Бесполезная книга и волшебное время года. Том 2

Аука

Второй том сказок Ауки. В этой книге вас встретят уже известные герои и новые персонажи. Сказочный год, поделенный на месяцы.

Февраль

Сказка безупречности

Легко. Легко? Легко! Делать легко, значит делать, не опасаясь ошибки? Потому что у тебя такой запас умений, что можешь запросто ошибку исправить или позволить? А вдруг ты не боишься ошибок? Не очень умеешь, но ошибок не боишься? Тогда легко не получится. В «легко» умение зашито по умолчанию. Ты сначала должен научиться делать хорошо, а потом уже можешь «не бояться». Иначе конфуз неизбежен.

Ворона шагала. Со стороны можно было подумать, что птица рехнулась на всю себя. Ворона шагала прямо, криво, назад, вбок и «неизвестно куда получится». Она испытывала шаги на возможность шагнуть, так как еще никто не шагал.

Шагам нравилось. Снег вокруг вороны покрывался затейливыми письменами. Тишина заглянула полюбопытствовать, да так и осталась полюбоваться. Ворона шагала. Она даже не подозревала о том, что затачивает свою безупречность. Она шагала.

Если заварить кашу под названием «безупречность», то основу будет составлять важность. Для безупречного тебя все одинаково важно или одинаково неважно. Так не бывает при обычном рационе Жизни. В обычном первом, втором и десерте важность очень важна в определенных пропорциях. Как усилитель вкуса и приятная приправа. Это движитель, мотиватор и знамя победы. Убери важность из меню человека и все потеряет смысл, вкус и направление. Но важность еще и якорь, цепь и оковы. Чем важнее что-то для тебя, тем меньше легкости в твоих движениях и поступках. И нет золотой середины. Пока есть важность, компромиссы невозможны. А когда важности нет или все одинаково важно, то компромиссы не нужны.

Петров подошел к вороне и поздоровался. Ворона выполнила несколько замысловатых шагов, развязала шнурки на ботинках Петрова, улыбнулась и улетела. Безупречное существо легко обходится без церемоний. И не обидно почему-то.

Петров взял да и шагнул. Зря он это. Шагнул-то не куда-то по важному делу. А просто так шагнул, куда-то. Потом шагнул еще раз и еще. Петров топтался на месте, делал огромные шаги и семенил. Бестолковее этого занятия было трудно что-то придумать. Но оно почему-то нравилось. Словно бы эти бессмысленные шаги оставляли в Вечности неизгладимый след.

Мир людей в основном состоит из важных людей. Подверженных той или иной форме важности и прекрасно себя при этом чувствующих. Практикующие безупречность трудно различимы на общем фоне, и держатся в тени. Не от излишней скромности, а по причине отсутствия важности. Легко. Как шагать. Не ради чего-то и не во имя великой цели, а исследуя еще не испробованные направления.

Всеобщая арифметика бреда

— Шауркал — продумал исполинского вида и выпрямил на вдохе — Оскуринашь и брамсы впрок!

Исподволь нарубившись отменного, василиск исполнил и наклонился. Восемнадцать отметились и были горазды. Что еще может так насторожить, как не отпуск взахлеб? Мягонько буранило и одухотворенно фонило. Истула!

Возможность бреда гарантируется вдохновением или диагнозом. Иногда это совпадает, чаще обескураживает. Но редко кого останавливает. В первом случае это необходимо, в остальных неотвратимо. Не будь валенком, будь валенком. Двойное отрицание ведет к разборчивости и каннибализму рассудка.

Машшшуры — из-за стреженя на стремень несло и благоухало — Как бы не кряк, всяк в свой пермяк — нелогично констатировал забубенный.

Если отмерить чуть за середину, то до вторника крылом подать и рукой до пятницы. Про четверг лучше не заикаться.

А понедельник? Сами напросились. Вот вам всеобщая арифметика. В году чуть больше пятидесяти дней. Как? А вот так…

Сколько понедельников в неделе? Правильно. Сколько недель в году? Всем известно. Значит в году примерно пятьдесят понедельников. Почему примерно? Потому что не всякий год начинается с понедельника. Соответственно вторников примерно столько же, и даже воскресений. Вот. Еще непонятно? Ты можешь прожить только один понедельник в неделю.

