Неточные совпадения
— Ах, да
на них меньше узора, чем
на тех, которые
вы мне вышили!
Это, я знаю, у
вас в книгах писано, Верочка, что только нечестным да злым и хорошо жить
на свете.
Я бы ничего не имела возразить, если бы
вы покинули Адель для этой грузинки, в ложе которой были с ними обоими; но променять француженку
на русскую… воображаю! бесцветные глаза, бесцветные жиденькие волосы, бессмысленное, бесцветное лицо… виновата, не бесцветное, а, как
вы говорите, кровь со сливками, то есть кушанье, которое могут брать в рот только ваши эскимосы!
— Simon, будьте так добры: завтра ужин
на шесть персон, точно такой, как был, когда я венчался у
вас с Бертою, — помните, пред рождеством? — и в той же комнате.
— В первом-то часу ночи? Поедем — ка лучше спать. До свиданья, Жан. До свиданья, Сторешников. Разумеется,
вы не будете ждать Жюли и меня
на ваш завтрашний ужин:
вы видите, как она раздражена. Да и мне, сказать по правде, эта история не нравится. Конечно,
вам нет дела до моего мнения. До свиданья.
Но я предупреждаю
вас: если
вы осмелитесь подойти ко мне в театре,
на улице, где-нибудь, — я даю
вам пощечину.
— Если
вы будете выламывать дверь, я разобью окно и стану звать
на помощь. А
вам не дамся в руки живая.
— Да, могу благодарить моего создателя, — сказала Марья Алексевна: — у Верочки большой талант учить
на фортепьянах, и я за счастье почту, что она вхожа будет в такой дом; только учительница-то моя не совсем здорова, — Марья Алексевна говорила особенно громко, чтобы Верочка услышала и поняла появление перемирия, а сама, при всем благоговении, так и впилась глазами в гостей: — не знаю, в силах ли будет выйти и показать
вам пробу свою
на фортепьянах. — Верочка, друг мой, можешь ты выйти, или нет?
— Милое дитя мое, — сказала Жюли, вошедши в комнату Верочки: — ваша мать очень дурная женщина. Но чтобы мне знать, как говорить с
вами, прошу
вас, расскажите, как и зачем
вы были вчера в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер. Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с
вами можно говорить,
вы имеете характер, — и в самых осторожных, деликатных выражениях рассказала ей о вчерашнем пари;
на это Верочка отвечала рассказом о предложении кататься.
— Да, ваша мать не была его сообщницею и теперь очень раздражена против него. Но я хорошо знаю таких людей, как ваша мать. У них никакие чувства не удержатся долго против денежных расчетов; она скоро опять примется ловить жениха, и чем это может кончиться, бог знает; во всяком случае,
вам будет очень тяжело.
На первое время она оставит
вас в покое; но я
вам говорю, что это будет не надолго. Что
вам теперь делать? Есть у
вас родные в Петербурге?
Как величественно сидит она, как строго смотрит! едва наклонила голову в ответ
на его поклон. «Очень рада
вас видеть, прошу садиться». — Ни один мускул не пошевелился в ее лице. Будет сильная головомойка, — ничего, ругай, только спаси.
— Итак (после паузы),
вы подобно мне полагаете, что никто другой не в состоянии помочь
вам, — выслушайте же, что я могу и хочу сделать для
вас; если предлагаемое мною пособие покажется
вам достаточно, я выскажу условия,
на которых согласна оказать его.
В таком случае, — продолжает Жюли все тем же длинным, длинным тоном официальных записок, — она отправит письмо
на двух условиях — «
вы можете принять или не принять их, —
вы принимаете их, — я отправляю письмо;
вы отвергаете их, — я жгу письмо», и т. д., все в этой же бесконечной манере, вытягивающей душу из спасаемого.
Он согласен, и
на его лице восторг от легкости условий, но Жюли не смягчается ничем, и все тянет, и все объясняет… «первое — нужно для нее, второе — также для нее, но еще более для
вас: я отложу ужин
на неделю, потом еще
на неделю, и дело забудется; но
вы поймете, что другие забудут его только в том случае, когда
вы не будете напоминать о нем каким бы то ни было словом о молодой особе, о которой» и т. д.
Но я нахожу, что женитьба
на молодой особе, о которой мы говорим, была бы выгодна для
вас.
Женитьба
на ней несмотря
на низкость ее происхождения и, сравнительно с
вами, бедность, очень много двинула бы вперед вашу карьеру: она, будучи введена в большой свет, при ваших денежных средствах, при своей красоте, уме и силе характера, заняла бы в нем блестящее место; выгоды от этого для всякого мужа понятны.
