Неточные совпадения
Нет, со священниками (да и с академиками!) у меня никогда не вышло. С православными священниками, золотыми и серебряными, холодными как
лед распятия — наконец подносимого к губам. Первый такой страх был к своему родному дедушке, отцову отцу, шуйскому протоиерею о. Владимиру Цветаеву (по учебнику Священной истории которого, кстати, учился Бальмонт) — очень старому уже старику, с
белой бородой немножко веером и стоячей, в коробочке, куклой в руках — в которые я так и не пошла.
Звон серебра сливался со звоном кадила,
лед его с
льдом парчи и распятия, облако ладана с облаком внутреннего недомогания, и все это тяжело ползло к потолку
белой, с изморозными обоями, залы, на непонятно-жутких повелительных возгласах...
Ничего, ничего, кроме самой мертвой, холодной как
лед и
белой как снег скуки, я за все мое младенчество в церкви не ощутила. Ничего, кроме тоскливого желания: когда же кончится? и безнадежного сознания: никогда. Это было еще хуже симфонических концертов в Большом зале Консерватории.
«Я вижу Толедо, я вижу Мадрид», — пробует декламировать Боб, простирая руки к взморью, которое кажется отсюда какой-то зачарованной, таинственной белой пустыней под
белыми льдами.
Неточные совпадения
Налево от двери стояли ширмы, за ширмами — кровать, столик, шкафчик, уставленный лекарствами, и большое кресло, на котором дремал доктор; подле кровати стояла молодая, очень белокурая, замечательной красоты девушка, в
белом утреннем капоте, и, немного засучив рукава, прикладывала
лед к голове maman, которую не было видно в эту минуту.
В тот год зима запоздала, лишь во второй половине ноября сухой, свирепый ветер сковал реку сизым
льдом и расцарапал не одетую снегом землю глубокими трещинами. В побледневшем, вымороженном небе
белое солнце торопливо описывало короткую кривую, и казалось, что именно от этого обесцвеченного солнца на землю льется безжалостный холод.
Его обогнал жандарм, но он и черная тень его — все было сказочно, так же, как деревья, вылепленные из снега, луна, величиною в чайное блюдечко, большая звезда около нее и синеватое, точно
лед, небо — высоко над
белыми холмами, над красным пятном костра в селе у церкви; не верилось, что там живут бунтовщики.
На Неве было холоднее, чем на улицах, бестолково метался ветер, сдирал снег, обнажая синеватые лысины
льда, окутывал ноги
белым дымом. Шли быстро, почти бегом, один из рабочих невнятно ворчал, коротконогий, оглянувшись на него раза два, произнес строго, храбрым голосом:
Марина встретила его, как всегда, спокойно и доброжелательно. Она что-то писала, сидя за столом, перед нею стоял стеклянный кувшин с жидкостью мутно-желтого цвета и со
льдом. В простом платье,
белом, из батиста, она казалась не такой рослой и пышной.