И пятьдесят с небольшим понедельников в год. И не можешь одновременно прожить и понедельник и вторник. А значит…

Остается открытым вопрос с пятницами, которых, как известно на неделе может быть семь. Но может тогда, когда идет речь о том, что в году 365 дней, то речь идет исключительно о пятницах?

Всеобщая арифметика она такая арифметика, что даже логикой отдает и забирает. Когда-то параллельные прямые были вынуждены пересекаться только за горизонтом, а частицы не могли находиться в одном и том же месте. И это не помешало, кому-то взять и заглянуть за горизонт или провести недопустимые с общепринятой точки зрения эксперименты.

Жимолость особенно хороша, когда. И нет пророка, там, где его нет. Любишь кататься, люби и катайся.

С четверга на пятницу. Точно в два

— Не шипи на меня — Грокулья закатила переглазки и зашлась — И прекрати думать в ритме загадочной переклички.

— Ты чего это? Тааань? Это я! За рукой следи! — Петров попробовал пощелкать пальцем и с ужасом перемешанным в удивление, обнаружил вместо ладони что-то перепончатое и невыразимое звонкое — Ааааа — хотел сказать Петров, получилось что-то вроде — Грррвхохшзззз

В мобильниках есть будильники. Они для того, чтобы в нужное время подать сигнал о том, что пора. Людям удобно, будильникам приятно, мобиле все равно. Но не все так просто. Потому что волшебство любит очевидное и привычное. И оно происходит за полтора мгновения до срока.

В ночь с четверга на пятницу, ровно в два часа ночи. Заветное время для того чтобы творить всякое разное. Или просто спать. Но это совсем банально. Потому что таких двух часов ночи в году не так много. И взять их и просто проспать, это конечно жест глупости достойной королей.

Петрову Дракон рассказал. Вот же змей, хоть и Дракон. Говорят, что Кота в Драконе больше чем змеи, но точной пропорции никто не знает. Зато коварство точно имеется. Или это любопытство? Вечно их путают. Дракон закатил глаза и громким полушепотом поведал о заветном времени. Петров поверил. Поставил будильник на 1:59, чтобы успеть хотя бы немного проснуться. Дальше все как снежный ком с горы.

Сумеречное состояние, когда застреваешь между явью и неявью. Будильник старался как мог. Но кто его слушал. Кот запрыгнул и ловко заткнул буяна лапкой (кто бы знал, что он так умеет). Петров вместо того чтобы проснуться, прямиком уснул в волшебный сон. В два часа ночи с четверга на пятницу.

В большинстве случаев про сны все врут. Потому что пока ты внутри сна тебе не до того, чтобы запоминать, а когда проснулся то уже поздно, чтобы вспоминать. Остаются ускользающие ощущения и затухающие ассоциации. Вот на их основе и врутся сны. Или перевираются (как кому удобнее). Но это сны обычные. А есть сны, которые не забыть, как ни старайся. И ни слова про них не скажешь мимо. Петров в такой сон и угодил.

Так приятно встретить того, с кем никогда не виделся, но очень бы хотел. Пусть даже и во сне. Что без разницы. Разница потом возникнет. Танька была как настоящая. Именно такая, как и должна быть. Даже лучше. Только почему-то перепуганная какая-то. А потом началось…

Как они там не поубивали друг друга остается загадкой. Хорошо Дракон подоспел. Ему конечно тоже перепало. Грокулья прокусила ему третье ухо и завязала хвост в пяти местах. Петров нагадил какой-то волнующей субстанцией, ее не могли загнать на место снов пять, не меньше. Волшебник так хохотал, что изобрел два способа переворачиваться не сдвинувшись с места. Но все обошлось.

Они проснулись. Каждый там, где уснул. Танька за тысячи километров. Петров еще дальше. А Дракон с Волшебником вроде как и не засыпали. Жаль, что повидались вот так. Но ведь повидались.

Сказка не про слова

— Что читаешь, Фрол Кузьмич? — Волшебник уселся напротив Петрова и превратился в сплошное внимание. Если вам когда-нибудь случится беседовать со сплошным вниманием, вы поймете состояние Петрова. Он не мог не ответить.

— Можно подумать, что волшебник не может узнать об этом не спрашивая — попытался съязвить Петров.

— Конечно может, но если вопрос задается словами, то значит, что и ответ ожидается словами — Волшебник не сводил с Петрова взгляда. Так смотрят на потенциальную жертву коты или влюбленные.

