты которого так далеки от совершенства, прекраснее которого видит она
каждый день
не одно лицо; это ее лицо, озаренное сиянием любви, прекраснее всех идеалов, завещанных нам скульпторами древности и великими живописцами великого века живописи, да, это она сама, но озаренная сиянием любви, она, прекраснее которой есть сотни лиц в Петербурге, таком бедном красотою, она прекраснее Афродиты Луврской, прекраснее доселе известных красавиц.
Но больше, еще гораздо больше могущества и прелести дается
каждой из этих сил во мне тем новым, что есть во мне, чего
не было ни в одной из прежних цариц.
Мы
не очень далеко, ты видишь, от южной границы возделанного пространства, горная часть полуострова еще остается песчаною, бесплодною степью, какою был в твое время весь полуостров; с
каждым годом люди, вы русские, все дальше отодвигаете границу пустыни на юг.
И какой оркестр, более ста артистов и артисток, но особенно, какой хор!» — «Да, у вас в целой Европе
не было десяти таких голосов, каких ты в одном этом зале найдешь целую сотню, и в
каждом другом столько же: образ жизни
не тот, очень здоровый и вместе изящный, потому и грудь лучше, и голос лучше», — говорит светлая царица.
У них вечер, будничный, обыкновенный вечер, они
каждый вечер так веселятся и танцуют; но когда же я видела такую энергию веселья? но как и
не иметь их веселью энергии, неизвестной нам?
Нет,
не много поколений: моя работа идет теперь быстро, все быстрее с
каждым годом, но все-таки ты еще
не войдешь в это полное царство моей сестры; по крайней мере, ты видела его, ты знаешь будущее.
Другие,
не так давно поступившие в мастерскую, были менее развиты, но все-таки с
каждою из них можно было говорить, как с девушкою, уже имеющею некоторое образование.
На зонтик для
каждой вышло бы 50 р., та, которая
не имела бы зонтика, терпела бы потери в платье больше, чем на 2 руб.