Неточные совпадения
Кто теперь живет на самой грязной из бесчисленных черных лестниц первого двора, в 4-м этаже, в квартире направо, я не знаю; а в 1852 году жил тут управляющий домом, Павел Константиныч Розальский, плотный, тоже видный мужчина, с
женою Марьею Алексевною, худощавою, крепкою, высокого роста дамою, с дочерью, взрослою девицею — она-то и
есть Вера Павловна — и 9–летним сыном Федею.
Она в ярких красках описывала положение актрис, танцовщиц, которые не подчиняются мужчинам в любви, а господствуют над ними: «это самое лучшее положение в свете для женщины, кроме того положения, когда к такой же независимости и власти еще присоединяется со стороны общества формальное признание законности такого положения, то
есть, когда муж относится к
жене как поклонник актрисы к актрисе».
Оказалось, что она не осуществит их в звания любовницы, — ну, пусть осуществляет в звании
жены; это все равно, главное дело не звание, а позы, то
есть обладание.
Конечно,
было и желание подвинуться в своей светской карьере через
жену.
— Что ты говоришь, Вера? — закричал Павел Константиныч; дело
было так ясно, что и он мог кричать, не осведомившись у
жены, как ему поступать.
— Maman, я не хочу слушать таких выражений о девушке, которая
будет моею
женою.
— Я и не употребляла б их, если бы полагала, что она
будет вашею
женою. Но я и начала с тою целью, чтобы объяснить вам, что этого не
будет и почему не
будет. Дайте же мне докончить. Тогда вы можете свободно порицать меня за те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать, что ваша любовница, это существо без имени, без воспитания, без поведения, без чувства, — даже она пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
— Простите меня, Вера Павловна, — сказал Лопухов, входя в ее комнату, — как тихо он говорит, и голос дрожит, а за обедом кричал, — и не «друг мой», а «Вера Павловна»: — простите меня, что я
был дерзок. Вы знаете, что я говорил: да,
жену и мужа не могут разлучить. Тогда вы свободны.
— Ах, мой милый, да разве трудно до этого додуматься? Ведь я видала семейную жизнь, — я говорю не про свою семью: она такая особенная, — но ведь у меня
есть же подруги, я же бывала в их семействах; боже мой, сколько неприятностей между мужьями и
женами — ты не можешь себе вообразить, мой милый!
Хорошо, мой милый: вот я твоя невеста,
буду твоя
жена, а ты все-таки обращайся со мною, как велят обращаться с посторонней: это, мой друг, мне кажется, лучше для того, чтобы
было прочное согласие, чтобы поддерживалась любовь.
— Как же с этим
быть? Ведь хотелось бы… то, что вы теперь делаете, сделал и я год назад, да стал неволен в себе, как и вы
будете. А совестно: надо бы помочь вам. Да, когда
есть жена, оно и страшновато идти без оглядки.
А убедительность этого дара
была так велика, что хозяйка простила бы Павла Контстантиныча, если б и не
было осязательных доказательств, что он постоянно действовал против
жены и нарочно свел Верочку с Лопуховым, чтобы отвратить неблагородную женитьбу Михаила Иваныча.
Но это
были точно такие же мечты, как у хозяйки мысль развести Павла Константиныча с
женою; такие проекты, как всякая поэзия, служат, собственно, не для практики, а для отрады сердцу, ложась основанием для бесконечных размышлений наедине и для иных изъяснений в беседах будущности, что, дескать, я вот что могла (или, смотря по полу лица: мог) сделать и хотела (хотел), да по своей доброте пожалела (пожалел).
— А и это на правду похоже, Петровна: отчего же на чужих-то
жен зарятся? Оттого, что их в наряде видят, а свою в безобразии. Так в писании говорится, в притчах Соломоних. Премудрейший царь
был.
Хорошо шла жизнь Лопуховых. Вера Павловна
была всегда весела. Но однажды, — это
было месяцев через пять после свадьбы, — Дмитрий Сергеич, возвратившись с урока, нашел
жену в каком-то особенном настроении духа: в ее глазах сияла и гордость, и радость. Тут Дмитрий Сергеич припомнил, что уже несколько дней можно
было замечать в ней признаки приятной тревоги, улыбающегося раздумья, нежной гордости.
Начав поздравлять Лопухова с
женою, такою красавицею, она опять разгорячилась: «Нет, мы должны праздновать вашу свадьбу»; велела подать завтрак на скорую руку, подать шампанское, Верочка
была должна
выпить полстакана за свою свадьбу, полстакана за свою мастерскую, полстакана за саму Жюли.
Отставной студентишка без чина, с двумя грошами денег, вошел в дружбу с молодым, стало
быть, уж очень важным, богатым генералом и подружил свою
жену с его
женою: такой человек далеко пойдет.
Я
буду исповедываться за себя и за
жену.
Но Вера Павловна
была неотступна, и он написал записку Кирсанову, говорил в ней, что болезнь пустая и что он просит его только в угождение
жене.