— Зачем слова, если и без слов все понятно? — не унимался Петров.

— Слова изначально были созданы не для того, чтобы с их помощью делиться информацией. Передача информации словами — это случайный побочный эффект, неожиданно ставший популярным — Волшебник еще поддал внимания и Петров понял, что если он сейчас же не ответит, то просто лопнет.

— Я читаю о человеке, который обрел счастье и мудрость

— Еще одна бесполезная книга — улыбнулся Волшебник, но внимание не убавил.

— Очень даже полезная — обиделся Петров

— Хорошо написана? Сюжет увлекательный — не унимался Волшебник — Чем она так хороша?

— Написана не очень хорошо, да и сюжет слабоват, но зато вдохновляет.

— Вдохновляет? Фрол Кузьмич, тебе нужно вдохновения для того, чтобы обрести счастье и мудрость? Вроде бы это базовые потребности любого нормального человека. Как еда, сон и продолжение рода.

— Значит я ненормальный — психанул Петров — Меня вдохновляет!

— Конечно ты ненормальный, иначе бы не общался запросто с волшебниками, драконами, сказочными принцессами и другими чудесами. Но зачем тебе пример другого человека, который уже давно не с живыми? Ты ведь даже поговорить с ним не можешь. Он жил когда-то, наверное был счастлив и мудр. Чем тебе это поможет стать счастливым и мудрым?

— Как это чем? — У Петрова было много слов, чтобы возразить Волшебнику. Слишком много, настолько много, что он буквально онемел. Было очевидно, что Волшебник неправ. Было чем возразить, но сказать при этом нечего. Слова переполнили Петрова и лишили дара речи.

— Отравился словами? — Дракон был похож на заботливую придурковатую бабушку. Он обошел Петрова, зачем-то обнюхал и прошептал на ухо — Дыши глубже. Вдоооох. Выдох. Дыши, а иначе тебя разорвет.

Петров дышал. С каждым выдохом он расслаблялся, успокаивался и неожиданно уснул. Может и к лучшему. Он не видел как Волшебник с увлечением читал книгу про мудреца, что обрел счастье.

Дракон укрыл Петрова пледом, и замер у окна.

— Жаль, Фрол Кузьмич, что не умеешь ты слышать слова. Тогда бы ты узнал, как много сказал своими короткими ответами. Хотя это и к лучшему. Вон как умаялся. Спи.

Странное происшествие с Петровым

Пять ворон сидело ровным полукругом. Другая балансировала на тоненькой веточке напротив. Пробегающая мимо собака хотела что-то тявкнуть по этому поводу, но тут же получила по лбу увесистым комком снега. Закашлялась и убежала от греха подальше. Вороны молчали и кого-то поджидали. И дождались…

Петров широко шагал по едва заметной тропинке. Радовался морозному утру, себе и Миру вокруг. Это была та независимая радость, что накатывает внезапно и мгновенно окрыляет. Снег аппетитно хрустел под ногами, мороз пощипывал за ушищекинос и Жизнь была прекрасна. Инсталляцию из шести ворон Петров приметил издали. Сначала думал, что показалось, но чем ближе подходил, тем больше удивлялся.

Вороны подпустили Петрова поближе. Церемонно отвесили коллективный поклон на его приветствие. А потом одинокая ворона каркнула, что было сил, прямо в сидевших напротив птиц. Те, недолго думая, гаркнули в ответ. Эффект был невероятный. Петров на мгновение оглох и потерял способность видеть, с его головы слетела шапка, а из ботинок исчезли шнурки. Тут же поднялся ветер, раздался хохот, постепенно перешедший в хихиканье. И всё стихло.

Представьте, что некий волшебник одним резким движением выворачивает вас наизнанку, потом таким же движением возвращает все как было. Так чувствует себя покрывало, которое два человека стряхивают, взявшись с четырех концов. Петров не мог понят открыты у него глаза или закрыты. Неудобное ощущение, когда не знаешь, что следует сделать — открыть глаза или закрыть. Петров чихнул и очнулся.

Ворон не было. Остальные части Мира вроде бы были на своих местах. Чего не скажешь о Петрове. Он с одной стороны был Петровым, а со всех других сторон ничего не понимал. Словно сразу несколько воспоминаний решили забыться, но при этом оставить то самое чувство, когда вот-вот и вспомнишь. Ум был кристально чист. Словно никогда ни одной мысли в нем отродясь не бывало.

