Неточные совпадения
Он долго не мог отыскать свою шляпу; хоть раз пять брал ее в руки, но не видел, что берет ее. Он был
как пьяный; наконец понял, что это под рукою у него именно шляпа, которую он ищет, вышел в переднюю, надел пальто; вот он уже подходит к воротам: «кто это бежит
за мною? верно, Маша… верно с нею дурно!» Он обернулся — Вера Павловна бросилась ему на шею, обняла, крепко поцеловала.
Я хватаюсь
за слово «знаю» и говорю: ты этого не знаешь, потому что этого тебе еще не сказано, а ты знаешь только то, что тебе скажут; сам ты ничего не знаешь, не знаешь даже того, что тем,
как я начал повесть, я оскорбил, унизил тебя.
Я сердит на тебя
за то, что ты так зла к людям, а ведь люди — это ты: что же ты так зла к самой себе. Потому я и браню тебя. Но ты зла от умственной немощности, и потому, браня тебя, я обязан помогать тебе. С чего начать оказывание помощи? да хоть с того, о чем ты теперь думаешь: что это
за писатель, так нагло говорящий со мною? — я скажу тебе,
какой я писатель.
— Знаю: коли не о свадьбе, так известно о чем. Да не на таковских напал. Мы его в бараний рог согнем. В мешке в церковь привезу,
за виски вокруг налоя обведу, да еще рад будет. Ну, да нечего с тобой много говорить, и так лишнее наговорила: девушкам не следует этого знать, это материно дело. А девушка должна слушаться, она еще ничего не понимает. Так будешь с ним говорить,
как я тебе велю?
Сторешников был в восторге:
как же? — он едва цеплялся
за хвост Жана, Жан едва цеплялся
за хвост Сержа, Жюли — одна из первых француженок между француженками общества Сержа, — честь, великая честь!
— Ваша дочь нравится моей жене, теперь надобно только условиться в цене и, вероятно, мы не разойдемся из —
за этого. Но позвольте мне докончить наш разговор о нашем общем знакомом. Вы его очень хвалите. А известно ли вам, что он говорит о своих отношениях к вашему семейству, — например, с
какою целью он приглашал нас вчера в вашу ложу?
— Я не знаю, — ведь я вчера поутру, когда вставала, не знала, что мне захочется полюбить вас;
за несколько часов до того,
как полюбила вас, не знала, что полюблю, и не знала,
как это я буду чувствовать, когда полюблю вас.
Самолюбие было раздражено вместе с сладострастием. Но оно было затронуто и с другой стороны: «она едва ли пойдет
за вас» —
как? не пойдет
за него, при таком мундире и доме? нет, врешь, француженка, пойдет! вот пойдет же, пойдет!
Словом, Сторешников с каждым днем все тверже думал жениться, и через неделю, когда Марья Алексевна, в воскресенье, вернувшись от поздней обедни, сидела и обдумывала,
как ловить его, он сам явился с предложением. Верочка не выходила из своей комнаты, он мог говорить только с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она с своей стороны считает себе
за большую честь, но,
как любящая мать, должна узнать мнение дочери и просит пожаловать
за ответом завтра поутру.
Марья Алексевна сказала кухарке: «не надо». — «Экой зверь
какой, Верка-то!
Как бы не
за рожу ее он ее брал, в кровь бы ее всю избить, а теперь
как тронуть? Изуродует себя. проклятая!».
Как только она позвала Верочку к папеньке и маменьке, тотчас же побежала сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не сказала; младшая горничная не могла взять в толк,
за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не скрывала; ей сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
— Мне давно было известно, что Мишель волочится
за вашей дочерью. Я не мешала этому, потому что молодому человеку нельзя же жить без развлечений. Я снисходительна к шалостям молодых людей. Но я не потерплю унижения своей фамилии.
Как ваша дочь осмелилась забрать себе в голову такие виды?
