Неточные совпадения
Г-жа Простакова (Тришке).
А ты, скот, подойди поближе.
Не говорила ль я тебе, воровская харя, чтоб ты кафтан пустил шире. Дитя, первое, растет; другое, дитя и без узкого кафтана деликатного сложения. Скажи, болван, чем ты оправдаешься?
Скотинин. Кого? За что? В день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить наказание до завтрева;
а завтра, коль изволишь, я и сам охотно помогу.
Не будь я Тарас Скотинин, если у меня
не всякая вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою. Да за что ж ты так прогневалась?
Митрофан.
А я, дядюшка, почти и вовсе
не ужинал.
Скотинин. Ну, Митрофанушка, ты, я вижу, матушкин сынок,
а не батюшкин!
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь;
а как несколько уже лет
не было о нем ни слуху, ни вести, то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Скотинин.
А движимое хотя и выдвинуто, я
не челобитчик. Хлопотать я
не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали, я ни на кого
не бил челом,
а всякий убыток, чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.
Г-жа Простакова. Хотя бы ты нас поучил, братец батюшка;
а мы никак
не умеем. С тех пор как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего уже содрать
не можем. Такая беда!
Скотинин. И
не деревеньки,
а то, что в деревеньках-то ее водится и до чего моя смертная охота.
Скотинин. Люблю свиней, сестрица,
а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни одной, котора, став на задни ноги,
не была бы выше каждого из нас целой головою.
Г-жа Простакова.
Не умирал!
А разве ему и умереть нельзя? Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный; он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить. Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй,
не очень веселись: дядюшка твой, конечно,
не воскресал.
Г-жа Простакова. Прочтите его сами! Нет, сударыня, я, благодаря Бога,
не так воспитана. Я могу письма получать,
а читать их всегда велю другому. (К мужу.) Читай.
Скотинин. Хорошо, государь мой!
А как по фамилии, я
не дослышал.
Скотинин.
А смею ли спросить, государь мой, — имени и отчества
не знаю, — в деревеньках ваших водятся ли свинки?
Скотинин.
А на что? Да хоть пять лет читай, лучше десяти тысяч
не дочитаешь.
Имею повеление объехать здешний округ;
а притом, из собственного подвига сердца моего,
не оставляю замечать тех злонравных невежд, которые, имея над людьми своими полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно.
Милон.
А! теперь я вижу мою погибель. Соперник мой счастлив! Я
не отрицаю в нем всех достоинств. Он, может быть, разумен, просвещен, любезен; но чтоб мог со мною сравниться в моей к тебе любви, чтоб…
Софья. Всех и вообразить
не можешь. Он хотя и шестнадцати лет,
а достиг уже до последней степени своего совершенства и дале
не пойдет.
Правдин. Как дале
не пойдет, сударыня? Он доучивает Часослов;
а там, думать надобно, примутся и за Псалтырь.
Скотинин. Я никуда
не шел,
а брожу, задумавшись. У меня такой обычай, как что заберу в голову, то из нее гвоздем
не выколотишь. У меня, слышь ты, что вошло в ум, тут и засело. О том вся и дума, то только и вижу во сне, как наяву,
а наяву, как во сне.
Еремеевна(заслоня Митрофана, остервенясь и подняв кулаки). Издохну на месте,
а дитя
не выдам. Сунься, сударь, только изволь сунуться. Я те бельмы-то выцарапаю.
Правдин.
А кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку.
А, сверх того, от многих слышал об нем то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его
не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
Правдин (к Кутейкину).
А ты, господин Кутейкин,
не из ученых ли?
Еремеевна. Все дядюшка напугал. Чуть было в волоски ему
не вцепился.
А ни за что… ни про что…
Г-жа Простакова (дрожа). Ну…
а ты, бестия, остолбенела,
а ты
не впилась братцу в харю,
а ты
не раздернула ему рыла по уши…
Г-жа Простакова. Все вы, бестии, усердны на одних словах,
а не на деле…
Еремеевна(заплакав). Я
не усердна вам, матушка! Уж как больше служить,
не знаешь… рада бы
не токмо что… живота
не жалеешь…
а все
не угодно.
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою,
а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь
не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится.
Не век тебе, моему другу,
не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь
не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Еремеевна(в слезах). Нелегкая меня
не приберет! Сорок лет служу,
а милость все та же…
Стародум. Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему,
а я
не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты,
а не вы. Тогда
не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие
не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…
Вдруг мой граф сильно наморщился и, обняв меня, сухо: «Счастливый тебе путь, — сказал мне, —
а я ласкаюсь, что батюшка
не захочет со мною расстаться».
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи имел я отличать себя. Раны мои доказывают, что я их и
не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином,
а обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
Стародум. Надлежало образумиться.
Не умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность
не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый человек ревнует к делам,
а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются,
а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
Стародум. В одном только: когда он внутренне удостоверен, что служба его отечеству прямой пользы
не приносит!
А! тогда поди.
Стародум. Любопытна. Первое показалось мне странно, что в этой стороне по большой прямой дороге никто почти
не ездит,
а все объезжают крюком, надеясь доехать поскорее.
Стародум.
А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться
не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах,
не поднимает уже никогда того, кто на земи.
Стародум. Тут
не самолюбие,
а, так называть, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся; об одном настоящем часе суетятся. Ты
не поверишь. Я видел тут множество людей, которым во все случаи их жизни ни разу на мысль
не приходили ни предки, ни потомки.
Стародум. О! те
не оставляют двора для того, что они двору полезны,
а прочие для того, что двор им полезен. Я
не был в числе первых и
не хотел быть в числе последних.
Правдин. С вашими правилами людей
не отпускать от двора,
а ко двору призывать надобно.
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости,
а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но
не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в ту землю, где достают деньги,
не променивая их на совесть, без подлой выслуги,
не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия
не знает,
а платит одни труды верно и щедро.
Стародум. Богату!
А кто богат? Да ведаешь ли ты, что для прихотей одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй природе, никогда
не будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат
не будешь.
Стародум. Детям? Оставлять богатство детям? В голове нет. Умны будут — без него обойдутся;
а глупому сыну
не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг! Наличные деньги —
не наличные достоинства. Золотой болван — все болван.
Стародум. Почтение! Одно почтение должно быть лестно человеку — душевное;
а душевного почтения достоин только тот, кто в чинах
не по деньгам,
а в знати
не по чинам.
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера;
а кабы
не он, то б ты от меня
не заслонился. За сына вступлюсь.
Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и
не смешно.
Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо к кому, неведомо кто.
Скотинин. Право!
А я чем
не племянник? Ай, сестра!
Г-жа Простакова. Родной, батюшка. Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой неделе с колокольни свалились;
а достальные сами
не стояли, батюшка.
Жених хоть кому,
а все-таки учители ходят, часа
не теряет, и теперь двое в сенях дожидаются.
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое дитя хвалить дурно,
а куда
не бессчастна будет та, которую приведет Бог быть его женою.
Цыфиркин.
А наш брат и век так живет. Дела
не делай, от дела
не бегай. Вот беда нашему брату, как кормят плохо, как сегодни к здешнему обеду провианту
не стало…
Цыфиркин. Теперь, правда,
не за что,
а кабы ты, барин, что-нибудь у меня перенял,
не грех бы тогда было и еще прибавить десять.