— Интересно, я ходить умею? — прошептал сам себе Петров и уверено шагнул — Уже лучше. Ходить и шептать я умею — произнес Петров громче — Руки на месте, ноги на месте, голова вроде бы тоже. Вижу и слышу. Живой! — Петров облегченно рассмеялся. Смех получился легким и искренним. Было важно и приятно открывать, что ты есть и чуять какой ты есть, и удивляться беспричинности своего существования.

Что это было? Чего такого затеяли эти странные вороны? Хотя нет. Вороны были самые обычные, но вот то что они сотворили было странным? Как теперь Петрову с этим Жить? Хорошие вопросы. Но бессмысленные. С Петровым случилось вот такое происшествие. И это все, что можно сказать по этому поводу.

Еще одна заботливая сказка

Это заботливая сказка. Она присела неподалеку. Разложила какие-то диковинные карты и играет сама с собой, иногда поглядывая на сказочника.

Существуют тысячи и еще один способ заботиться о другом человеке. Тысячи способов разнообразно рассказывают о том, как тяжело и трудно тому, кто заботится. И только один и единственный способ посвящен тому, о ком заботятся. Как всегда. Настоящее просто и банально. Наносное и придуманное вычурно, ярко и неоднозначно.

В тысячах способов заботы явно или скрытно звучит один и тот же мотив. Его легко узнать по ключевым фразам: «Ты не ценишь моей заботы. Я отдал (а) лучшие годы своей жизни. Я места себе не нахожу. Я сил не жалею, чтобы тебе было лучше». Этих фраз гораздо больше, так ведь и способов немало. Заботливая мать обрывает телефон, заботливая жена пилит любимого мужа, заботливый отец обеспечивает материальное и прочее благосостояние своего чада. Всё нормально. Это Жизнь. Со своими ролями, которые обычно вполне устраивают обе стороны. Правда вот большая часть разводов, разрывов, испорченных отношений происходит именно из-за тысяч забот.

Сама страшная фраза для заботящегося тысячами способами звучит просто: «Мне нужно побыть одному» или «Я сам приму решение». Это взрыв мозга! Как? Как посмел тот, ради кого потрачено столько всего — «побыть один». Почему не рассказал о своих проблемах? И понеслась….

Единственный способ заботы практически незаметен. Что-то сделанное вовремя, подставленное плечо и ни слова о том, как трудно заботиться. Тебя выслушают, с тобой помолчат и не будут навязывать свою помощь. Такую заботу можно заметить у людей, что прожили долго вместе. С возрастом бывает сложно сдерживать эмоции. И в момент, когда ты готов вспылить, тебя осторожно трогают за руку. Тайным кодом заботы. И ты останавливаешься. Вовремя.

Позволить другому Жить. В этом и состоит единственный способ заботы.

Если вы озабочены духовным поиском. Практикуете техники медитаций и воздержания. Тратите кучу времени и средств на тренинги и литературу. Добавьте в свой арсенал один способ заботы о другом человеке. В котором не будет того, кто заботится, а будет лишь тот, о ком заботятся. Это трудный путь. Будут срывы и бессонные ночи. И никто не подскажет, а как же правильно. Но на этом пути вы познаете гораздо больше, чем за тысячи часов духовных практик. Потому что тут всё по-настоящему. Не спрятаться, не сбежать, не отговориться.

Сказка собирает свои карты. Сладко потягивается. Осторожно подходит к спящему сказочнику и накрывает его пледом. Чешет за ухом кота и шепчет ему что-то смешное, оба тихонько хихикают. А потом исчезает. С кухни слышно, как течет вода и тихонько стучат тарелки.

Берегите других от своей заботы.

Сказка с верой

— Не важно, веришь ли ты в волшебство — Волшебник подвесил в воздухе драматическую паузу. Красиво получилось. Пауза кокетливо вертелась, делала «страшные» глаза и при этом внимательно наблюдала за тем, хороша ли она. Волшебник ободряюще подмигнул паузе и продолжил загадочным, сказочным голосом — Глаааааавное, чтобы волшебство в тебя поверило! — и замолчал.

— И? И что мне с этим делать? — Петров честно подождал. Уже и пауза неторопливо растаяла, и снег за окном несколько раз принимался, но потом передумал. Петров честно верил в то, что ожидание поможет ему понять смысл сказанного волшебником.