Дмитрий Сергеич играет, Вера Павловна
поет, Кирсанов сидит и слушает; иногда Кирсанов играет, тогда Дмитрий Сергеич
поет вместе с
женою.
Мы теперь довольно знаем Лопухова, чтобы видеть, что он
был человек не сантиментальный, но он
был так тронут этими словами
жены, что лицо его вспыхнуло.
Но когда
жена заснула, сидя у него на коленях, когда он положил ее на ее диванчик, Лопухов крепко задумался о ее сне. Для него дело
было не в том, любит ли она его; это уж ее дело, в котором и она не властна, и он, как он видит, не властен; это само собою разъяснится, об этом нечего думать иначе, как на досуге, а теперь недосуг, теперь его дело разобрать, из какого отношения явилось в ней предчувствие, что она не любит его.
То, что «миленький» все-таки едет, это, конечно, не возбуждает вопроса: ведь он повсюду провожает
жену с той поры, как она раз его попросила: «отдавай мне больше времени», с той поры никогда не забыл этого, стало
быть, ничего, что он едет, это значит все только одно и то же, что он добрый и что его надобно любить, все так, но ведь Кирсанов не знает этой причины, почему ж он не поддержал мнения Веры Павловны?
На другой день, когда ехали в оперу в извозничьей карете (это ведь дешевле, чем два извозчика), между другим разговором сказали несколько слов и о Мерцаловых, у которых
были накануне, похвалили их согласную жизнь, заметили, что это редкость; это говорили все, в том числе Кирсанов сказал: «да, в Мерцалове очень хорошо и то, что
жена может свободно раскрывать ему свою душу», только и сказал Кирсанов, каждый из них троих думал сказать то же самое, но случилось сказать Кирсанову, однако, зачем он сказал это?
Маленький сын этого Рахмета от
жены русской, племянницы тверского дворского, то
есть обер — гофмаршала и фельдмаршала, насильно взятой Рахметом,
был пощажен для матери и перекрещен из Латыфа в Михаила.
Часу в 9-м приехал полицейский чиновник сообщить
жене застрелившегося дело, которое теперь уже вполне
было разъяснено; Рахметов сказал, что
жена уж знает и толковать с нею нечего; чиновник
был очень рад, что избавился от раздирательной сцены.
Если бы вы и он, оба, или хоть один из вас,
были люди не развитые, не деликатные или дурные, оно развилось бы в обыкновенную свою форму — вражда между мужем и
женою, вы бы грызлись между собою, если бы оба
были дурны, или один из вас грыз бы другого, а другой
был бы сгрызаем, — во всяком случае,
была бы семейная каторга, которою мы и любуемся в большей части супружеств; она, конечно, не помешала бы развиться и любви к другому, но главная штука
была бы в ней, в каторге, в грызении друг друга.
Смотри на
жену, как смотрел на невесту, знай, что она каждую минуту имеет право сказать: «я недовольна тобою, прочь от меня»; смотри на нее так, и она через девять лет после твоей свадьбы
будет внушать тебе такое же поэтическое чувство, как невеста, нет, более поэтическое, более идеальное в хорошем смысле слова.
Кирсанов стал говорить, что русская фамилия его
жены наделает коммерческого убытка; наконец, придумал такое средство: его
жену зовут «Вера» — по — французски вера — foi; если бы на вывеске можно
было написать вместо Au bon travail — A la bonne foi, то не
было ли бы достаточно этого?
Мы вошли в рабочие комнаты, и девушки, занимавшиеся в них, тоже показались мне одеты как дочери, сестры, молодые
жены этих чиновников: на одних
были шелковые платья, из простеньких шелковых материй, на других барежевые, кисейные.
Отец рано заметил, что она стала показывать ему предпочтение перед остальными, и, человек дельный, решительный, твердый, тотчас же, как заметил, объяснился с дочерью: «Друг мой, Катя, за тобою сильно ухаживает Соловцов; остерегайся его: он очень дурной человек, совершенно бездушный человек; ты с ним
была бы так несчастна, что я желал бы лучше видеть тебя умершею, чем его
женою, это
было бы легче и для меня, и для тебя».
— Я не
буду говорить вам, что брак не представляет такой страшной важности, если смотреть на него хладнокровно: когда
жена несчастна, почему ж ей не разойтись с мужем?
Но когда оказалось это, американский управляющий
был отпущен с хлопчатобумажного ведомства и попал винокуром на завод в тамбовской губернии, дожил тут почти весь свой век, тут прижил сына Чарльза, а вскоре после того похоронил
жену.
Мужчина говорит: «я сомневаюсь,
будете ли вы хорошею
женою мне».
— Как? Я вам сейчас скажу. Он с самого первого дня, как приехал в Петербург, очень сильно желал увидеться с вами; но ему казалось, что лучше
будет, если он отложит знакомство до той поры, когда приедет к вам не один а с невестою или
женою. Ему казалось, что вам приятнее
будет видеть его с нею, нежели одного. Вы видите, что наша свадьба произошла из его желания познакомиться с вами.