— Осел! подлец! убил! зарезал! Вот же тебе! — муж получил пощечину. — Вот же тебе! — другая пощечина. — Вот
как тебя надобно учить, дурака! — Она схватила его
за волоса и начала таскать. Урок продолжался немало времени, потому что Сторешников, после длинных пауз и назиданий матери, вбежавший в комнату, застал Марью Алексевну еще в полном жару преподавания.
А между тем
как же быть, если он и ошибочен, если дочь действительно не хочет идти
за Сторешникова?
Девушка начинала тем, что не пойдет
за него; но постепенно привыкала иметь его под своею командою и, убеждаясь, что из двух зол — такого мужа и такого семейства,
как ее родное, муж зло меньшее, осчастливливала своего поклонника; сначала было ей гадко, когда она узнавала, что такое значит осчастливливать без любви; был послушен: стерпится — слюбится, и она обращалась в обыкновенную хорошую даму, то есть женщину, которая сама-то по себе и хороша, но примирилась с пошлостью и, живя на земле, только коптит небо.
Лопухов наблюдал Верочку и окончательно убедился в ошибочности своего прежнего понятия о ней,
как о бездушной девушке, холодно выходящей по расчету
за человека, которого презирает: он видел перед собою обыкновенную молоденькую девушку, которая от души танцует, хохочет; да, к стыду Верочки, надобно сказать, что она была обыкновенная девушка, любившая танцовать.
— Похвалю вас
за это! — Он пожал ее руку, да так спокойно и серьезно,
как будто он ее подруга или она его товарищ. — Которую же?
— Я так и думал, — в последние три часа, с той поры
как вышел сюда из —
за карточного стола. Но зачем же он считается женихом?
«
Как это так скоро,
как это так неожиданно, — думает Верочка, одна в своей комнате, по окончании вечера: — в первый раз говорили и стали так близки!
за полчаса вовсе не знать друг друга и через час видеть, что стали так близки!
как это странно!»
Теперь, Верочка, эти мысли уж ясно видны в жизни, и написаны другие книги, другими людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но удивительного нет в них ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся в воздухе,
как аромат в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить обманом и обиранием; она хотела говорить против твоих мыслей, а сама развивала твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает
за собою своего любовника, будто горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется, не жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, — а она говорит все-таки: «и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны».
Уж на что, кажется, искусники были Луи — Филипп и Меттерних, а ведь
как отлично вывели сами себя
за нос из Парижа и Вены в места злачные и спокойные буколически наслаждаться картиною того,
как там, в этих местах, Макар телят гоняет.
А Наполеон I
как был хитр, — гораздо хитрее их обоих, да еще при этакой-то хитрости имел, говорят, гениальный ум, — а
как мастерски провел себя
за нос на Эльбу, да еще мало показалось, захотел подальше, и удалось, удалось так, что дотащил себя
за нос до Св.
Прочтите — ко «Историю кампании 1815 г.» Шарраса — даже умилительно то усердие и искусство, с
каким он тащил тут себя
за нос!
Плут не может взять ни одного из них
за нос; но носы всех их,
как одной компании, постоянно готовы к услугам.
Вот Верочка играет, Дмитрий Сергеич стоит и слушает, а Марья Алексевна смотрит, не запускает ли он глаз
за корсет, — нет, и не думает запускать! или иной раз вовсе не глядит на Верочку, а так куда-нибудь глядит, куда случится, или иной раз глядит на нее, так просто в лицо ей глядит, да так бесчувственно, что сейчас видно: смотрит на нее только из учтивости, а сам думает о невестином приданом, — глаза у него не разгораются,
как у Михаила Иваныча.