— Что хочешь, то и делай — проворчал Дракон — Ты мозги включи и соверши мыслительное усилие или мозги выключи и не мешай пониманию.

— Не помогло — заныл Петров — Я ведь не просто так ждал, я же честно пытался

— Кому нужна твоя честность, если она тебе самому не помогает — отрезал Дракон

— И чего вы препираетесь? — проворковал Волшебник. Он, по обыкновению, занимался странным. Смотрел куда-то вверх, в очевидную пустоту. Левой рукой показывал пустоте поднятый вверх большой палец (жест, означающий «ВО!»), а правой посыпал на этот палец, что-то невидимое. Словно бы приманивал какую-то птицу: «Цыпа-цыпа-цыпа» — Я дал прямое указание к действию. Прямее уже некуда. Если его выпрямить еще сильнее, то оно уже искривится.

— Указание? К действию? — Петров развел руки в стороны — Какому действию?

— Очевидно же, что к волшебному — вспылил Дракон. В воздухе даже возникло небольшое облачко веселого огня. Волшебник покачал головой и погасил облако. Кивком головы погасил.

— Вот в кого или во что верят люди? — Волшебник не ждал ответа и продолжил — Например, в Бога. В конкретного или в абстрактного. А верит ли этот Бог в тех, кто в него верит? Люди ведь не просто так верят. Они придумывают свод правил и указаний. Пытаются им следовать. Не красть, не убивать, не унывать. Соблюдают посты, прославляют Бога и творят Ему молитвы. Зачем они все это делают?

— Зачем? — повторил вопрос Петров — Неужели затем, чтобы Бог в них поверил?

— Я откуда знаю — выдохнул Волшебник — Ты у тех, кто верит, спроси.

— А для кого тогда ты этот пример привел? — удивление Петрова почти достигло предела.

— Для тебя, Петров. Вдруг он тебе поможет. Вера — дорога в обе стороны. С одной стороны важно самому искренне верить, с другой стороны немаловажно, чтобы и в тебя поверили. Неплохо делать что-то для поддержания своей веры (на Бога надейся, а ишака привязывай), но при этом и оставлять поле действий для объекта веры, чтобы Он мог бы как-то тебе поспособствовать. Не все самому тащить, а доверять свою Жизнь тому в кого веришь.

— И что это дает? — не унимался Петров. Он уже догадывался, к чему клонит Волшебник и даже перестал сердиться на Дракона, но удержаться от вопросов не мог.

— Возможность дает — вздохнул Волшебник — Если Волшебство в тебя поверит, и ты позволишь Ему вести тебя, то это изменит и тебя и твою Жизнь.

— Я стану волшебником? — не поверил Петров

— Необязательно. Волшебниками не становятся, волшебниками случаются. Но волшебное может стать частью твоей Жизни. Что об этом зря говорить. Когда это случится, сам все увидишь и поймешь.

— Значит, если я буду изо всех сил верить в волшебное, но при этом не мешать ему верить в меня… — размечтался Петров.

— Это ничего не значит, чудак — Дракон сладко потянулся — Никто никому ничего не обещает. Что-то случится. Но что именно и будет ли это волшебным, никто не знает. Что не является поводом считать иначе. Пошли лучше поиграем в снежные обещания!

И они пошли и славно поиграли. Вы не знаете, что это за игра? Тогда мне сложно будет объяснить правила. Можете свои придумать, если так хочется. Эта сказка уже закончилась.

Сказка без цены

Человек пробуждается, как только начинает обращать внимание на мелочи. А потом придает им значение. И это меняет всё или почти всё, что по сути одно и тоже.

На автобусной остановке скамейка. На скамейке сидят мужчина и женщина. Женщина неподвижна, смотрит в пустоту перед собой. У мужчины на лице блуждает странная улыбка. В его глазах танцует безумие. Петров проходит мимо этой странной пары, и встречается глазами с улыбающимся сумасшедшим. Мужчина тычет пальцем в Петрова, мычит что-то бессвязное и бьет свою спутницу локтем по лицу. Женщина не обращает внимание на удар, но замечает Петрова и начинает истерично визжать. Вокруг никого.