— Maman, будемте рассуждать хладнокровно. Раньше или позже жениться надобно, а женатому человеку нужно больше расходов, чем холостому. Я бы мог, пожалуй, жениться
на такой, что все доходы с дома понадобились бы
на мое хозяйство. А она будет почтительною дочерью, и мы могли бы жить с
вами, как до сих пор.
—
Вам должна быть известна моя воля… Я не могу согласиться
на такой странный, можно сказать, неприличный брак.
— Возьмите ее себе. Можете израсходовать до 100 рублей
на отделку. Прибавляю
вам и жалованья 240 р. в год.
— Но если так, я прошу у
вас одной пощады:
вы теперь еще слишком живо чувствуете, как я оскорбил
вас… не давайте мне теперь ответа, оставьте мне время заслужить ваше прощение! Я кажусь
вам низок, подл, но посмотрите, быть может, я исправлюсь, я употреблю все силы
на то, чтоб исправиться! Помогите мне, не отталкивайте меня теперь, дайте мне время, я буду во всем слушаться
вас!
Вы увидите, как я покорен; быть может,
вы увидите во мне и что-нибудь хорошее, дайте мне время.
И учитель узнал от Феди все, что требовалось узнать о сестрице; он останавливал Федю от болтовни о семейных делах, да как
вы помешаете девятилетнему ребенку выболтать
вам все, если не запугаете его?
на пятом слове
вы успеваете перервать его, но уж поздно, — ведь дети начинают без приступа, прямо с сущности дела; и в перемежку с другими объяснениями всяких других семейных дел учитель слышал такие начала речей: «А у сестрицы жених-то богатый!
— А
на чем
вы играете, Дмитрий Сергеич? — спросила она.
— Мы все говорили обо мне, — начал Лопухов: — а ведь это очень нелюбезно с моей стороны, что я все говорил о себе. Теперь я хочу быть любезным, — говорить о
вас! Вера Павловна. Знаете, я был о
вас еще гораздо худшего мнения, чем
вы обо мне. А теперь… ну, да это после. Но все-таки, я не умею отвечать себе
на одно. Отвечайте
вы мне. Скоро будет ваша свадьба?
— Вот
вы говорите, что останетесь здесь доктором; а здешним докторам, слава богу, можно жить: еще не думаете о семейной жизни, или имеете девушку
на примете?
Потому, если
вам укажут хитреца и скажут: «вот этого человека никто не проведет» — смело ставьте 10 р. против 1 р., что
вы, хоть
вы человек и не хитрый, проведете этого хитреца, если только захотите, а еще смелее ставьте 100 р. против 1 р., что он сам себя
на чем-нибудь водит за нос, ибо это обыкновеннейшая, всеобщая черта в характере у хитрецов,
на чем-нибудь водить себя за нос.
— Конечно, у него не то
на уме, Марья Алексевна, а я все-таки очень
вам благодарен, Марья Алексевна, за ваше наблюдение.
— А что, Дмитрий Сергеич, я хочу у
вас спросить: прошлого французского короля отец, того короля,
на место которого нынешний Наполеон сел, велел в папскую веру креститься?
— Хорошо. Посмотрим, не поймаю ли я
вас на вопросах о себе.
— Люди, говорящие разные пустяки, могут говорить о нем, как им угодно; люди, имеющие правильный взгляд
на жизнь, скажут, что
вы поступили так, как следовало
вам поступить; если
вы так сделали, значит, такова была ваша личность, что нельзя
вам было поступить иначе при таких обстоятельствах, они скажут, что
вы поступили по необходимости вещей, что, собственно говоря,
вам и не было другого выбора.
Конечно, и то правда, что, подписывая
на пьяной исповеди Марьи Алексевны «правда», Лопухов прибавил бы: «а так как, по вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие; что же касается до глупости народа, которую
вы считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха делу; но
вы сами не будете спорить, Марья Алексевна, что люди довольно скоро умнеют, когда замечают, что им выгодно стало поумнеть, в чем прежде не замечалась ими надобность;
вы согласитесь также, что прежде и не было им возможности научиться уму — разуму, а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
Пришедши через два дня
на урок, он должен был сказать Верочке: «советую
вам оставить мысль о том, чтобы сделаться актрисою».
— Ах, боже мой! И все замечания, вместо того чтобы говорить дело. Я не знаю, что я с
вами сделала бы — я
вас на колени поставлю: здесь нельзя, — велю
вам стать
на колени
на вашей квартире, когда
вы вернетесь домой, и чтобы ваш Кирсанов смотрел и прислал мне записку, что
вы стояли
на коленях, — слышите, что я с
вами сделаю?
