Неточные совпадения
Он справился
о здоровье Веры Павловны — «я здорова»; он сказал, что очень рад, и навел речь на то, что здоровьем надобно пользоваться, — «конечно, надобно», а по мнению Марьи Алексевны, «и молодостью также»; он совершенно с этим согласен, и
думает, что хорошо было бы воспользоваться нынешним вечером для поездки за город: день морозный,
дорога чудесная.
— А! — сказал Левин, более слушая звук ее голоса, чем слова, которые она говорила, всё время
думая о дороге, которая шла теперь лесом, и обходя те места, где бы она могла неверно ступить.
«А мне пусть их все передерутся, — думал Хлобуев, выходя. — Афанасий Васильевич не глуп. Он дал мне это порученье, верно, обдумавши. Исполнить его — вот и все». Он стал
думать о дороге, в то время, когда Муразов все еще повторял в себе: «Презагадочный для меня человек Павел Иванович Чичиков! Ведь если бы с этакой волей и настойчивостью да на доброе дело!»
Теперь я сижу, залечиваю ногу. Без этого нельзя
думать о дороге. Без сомнения, прежде зимы нельзя будет ехать. Я не разделяю твоих страхов, но хочу без раны пуститься, иначе придется с рожей на ноге и с лихорадкой сидеть где-нибудь на станции.
Неточные совпадения
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё
о том же. «Что им за делo!»
подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть
дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
Всю
дорогу он не
думал больше
о том, что ему делать.
Вронский теперь забыл всё, что он
думал дорогой о тяжести и трудности своего положения.
И, так просто и легко разрешив, благодаря городским условиям, затруднение, которое в деревне потребовало бы столько личного труда и внимания, Левин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика, сел и поехал на Никитскую.
Дорогой он уже не
думал о деньгах, а размышлял
о том, как он познакомится с петербургским ученым, занимающимся социологией, и будет говорить с ним
о своей книге.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить
думать о ней. Воспоминания
о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так
дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.