У Петрова не было способов специально встретиться с Волшебником и Драконом. Чаще всего они его находили. Иногда помогала ворона. Пару раз с Петровым приключалось что-то настолько странное, что он непонятным для себя образом оказывался рядом с волшебным дуэтом. Сегодня помогла ворона. Петров заметил, что ворона завязла в глубоком сугробе. Птица кричала, била крыльями по осыпающемуся снегу, и еще сильнее проваливалась. Петров шагнул с тропинки, сразу провалился почти по грудь. Передвигаться по такому глубокому снегу было очень сложно. Он уже почти дотянулся до вороны рукой, как та неожиданно легко взлетела и. Петрова накрыло снегом. Когда снежная пыль рассеялась, Петров обнаружил себя сидящим в удобном кресле у камина. Неподалеку на полу сидел Дракон и играл с черным шаром.

Выглядело это так. Шар висел в воздухе перед Драконом и медленно вращался. Дракон делал замысловатые пассы руками и мурлыкал какую-то варварскую мелодию. Шар успешно уворачивался. А потом внутри шара появился глаз. А внутри этого глаза еще один глаз и еще один. Глаза возникали и возникали. Смотреть на это было невозможно. Оторваться от такого зрелища было выше сил.

— Рад тебя видеть, Фрол Кузьмич — пророкотал Дракон и ловким движением поймал шар. А потом шар исчез, словно его и не было — Выглядишь расстроенным, если не сказать больше

— Ворона устроила опять представление, я на него купился. Еще странных людей встретил на остановке. Но это не важно. Я вдруг понял, что не знаю цену своей Жизни.

— А зачем знать цену Жизни? И в чем ты собираешься ее оценивать?

— Не в этом дело. Просто оглянулся вокруг и понял, что часто уделяю много внимания тому, чему не стоило уделять внимание вовсе. Трачу свою Жизнь на всякую ерунду. Причем понимаю, что это ерунда. И продолжаю этим заниматься. И это бы ничего, но у меня нет того важного, на что стоило тратить Жизнь. Я не знаю, запутался. И чем больше думаю об этом, тем еще сильнее вязну. Как в том сугробе, куда меня заманила ворона.

— Хорошие мысли! — Дракон улегся на живот, и внимательно слушал Петрова, подперев голову руками — Смысла в них почти нет, но тут не смысл важен, а процесс — Цена Жизни? Вот ведь какая странная штука. Ты наверняка замечал, что часто то, что вчера казалось пустяком, сегодня оказывается чрезвычайно важным и наоборот.

— Конечно. А еще замечал, что нет тут никаких правил и никакой внятной закономерности. Получается, что невозможно наверняка знать важность происходящего с тобой. И тогда все мои переживания о ценности Жизни бесполезны?

— Почему? Следую твоей логике, сказать об этом наверняка нельзя — улыбнулся Дракон — Мне проще, Драконам не нужна логика, мы оцениваем происходящее по результату. Если твои мысли тебя так сильно зацепили, значит они важны для твоей Жизни. Таков результат этого момента Жизни. Смотри сколько разного ты уже надумал! — Дракон махнул рукой и Петров увидел телегу с одной оглоблей. На телеге, в беспорядке валялось разное барахло. Это было похоже на что угодно, но только не на мысли. Но ведь мы никогда не видели мысли вне головы — Есть еще что добавить?

— Конечно — поспешил сказать Петров и понял, что мысли о ценности его Жизни закончились. Он несколько дней мучал себя, сна лишился и казалось, что не было размышлениям конца и края. И вот…

Телега заскрипела. Одинокая оглобля поднялась. И груженная мыслями телега, сама подкатила к камину и въехала в него. Даже не попрощалась. Сгорела и всё.

— Красиво горела. Годные были мысли — Дракон поворошил угли кочергой.

Петров и до этого не был компанейским. А после этого разговора люди попросту перестали обращать на Петрова внимание. Куда-то пропала привычка делить Жизнь на важное и не очень. А вместе с этой пропажей, пропал интерес к Петрову. Но это его не беспокоило. Он смотрел и видел. Слушал и слышал. Прикасался и чувствовал. Вдыхал запах и ощущал его. Что могло иметь вкус, дарило вкус. Это было так просто.

Неправильная сказка

Вот, что с этим делать? Еще мгновение тому назад не было даже слова. А теперь мир перед тобой качнулся, за тобой захлопнулись все двери и нет пути. Нет пути. Никуда. И ничего не остается кроме как попытаться записать слова и по ним, как по ненадежным кочкам на топком болоте, выбраться в реальность, которой давно уже нет.