— Нет, мой друг, это возбудит подозрения. Ведь я бываю у
вас только для уроков. Мы сделаем вот что. Я пришлю по городской почте письмо к Марье Алексевне, что не могу быть
на уроке во вторник и переношу его
на среду. Если будет написано:
на среду утро — значит, дело состоялось;
на среду вечер — неудача. Но почти несомненно «
на утро». Марья Алексевна это расскажет и Феде, и
вам, и Павлу Константинычу.
— Как долго! Нет, у меня не достанет терпенья. И что ж я узнаю из письма? Только «да» — и потом ждать до среды! Это мученье! Если «да», я как можно скорее уеду к этой даме. Я хочу знать тотчас же. Как же это сделать? Я сделаю вот что: я буду ждать
вас на улице, когда
вы пойдете от этой дамы.
Но
вы садитесь
на эту скамью и ждите.
— Пойдемте домой, мой друг, я
вас провожу. Поговорим. Я через несколько минут скажу, в чем неудача. А теперь дайте подумать. Я все еще не собрался с мыслями. Надобно придумать что-нибудь новое. Не будем унывать, придумаем. — Он уже прибодрился
на последних словах, но очень плохо.
— У
вас есть и кондитерская недалеко? Не знаю, найдется ли готовый пирог из грецких орехов, —
на мой вкус, это самый лучший пирог, Марья Алексевна; но если нет такого, — какой есть, не взыщите.
— Ведь мы с
вами, Марья Алексевна, старые воробьи, нас
на мякине не проведешь.
— Все основано
на деньгах, говорите
вы, Дмитрий Сергеич; у кого деньги, у того власть и право, говорят ваши книги; значит, пока женщина живет
на счет мужчины, она в зависимости от него, — так — с, Дмитрий Сергеич?
— Хорошо, поезжай поскорее. Он к
вам нынче вечером зайдет, маменька. А
вы не сердитесь
на меня, маменька.
Вы перестаете быть важным действующим лицом в жизни Верочки, Марья Алексевна, и, расставаясь с
вами, автор этого рассказа просит
вас не сетовать
на то, что
вы отпускаетесь со сцены с развязкою, несколько невыгодной для
вас.
Вся ваша прежняя жизнь привела
вас к заключению, что люди делятся
на два разряда — дураков и плутов: «кто не дурак, тот плут, непременно плут, думали
вы, а не плутом может быть только дурак».
Ваш взгляд
на людей уже совершенно сформировался, когда
вы встретили первую женщину, которая не была глупа и не была плутовка;
вам простительно было смутиться, остановиться в раздумье, не знать, как думать о ней, как обращаться с нею.
Ваш взгляд
на людей уже совершенно сформировался, когда
вы встретили первого благородного человека, который не был простодушным, жалким ребенком, знал жизнь не хуже
вас, судил о ней не менее верно, чем
вы, умел делать дело не менее основательно, чем
вы:
вам простительно было ошибиться и принять его за такого же пройдоху, как
вы.
Вы вывели вашего мужа из ничтожества, приобрели себе обеспечение
на старость лет, — это вещи хорошие, и для
вас были вещами очень трудными.
Конечно,
вы остались бы довольны и этим, потому что
вы и не думали никогда претендовать
на то, что
вы мила или добра; в минуту невольной откровенности
вы сами признавали, что
вы человек злой и нечестный, и не считали злобы и нечестности своей бесчестьем для себя, доказывая, что иною
вы не могли быть при обстоятельствах вашей жизни.
Вы, разумеется, рады были бы изжарить
на медленном огне вашу дочь и ее мужа, но
вы умели обуздать мстительное влечение, чтобы холодно рассудить о деле, и поняли, что изжарить их не удалось бы
вам; а ведь это великое достоинство, Марья Алексевна, уметь понимать невозможность!
— Мое дитя,
вы могли бы иметь хороший успех, у
вас есть мастерство и вкус. Но для этого надобно иметь пышный магазин
на Невском.
Кончилось тем, что Жюли вздумала хвалиться силою: «Я
вас подниму
на воздух одною рукою».
Каким образом Петровна видела звезды
на Серже, который еще и не имел их, да если б и имел, то, вероятно, не носил бы при поездках
на службе Жюли, это вещь изумительная; но что действительно она видела их, что не ошиблась и не хвастала, это не она свидетельствует, это я за нее также ручаюсь: она видела их. Это мы знаем, что
на нем их не было; но у него был такой вид, что с точки зрения Петровны нельзя было не увидать
на нем двух звезд, — она и увидела их; не шутя я
вам говорю: увидела.