Неточные совпадения
Нервная и нравная лошаденка, не привыкшая к такому крутому обращению, с места взяла в карьер и понеслась вперед с быстротою ветра. От быстрого прыжка Юрик едва усидел в седле. Фуражка упала с его головы, правая нога
выпустила стремя, и он несся, как стрела, выронив
поводья из рук и вцепившись руками в гриву лошади.
— Ступай, черт, на все четыре стороны! — проговорил он сквозь зубы и,
выпустив повод Малек-Аделя, с размаху ударил его по плечу прикладом пистолета. Малек-Адель немедленно повернулся назад, выкарабкался вон из оврага… и побежал. Но недолго слышался стук его копыт. Поднявшийся ветер мешал и застилал все звуки.
На двор выбежал Шарап, вскидываясь на дыбы, подбрасывая деда; огонь ударил в его большие глаза, они красно сверкнули; лошадь захрапела, уперлась передними ногами; дедушка
выпустил повод из рук и отпрыгнул, крикнув:
Борисов плавал мастерски, лошадь моя от него не отставала, и, не
выпуская повода из рук, он скоро выплыл на мелкое место и благополучно вывел на берег моего коня, но Евсеич, не умевший хорошо плавать, едва не утонул и насилу выбился на берег.
Там я была сама себе госпожа.
Выпустив поводья и вцепившись в черную гриву моего вороного, я изредка покрикивала: «Айда, Шалый, айда! [Айда — вперед на языке горцев.]» — и он несся, как вихрь, не обращая внимания на препятствия, встречающиеся на дороге. Он скакал тем бешеным галопом, от которого захватывает дух и сердце бьется в груди, как подстреленная птичка.
Неточные совпадения
«Пропущенные строфы подавали неоднократно
повод к порицанию и насмешкам (впрочем, весьма справедливым и остроумным). Автор чистосердечно признается, что он
выпустил из своего романа целую главу, в коей описано было путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную главу точками или цифром; но во избежание соблазна решился он лучше выставить вместо девятого нумера осьмой над последней главою Евгения Онегина и пожертвовать одною из окончательных строф:
У Лиодора мелькнула мысль: пусть Храпун утешит старичонку. Он молча передал ему
повод и сделал знак Никите
выпустить чумбур. Все разом бросились в стороны. Посреди двора остались лошадь и бродяга. Старик отпустил
повод, смело подошел к лошади, потрепал ее по шее, растянул душивший ее чумбур, еще раз потрепал и спокойно пошел вперед, а лошадь покорно пошла за ним, точно за настоящим хозяином. Подведя успокоенного Храпуна к террасе, бродяга проговорил:
С того дня у нас возникла молчаливая, злая война: он старался будто нечаянно толкнуть меня, задеть вожжами,
выпускал моих птиц, однажды стравил их кошке и по всякому
поводу жаловался на меня деду, всегда привирая, а мне всё чаще казалось, что он такой же мальчишка, как я, только наряжен стариком.
— Да бахаревские, бахаревские, чтой-то вы словно не видите, я барышень к тетеньке из Москвы везу, а вы не пускаете. Стой, Никитушка, тут, я сейчас сама к Агнии Николаевне доступлю. — Старуха стала спускать ноги из тарантаса и, почуяв землю, заколтыхала к кельям. Никитушка остановился, монастырский сторож не
выпускал из руки
поводьев пристяжного коня, а монашка опять всунулась в тарантас.
Покуда Евсеич вел моего коня, я превозмогал свой страх; но как скоро он
выпустил узду — я совершенно растерялся;
поводья выпали у меня из рук, и никем не управляемая моя лошадка побежала рысью к конюшне.