— И сделал он своей возлюбленной великий подарок. Даровал свободу от себя. Не изменив своему слову. Тут и сказочке конец — Дракон захлопнул книгу и чинно сложил руки на коленях. Все замолчали.

— Это неправильная сказка, с неправильным концом — принцесса шмыгала носом, готовая вот-вот расплакаться — Он её спросил? Нужен ей его великий подарок? Тоже мне даритель нашелся! Гад, он. Принц ваш.

— А по-моему принц поступил как и положено поступать в таких случаях — осторожно вступил в разговор Петров — Всё равно бы у них ничего не получилось. А так красивый финал. Вместо дурацких про «жили они долго и щастливо»

— Кому положено, Петров? — воскликнула принцесса — Конечно, он весь из себя такой великодушный. А девушке, что с этим делать? Она же любит его!

— И пусть любит. Кто ей запрещает. Какое это имеет отношение к свободе? — пожал плечами Петров. Он уже был не рад, что влез со своим мнением, когда его никто не просил об этом.

— Зачем нужна свобода, если в ней нет любви? — и принцесса зарыдала. Горько-горько. Оплакивая всем несчастных, которых вот так бесчестно освободили.

— Свобода без любви. Любовь без свободы — Дракон легко дунул и дрова в камине моментально загорелись — Вроде просто всё, да, Петров? А принцесса плачет. И нам с тобой ее не успокоить. Такие дела.

— Да ну её — возмутился Петров — Нашла о чем реветь. О какой-то сказке. Ладно бы о настоящем!

Дракон и принцесса переглянулись и ничего не сказали. А что тут скажешь? По всему прав Петров. И принц-красавчег, тоже прав. Только вот от их правоты совсем тошно становится. Даже Дракону.

Свобода без любви? Любовь без свободы? Записал сказку….

Больная сказка

Жили-были, человек и его болезнь. Неразлучно. Они может, и рады были бы разлучиться, да кто их спрашивал. Раз уж встретились, то будьте вместе.

Болезнь заботилась о человеке, как могла. Напоминала о себе. Иногда ласково и нежно, часто больно и не вовремя. Забота — штука занятная. В заботе главный не тот о ком заботятся, а тот, кто заботится. И он в своей заботе не особенно церемонится. Болезнь так и поступала. Человек терпел. Пытался избавиться от болезни. Забывал о ней, заглушал её лекарствами. Но болезнь не отступала. Она была очень верной. Как может быть верным тот, кто считает заботу своей судьбой. И кому кажется, что он лучше знает, что для другого лучше.

Иногда болезнь отпускала, давала облегчение. И тогда человеку казалось, что всё уже позади, и дальше будет только лучше. Какое наивное заблуждение. Дальше никогда не бывает лучше. Дальше бывает иначе. И болезнь возвращалась, принося человеку нечеловеческие мучения.

Им бы поговорить. Хотя бы однажды. По человечески. Выяснить, что и как. Пожалеть другого. Выслушать. Поддержать. А они бились, как заклятые враги. Человек против болезни, болезнь за заботу о человеке. Грустная история. Победителей в ней не будет. И сражаться было бесполезно с самого начала.

Кто-то сказал человеку, что его болезнь дает ему уроки. Эти уроки человек должен усвоить и выучить. Человек бросился учить уроки болезни. По обыкновению не поговорив с нею, не выяснив ничего. Болезнь не знала, ни про какие уроки. Она заботилась еще сильнее. А человек думал, что он учит урок плохо, старался еще сильнее. Им вместе становилось только хуже.

Жили-были, человек и его болезнь. И умерли в один день. Как самые близкие, родные и дорогие друг для друга. И чего, спрашивается, сражались? И могло ли быть как-то иначе?

29 февраля. Непривычная сторона реальности

Это была страшная сказка. Пропитанная ужасом и будничной жутью. Она брела по заснеженному городу, заглядывала в окна, в глаза прохожих. Собаки начинали скулить и искать защиты за ногами хозяина. Коты выгибали спину, шипели, сверкали взглядом и убегали, не оглядываясь. Сказка искала Сказочника. Так повелось с начала времен. Сказка не может сама войти в мир людей и животных. Сказке нужен проводник.