Но он действительно держал себя так,
как, по мнению Марьи Алексевны, мог держать себя только человек в ее собственном роде; ведь он молодой, бойкий человек, не запускал глаз
за корсет очень хорошенькой девушки, не таскался
за нею по следам, играл с Марьею Алексевною в карты без отговорок, не отзывался, что «лучше я посижу с Верою Павловною», рассуждал о вещах в духе, который казался Марье Алексевне ее собственным духом; подобно ей, он говорил, что все на свете делается для выгоды, что, когда плут плутует, нечего тут приходить в азарт и вопиять о принципах чести, которые следовало бы соблюдать этому плуту, что и сам плут вовсе не напрасно плут, а таким ему и надобно быть по его обстоятельствам, что не быть ему плутом, — не говоря уж о том, что это невозможно, — было бы нелепо, просто сказать глупо с его стороны.
На следующее же утро после первого разговора с нею Лопухов уже разузнавал о том,
как надобно приняться
за дело о ее поступлении в актрисы.
— Я очень рад теперь
за m-lle Розальскую. Ее домашняя жизнь была так тяжела, что она чувствовала бы себя очень счастливою во всяком сносном семействе. Но я не мечтал, чтобы нашлась для нее такая действительно хорошая жизнь,
какую она будет иметь у вас.
Кто обязан и
какой благоразумный человек захочет поступать не так,
как г-жа Б.? мы нисколько не вправе осуждать ее; да и Лопухов не был неправ, отчаявшись
за избавление Верочки.
— Простите меня, Вера Павловна, — сказал Лопухов, входя в ее комнату, —
как тихо он говорит, и голос дрожит, а
за обедом кричал, — и не «друг мой», а «Вера Павловна»: — простите меня, что я был дерзок. Вы знаете, что я говорил: да, жену и мужа не могут разлучить. Тогда вы свободны.
— Так, так, Верочка. Всякий пусть охраняет свою независимость всеми силами, от всякого,
как бы ни любил его,
как бы ни верил ему. Удастся тебе то, что ты говоришь, или нет, не знаю, но это почти все равно: кто решился на это, тот уже почти оградил себя: он уже чувствует, что может обойтись сам собою, отказаться от чужой опоры, если нужно, и этого чувства уже почти довольно. А ведь
какие мы смешные люди, Верочка! ты говоришь: «не хочу жить на твой счет», а я тебя хвалю
за это. Кто же так говорит, Верочка?
— Смешные, так смешные, мой миленький, — что нам
за дело? Мы станем жить по — своему,
как нам лучше.
Как же мы будем жить еще, мой миленький?
— Прекрасно. Но ведь
за чаем я еще не знал этого, а войти в твою комнату не могу.
Как же я спрошу?
— Вот
какое и вот
какое дело, Алексей Петрович! Знаю, что для вас это очень серьезный риск; хорошо, если мы помиримся с родными, а если они начнут дело? вам может быть беда, да и наверное будет; но… Никакого «но» не мог отыскать в своей голове Лопухов:
как, в самом деле, убеждать человека, чтобы он
за нас клал шею в петлю!
—
За то, что они нежные, — сказала Верочка, подавая руку Кирсанову, и, все еще продолжая улыбаться, задумалась: — а сумею ли я любить его,
как вы? Ведь вы его очень любите?
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее,
как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем,
как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти
за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное,
как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
Ваш взгляд на людей уже совершенно сформировался, когда вы встретили первого благородного человека, который не был простодушным, жалким ребенком, знал жизнь не хуже вас, судил о ней не менее верно, чем вы, умел делать дело не менее основательно, чем вы: вам простительно было ошибиться и принять его
за такого же пройдоху,
как вы.
— А вот
какая важность, мой друг: мы все говорим и ничего не делаем. А ты позже нас всех стала думать об этом, и раньше всех решилась приняться
за дело.
Каким образом Петровна видела звезды на Серже, который еще и не имел их, да если б и имел, то, вероятно, не носил бы при поездках на службе Жюли, это вещь изумительная; но что действительно она видела их, что не ошиблась и не хвастала, это не она свидетельствует, это я
за нее также ручаюсь: она видела их. Это мы знаем, что на нем их не было; но у него был такой вид, что с точки зрения Петровны нельзя было не увидать на нем двух звезд, — она и увидела их; не шутя я вам говорю: увидела.
