«Зима,
крестьянин торжествуя» на второй странице городских училищ Пушкина я средне-любила, любила (раз стихи!), но по-домашнему, как Августу Ивановну, когда не грозится уехать в Ригу.
«В тулупе, в красном кушачке» — это Андрюша, а «
крестьянин торжествуя» — это дворник, а дровни — это дрова, а мать — наша мать, когда мы, поджидая няню на прогулку к Памятник-Пушкину, едим снег или лижем лед.
И, помимо высказанного, «Зима,
крестьянин торжествуя», под видом стихов были басни, которые, под видом стихов — проза и которые я в каждой новой хрестоматии неизменно читала — последними.
Сейчас же скажу: «Зима,
крестьянин торжествуя» были — идиллия, то есть та самая счастливая любовь, ни смысла, ни цели, ни наполнения которой я так никогда и не поняла.
Неточные совпадения
Зима!..
Крестьянин,
торжествуя, // На дровнях обновляет путь; // Его лошадка, снег почуя, // Плетется рысью как-нибудь; // Бразды пушистые взрывая, // Летит кибитка удалая; // Ямщик сидит на облучке // В тулупе, в красном кушаке. // Вот бегает дворовый мальчик, // В салазки жучку посадив, // Себя в коня преобразив; // Шалун уж заморозил пальчик: // Ему и больно и смешно, // А мать грозит ему в окно…
— «Вы заметили, какие у него глаза? — говорит она. — Он, разумеется, тоже
крестьянин и, может быть, сняв мундир, тоже будет социалистом, как все у нас. И вот, люди с такими глазами хотят завоевать весь мир, перестроить всю жизнь, изгнать нас, уничтожить, всё для того, чтобы
торжествовала какая-то слепая, скучная справедливость!»
— Берегитесь пробуждения, оно будет ужасно, — сказал Пржшедиловский, — по моему разумению — эмансипация
крестьян, напротив, отвратила от России многие бедствия. Думаю, эта же эмансипация в западных и юго-западных губерниях нагонит черные тучи на дело польское и станет твердым оплотом тех, от кого они ее получили. Вина поляков в том, что паны до сих пор помышляли только о себе, а хлопы считались у них быдлом. Силен и
торжествует только тот народ, где человечество получило свои законные права.