Петрову понадобилось срочно снять наличных денег. Время поджимало, ему уже давно нужно было быть там, где его ждали, а какая-то тетка возилась у банкомата минут десять. Она снимала внушительные суммы, воровато оглядывалась и прятала пачки денег в своей сумочке. Время от времени с подозрением посматривая на Петрова. Создавалось впечатление, что она грабила банк, с помощью современных технологий. В такие моменты, когда кто-то делает что-то медленно, время начинает вести себя безобразно. Минуты тянутся подобно сонным часам, а часы пролетают подобно обезумевшим мгновениям. И лучше не уточнять сколько прошло времени, от этого сумасшествие момента только усилится.

По левую руку вход в аптеку. В нее Петров частенько заходил прежде, чтобы пополнить запасы необходимого. Но аптека почему-то закрылась, перед входом красовался внушительный сугроб и ни одного следа. И тут появилась она. Молодая женщина с ярко рыжими, почти красными волосами. Она умела прятала свое лицо, одета была во что-то неопределенное. И Петров вдруг засомневался, а человек ли это. Однажды Дракон, в шутку, показал Петрову как распознать нелюдей. Это был поучительный и пугающий урок.

Не секрет, что люди в своей массе невнимательны и рассеяны. Они пребывают в сонном состоянии, больше доверяя своему воображение и привычкам. Воображение послушно подсовывает знакомый образ даже там, где происходит необычное. Привычки оберегают от поступков, которые могут привести к нарушению хорошо заученных правил. В итоге человеку кажется будто он живет в одном и том же мире, даже не подозревая, что видит бесконечный сон.

Вокруг же кипит другая Жизнь, и часто человека используют как подручное средство для достижения каких-то целей. В мире других реальностей никто не заморачивается вопросами морали и нравственности. У пробужденных нет правил.

— Фрол Кузьмич! Осторожно посмотри налево, не поворачивая головы — Дракон перешел на всеобщий язык и со стороны могло показаться, что он сначала сладко зевал, а потом оглушительно чихнул

— Кто это? — Петров «увидел», и не понял, что именно увидел. Существо было похоже на тень от дерева. Оно исчезало и появлялось, вызывая приступ тошноты.

— В языке известных тебе образов нет подходящего названия — хмыкнул Дракон — Это древнее существо, совершенно безобидное. Они почти не прячутся, люди же предпочитают их не замечать. И напрасно. Это хорошие врачеватели и мудрые наставники. Те кому удавалось их случайно и мельком увидеть почему-то называют их ангелами.

— С ума можно сойти! — чуть не заорал Петров — Это же…?

— Да, это он — пробурчал Дракон — Прикинулся для вида бомжом, не особенно маскируясь. Люди избегают даже смотреть на такое, а потом не могут понять, почему неожиданно лишились сил.

Петров очень быстро понял принцип. Смотреть лучше всего рассеянным взлядом или мельком. Помогал взгляд через тень. Иногда — быстрое моргание. Людей вокруг оказывается было не так уж и много. Но множество тех, кто маскировался под людей. Было непонятно зачем нужен этот странный маскарад. Настоящие люди выглядели как отмороженные, двигались они медленно, часто замирали на месте. Скоро Петров понял, что не было никакой маскировки. Это его воображение и его ум пытались свести увиденное к известному. Человеку вбивают в голову с детства, что он единственно возможное разумное существо. Он венец мироздания, и все вокруг призвано служить ему. Поэтому человек просто не в состоянии понять, что он всего лишь один из возможных вариантов, часто далеко не самый удачный.

Дама с красными волосами подошла ко входу в закрытую аптеку и замерла. Петров уставился под ноги и через голубоватую тень посмотрел на существо. У него был один глаз, вместо второго глаза было что-то живое и словно бы кипящее. Рот нарисован криво. Вместо носа болталось что-то растрепанное и невнятное. У существа не было ни лица, ни головы, но оно легко маскировалось за копной кудрявых волос.

Женщина у банкомата закончила упражнения с наличностью и окликнула Петрова. Он отвлекся лишь на короткое мгновение, а когда оглянулся, то увидел лишь спину входившей в закрытую дверь. На снегу четко отпечатались следы лап с тремя пальцами. Петров попытался открыть дверь. Она бы надежно закрыта. Он обернулся к банкомату, там никого не было.

Петров не только не опоздал, но пришел с запасом времени. И еще долго боялся смотреть на свое отражение, опасаясь увидеть там не то к чему привык за годы.