И опять не то, чтобы желала, уж бог знает
как, но это все равно: по крайней мере она все-таки не бог знает с
какою внимательностью шпионила
за нею.
Моя мать часто сердилась, иногда бивала меня, но тогда, когда у нее,
как она говорила, отнималась поясница от тасканья корчаг и чугунов, от мытья белья на нас пятерых и на пять человек семинаристов, и мытья полов, загрязненных нашими двадцатью ногами, не носившими калош, и ухода
за коровой; это — реальное раздражение нерв чрезмерною работою без отдыха; и когда, при всем этом, «концы не сходились»,
как она говорила, то есть нехватало денег на покупку сапог кому-нибудь из нас, братьев, или на башмаки сестрам, — тогда она бивала нас.
— Милая моя, ты не огорчись, я тебе не в укор это скажу, а в предостереженье: ты зачем в пятницу из дому уходила,
за день перед тем,
как я разнемоглась? — Верочка плачет.
— Нет, мой миленький, не разбудил, я сама бы проснулась. А
какой я сон видела, миленький, я тебе расскажу
за чаем. Ступай, я оденусь. А
как вы смели войти в мою комнату без дозволения, Дмитрий Сергеич? Вы забываетесь. Испугался
за меня, мой миленький? подойди, я тебя поцелую
за это. Поцеловала; ступай же. ступай, мне надо одеваться.
Я пропускаю множество подробностей, потому что не описываю мастерскую, а только говорю о ней лишь в той степени, в
какой это нужно для обрисовки деятельности Веры Павловны. Если я упоминаю о некоторых частностях, то единственно затем, чтобы видно было,
как поступала Вера Павловна,
как она вела дело шаг
за шагом, и терпеливо, и неутомимо, и
как твердо выдерживала свое правило: не распоряжаться ничем, а только советовать, объяснять, предлагать свое содействие, помогать исполнению решенного ее компаниею.
А если и бывали иногда в нем тяжелые нарушения от огорчений,
за них вознаграждали и особенные радостные случаи, которые встречались чаще огорчений: вот удалось очень хорошо пристроить маленьких сестру или брата той — другой девушки; на третий год, две девушки выдержали экзамен на домашних учительниц, — ведь это было
какое счастье для них!
За обедом Вера Павловна опять рассказывает и расспрашивает, но больше рассказывает; да и
как же не рассказывать?
— Вот
какой: шел он в оборванном мундире по Каменно-Островскому проспекту (с урока, по 50 коп. урок, верстах в трех
за Лицеем).
Идет ему навстречу некто осанистый, моцион делает, да
как осанистый, прямо на него, не сторонится; а у Лопухова было в то время правило: кроме женщин, ни перед кем первый не сторонюсь; задели друг друга плечами; некто, сделав полуоборот, сказал: «что ты
за свинья, скотина», готовясь продолжать назидание, а Лопухов сделал полный оборот к некоему, взял некоего в охапку и положил в канаву, очень осторожно, и стоит над ним, и говорит: ты не шевелись, а то дальше протащу, где грязь глубже.
Проходили два мужика, заглянули, похвалили; проходил чиновник, заглянул, не похвалил, но сладко улыбнулся; проезжали экипажи, — из них не заглядывали: не было видно, что лежит в канаве; постоял Лопухов, опять взял некоего, не в охапку, а
за руку, поднял, вывел на шоссе, и говорит: «Ах, милостивый государь,
как это вы изволили оступиться?
Вот я тебе покажу людей!» Во мгновение ока дама взвизгнула и упала в обморок, а Nicolas постиг, что не может пошевельнуть руками, которые притиснуты к его бокам,
как железным поясом, и что притиснуты они правою рукою Кирсанова, и постиг, что левая рука Кирсанова, дернувши его
за вихор, уже держит его
за горло и что Кирсанов говорит: «посмотри,
как легко мне тебя задушить» — и давнул горло; и Nicolas постиг, что задушить точно легко, и рука уже отпустила горло, можно дышать, только все держится
за горло.